Доктор Хаус - Виагра для дракона

     Настроение это не замедлило вытолкнуть меня из меня, - некоторое время мой Дубль-Дракон болтался за левым плечом плотского тела, с нескрываемым удовольствием наслаждаясь редкими мгновениями свободы.

     А Реальгар-Дубль[120], надо сказать, не только ростом метра на два повыше Человеко-Платона. Он, зарраза, и смотрит на все происходящее абсолютно холодно и совершенно отстраненно, воспринимая обычное мое Я, как нечто совершенно незначительное. Жизнь в условиях раздвоения личности тяжела, это вам скажет любой психиатр, но есть в ней и своя прелесть, - подробности может поведать только ее испытавший. То есть, только такой «законченный псих», как я.

    Вот с каким настроением окунулся Платон-Реальгар в сиреневые полутени между кустов малинника, окаймлявших дорожку, ведущую от Кешиного дома к станции Никольское. И, редкий случай, обе его (мои) части взирали на мир с одинаковым чувством.

   А мир этот гудел от возбуждения, жизнь вокруг жаждала продолжения, совокуплялись все, от мотыльков и позабывших в запале охоту на них лягушек, до двуногих безволосых приматов, вообразивших себя вершиной эволюции.

   Дубль мог видеть это брачное исступление, охватившее природу, как полотнища сиренево-лиловой светимости, стелившиеся в полуметре над Землей. Светимость источаемая «брачующимися» привлекала его, как кота валерьяна. Не то, чтобы мой Дракон мог питаться похотью, - нет, пища демона-убийцы это излучения страха и боли, а лучше, - агонии жертв. Сиреневые облака не были для Демона пищей, но «пахли» так восхитительно-маняще. Тигр и корова любуются цветущим полем, но совсем по-разному…

    Мое же недосверхчеловеческое плотское тело буквально пьянело от звуков и запахов в изобилии проникавших через четырехметровые ограды особняков «новодачников», незаметно вытеснивших в последние годы старенькие щитовые хибары садоводческих товариществ.

   Гортанные, ломающиеся от избытка гормонов голоса подростков, перемежаемые пьяными выкриками и женским смехом, свидетельствующие о том, что праздник в разгаре, отзывались во мне волнами жара. Жар этот заставлял тело двигаться быстрее, и я невольно перешел на бег, ускоряя свое движение все больше.

   Дубль с радостью включился в знакомую игру «обгони ветер». И вот уже рассекаемый воздух загудел в ушах, плотной подушкой навалившись на грудь, кусты и заборы на периферии слились в серые полотнища, а поле зрения сузилось до черно-белого туннеля. Тоннель этот затягивал меня, превращая бег в подобие скольжения.

    Внутри тоннеля зрение стало предельно четким, я мог разглядеть  в подробностях все особенности рельефа и мелкие песчинки  дороги на моем пути, отследить полет каждого мотылька, а, при желании, и поймать его на лету.

   Я видением выбирал насыщенный  энергией объект[121] в желаемом направлении и позволял интересу дубля перенести меня. Затем, не мешкая, переключал фокус внимания с виденья на зрение, чтобы не затеряться в фантастическом мире, погружение в который мое плотское тело переносило без тяжких последствий (а Вы пробовали блевать и гадить на бегу?!) считанные мгновения.

В таком «туннельном беге-видении» таилась еще одна опасность, уже не раз приводившая меня к слишком близкому знакомству с жесткими реалиями мира. Чтобы бег не закончился падением «мордой в грунт», приходилось следить за тем, чтобы видение «не залипало» на интересных камешках и «местах силы», перетекая с одного «пункта притяжения» к другому, как струя масла, по меткому сравнению Иннокентия Леонидовича.

     Я и так неплох в беге, но этот метод позволял развивать поистине невозможные для плотского тела скорости. Точнее даже не  скорости дело, само пространство-время сминалось, как жеванная бумага, позволяя «прокалывать» в себе ходы. То есть, можно и не бегать, а тихонечко так, даже с ленцой прогуливаясь, преодолевать почти мгновенно огромные расстояния.

     Для стороннего наблюдателя такой путешественник выглядит неторопливо идущим, а его и бегом не догнать… Тот же Кеша, по отзывам друзей, в один день был замечен в Москве и Байкальске. Жаль только, что мне редко когда удавалось удерживать в фокусе внимания объекты на удалении более 5-6метров, но надежды я не терял, тренируясь при каждом удобном случае.

   Как всегда внезапно передо мной открылась наполненная черным металлом и раздражающим зеленым светом высоковольтных токопроводов  траншея железной дороги. И снова я (точнее мой дубль-пофигист) совершил привычную ошибку. Не желая признавать свою слабость, рванул напрямки, попытавшись одним прыжком пересечь пути.

  Ну, подумаешь, каких-то двадцать два метра в длину и 6.70  высоту (я специально замерял на досуге)! Надо сказать, раньше мне это не удавалось, а сейчас почти вышло… Это почти ознаменовалось яркой вспышкой и снопом искр из задетых ногой проводов, а так же дольно жесткой посадкой  в кустах на другом склоне траншеи оглушенного разрядом тела.

   От удара  оба моих Я резко состыковались в единое целое, что вызвало еще одну вспышку. На сей раз, искры сыпались у меня из глаз. Рот наполнился кровью, перед глазами плавали фиолетово-красные пятна,  ушах звенело и ревело, а нос разъедал запах горелой резины, обильно источаемый тлеющей подошвой ботинка.

    Все органы чувств, за исключением осязания, оказались полностью блокированы. Чтобы восстановить слух, координацию движений и дыхание мне понадобилось около минуты, а увидеть мир обычным образом я смог и того позже.

    Хорошо еще не напоролся на что-нибудь острое, - утешая себя этой мыслью, я затушил обувь о мокрую траву, как мог тщательно очистил налипшую на одежду грязь и листья, и, уже не спеша, направился в сторону Носовихинского шоссе. Печалило мнея одно: - только что я полностью потерял над собой контроль, забылся и позволил себе поддаться Дублю.

   Будь Яцек неподалеку, это означало бы верную смерть, причем для всех, включая идиота-дракона. Демон-Реальгар, при всей его мощи и самомнении, держится на плаву только благодаря человеку-Платону. Конец Платону – Реальгар со свистом ухнет домой в Ад.

   Да что там Яцек, пока «Великий Прыгун Реальгар» валялся в канаве, беспомощный и слепой, как крот под прожектором на ледовом катке, его бы спокойно схарчила и рядовая бомже-нежить. Ошеломленный этим открытием я остановил свое движение в круге света, отбрасываемого ртутной лампой уличного фонаря.

    Следуя противному скрипу светильника, раскачиваемому неизвестно от куда взявшимся ветром, яркое световое пятно двигалось, периодически выхватывая из тьмы куски пространства. Гротескно изгибались резкие тени, будто танцуя странный и буйный танец в полном молчании, что, в контрасте с застывшими пятнами сиреневой черноты среди зелени кустов, окружающих пустынный перекресток, и странно притихшими звуками, делало обстановку несколько зловещей.