Владимир Казангап - Итихаса. Священные горы. Книга 1

Солнце уже коснулось на западе кромки гор, когда над высоким обрывом реки Катын была вырыта двадцать одна могила. В двадцать из них на дно постелили хворост, а сверху уложили тела погибших разбойников со скрещёнными на груди руками. В последнюю яму спрятали все арчимаки с золотом и серебром. Тараган, достав из своей сумки несколько кожаных мешочков, приступил к процедуре похорон, бросая в каждую могилу щепотку измельчённой травы, обмахивая погибших горящим пучком можжевельника и произнося длинные молитвы. Затем он поднялся чуть выше по склону, сел на землю лицом к реке, скрестив под собой ноги, и неожиданно замер. Казалось, он окаменел, и ничто не сможет вывести его из этого состояния. Разбойники быстро отошли от места погребения, с благоговением глядя на человека, отправляющего их товарищей в далёкий путь. Путь через тёмные и страшные Бездны Нави. Путь, про который из смертных никто ничего не знает. И поэтому мало кто из жрецов мог совершать такой обряд погребения. Обычно все ограничивались молитвами и благовониями из смол деревьев. Многие разбойники первые раз в жизни видели такого человека, поэтому все стояли, читая молитвы, пока Тараган не поднялся на ноги.

Он кивнул, и воин с факелом в руках прошёл вдоль погребальных ям, поджигая хворост. Тем временем готовилась тризна – заключительная часть погребального обряда. Без тризны не проводить умерших. Надо пожелать погибшим в следующей жизни богатства и здоровья, простить им обиды и долги, а также попросить у них прощения. На соседней поляне жгли костры, на которых жарилась конина на вертелах (раненых лошадей добивали ударами чеканов и быстро разделывали). Когда на землю спустились сумерки, в небольшую долину, полого спускающуюся к реке, где пылали костры, вновь вернулись тишина и спокойствие. Отдав погибшим последние почести, воины Гурка повалились на траву. Так и спали они, держа в одной руке бронзовую рукоять меча, а в другой – недоеденный кусок мяса. Охрана лагеря разбрелась по своим постам, исчезнув в темноте ночи. Понемногу костры угасли, согревая углями лежащих вповалку воинов. Только в центре лагеря одинокий костёр освещал сидящих вокруг него людей. Его отблески плясали на сустугах и смуглых лицах.

– Атаман, – произнес один из разбойников, – отец родной! Как ты можешь посылать нас в лапы льва!? Нам уже пять лет удаётся у него под носом добывать себе золото на мясо и вино. Конечно, благодаря тебе, в первую очередь. Но то, что ты предлагаешь, это же чистое самоубийство! Самим пойти и сдаться?!

– Это всё равно до поры до времени, – отмахнулся от него Гурк, – нет на земле места, где можно спрятаться от воинов хана. Поэтому я предлагаю вам, братья, послушать уважаемого Тарагана.

Взоры людей обратились к человеку, сидящему слева от атамана с дымящейся трубкой в руках.

– Дисциплине в вашем войске и владению оружием могут позавидовать многие из тех, кому приходится зарабатывать себе на жизнь мечом и чеканом, – сказал Тараган, оглядев людей, которые внимательно смотрели на него, – но грядёт война. И Шонкору, и Карадюрек хану вы сейчас – как кость в горле. И они постараются как можно быстрее избавиться от вас. Перед тем как начать войну. Караваны, доставляющие в войска оружие и продовольствие, будут иметь совсем другую охрану. Остальные сюда не сунутся. Вы останетесь без дела. Грабить пастухов бессмысленно, у них и так всё отберут на нужды войны. Это раз, – старик вновь обвёл всех взглядом.

– Во-вторых, что вы сейчас имеете, кроме мечей и возможности умереть? – спросил Тараган, попыхивая трубкой.

– У нас есть золото и серебро, – пожал плечами один из воинов.

– Ну и что? Его можно только пропить и проесть, – возразил Тараган.

– А что ещё можно делать с серебром и золотом? – скривился в усмешке молодой воин с серебряной серьгой в ухе.

– Например, дом построить, жене бисера и раковин купить на новое платье. Детям сладости на торжище. Скотину. Много чего можно, – заметил Тараган, поднимая брови и пожимая плечами.

– Где же нам дом строить, – ухмыльнулся молодой воин, обводя всех взглядом и приглашая присоединиться к его мнению, – воины Шонкора по всем ущельям рыщут. Воины Чёрной Птицы все долины и все караванные тропы контролируют. Ни клочка земли не осталось.

– Разве что на вершинах снежных гор, – поддакнул ему чернобородый воин в костяном панцире, – или в какой-нибудь пещере.

– А женщины от нас шарахаются. Ни кола, ни двора. Так только, переспать пару раз, да и то в основном за деньги, – добавил рыжебородый воин со шрамом на лице, – кому охота жить в седле?

Разбойники заговорили наперебой, стараясь убедить Тарагана в бессмысленности его речей. Старик поднял руку. Голоса стихли.

– У Тарагана есть земля, – сказал он, глядя прямо перед собой, – много земли. Целое ущелье и большая долина внизу. Трава к концу лета по пояс. Река зимой не промерзает до дна. Вода чистая в родниках. Овцы за лето двойной вес наберут. Леса много. Зверя много. Ловище знатное. Можно всё братство в куньи шубы одеть. И самое главное, туда ведёт всего одна узкая тропинка, которую можно легко контролировать.

Тараган вновь замолчал, попыхивая трубкой. Над костром повисла тишина. Разбойники глядели друг на друга – кто с ухмылкой, а кто – с подозрением.

– Откуда у Тарагана столько земли? – вмешался в разговор Гурк, ковыряя в зубах щепкой. Он с недоверием изучал Тарагана. От его взгляда не ускользнули бы ни одно движение мышц на лице, ни одна искра, мелькнувшая в глазах.

– Тараган давно живёт на этой земле, и у него много заслуг перед народом Шонкора, – старик пристально смотрел в глаза Гурка, – к тому же он названый брат хана.

– И что, Тараган подарит нам эту землю? – осторожно спросил молодой воин.

– Нет, – покрутил головой старик, затем произнёс, улыбаясь лишь уголками рта, – но если братство Гурка назовёт Тарагана и Выпрыгивающего Из Земли братьями, мы будем жить на этой земле на равных.

– Это серьёзно, – произнёс Гурк, продолжая ковырять в зубах и не отрывая от старика пристального взгляда.

Тараган не ответил. Трубка у него погасла. Он подцепил кинжалом уголёк из костра и прикурил от него.

– Тараган всегда много думает, прежде чем говорит, – произнёс он изменившимся голосом. Лицо его оставалось непроницаемым, но Гурк почувствовал, что перегнул палку.

– Уважаемый Тараган думает, что великий Шонкор, да приумножатся его годы и благосостояние его семьи, простит нам всё, что мы творили на его земле? – попытался он оправдаться.

Старик не торопился с ответом. Он сделал несколько затяжек.

– Тараган думает, – начал он, тщательно подбирая слова и делая значительные паузы, – что великий Шонкор забудет все ваши преступления, если братство Гурка поможет ему победить в этой войне.