Наталья Тимошенко - Избранница

– Извинения приняты, – Алекс немного смущенно улыбнулся. Наверное, ему еще никогда не доводилось слышать таких слов от людей. Разве что от Виолетты.

– И ты меня прости, – Виолетта обняла Марту, не обращая внимания на то, что пачкается в ее крови. – Я не должна была говорить тебе всего того, что сказала. Я не думаю так на самом деле и очень тебя люблю.

Марта сдавленно охнула то ли из-за того, что Виолетта задела ее рану, то ли просто от неожиданности. Она неловко похлопала подопечную по спине и мягко отстранила, снова ни на кого не глядя. В такие моменты она чувствовала себя не в своей тарелке.

– Все это прекрасно, – донесся до них голос Забранского, который по-прежнему сидел на полу с закрытыми глазами, и никто не мог точно сказать, когда он пришел в себя. – Но либо одна из вас сейчас обнимет меня… либо проваливайте… Сил нет как хочется сожрать хотя бы одну.

– Я приду, когда тебе станет лучше, – пообещала Марта с едва заметной улыбкой, а потом потянула Виолетту к выходу, на ходу бросив Алексу: – Если будет нужна помощь, зови меня. Что бы ни понадобилось.

– Обязательно, – отозвался тот, открывая им дверь. – Уходите тем же путем, которым я привел вас сюда. Так вы не столкнетесь с охраной, – сказав это, он тщательно запер дверь за ними.

Оказавшись в коридоре, Марта шумно выдохнула.

– Ну и денек.

– Не то слово, – согласилась Виолетта, только сейчас замечая, что вся ее одежда теперь тоже измазана кровью. – Марта, можно задать тебе один вопрос?

– Только на ходу. Надо поторапливаться, а то тут полно родственников твоего жениха.

Не сговариваясь, они стремительно направились в сторону, противоположную главной лестнице.

– Алекс привел меня сюда этим путем, – сообщила Виолетта, добравшись до развилки и, не задумываясь, шагнув в один из темных коридоров.

Марта внимательно поглядывала по сторонам и прислушивалась. Ее Алекс привел в свою комнату этим же путем. По дороге они не встретили ни одной ни живой, ни мертвой души, но она все равно оставалась начеку.

– Раньше мне казалось, что ты Забранского терпеть не можешь, – продолжила Виолетта, когда они оказались на узкой темной лестнице. Для освещения пути пришлось использовать смартфоны. – А теперь все выглядит так, словно между вами какая-то взаимная симпатия.

– О, такое бывает, – Марта безразлично пожала плечами. – Знаешь, сначала кажется, что человек – мудак, а потом вас внезапно что-то связывает – и вот вы уже лучшие друзья.

– И что же вас так внезапно связало? – Виолетта бросила на нее внимательный взгляд, на мгновение останавливаясь.

– П-ф-ф, всего лишь смертельная битва и лучший секс в моей жизни, – будничным тоном сообщила Марта, пытаясь подтолкнуть ее вперед.

– О, – только и сказала Виолетта, не трогаясь с места от изумления. Такого варианта развития событий она не ожидала. – Он же лет на двадцать пять тебя старше, – осторожно заметила она. – И разве с мужчиной его возраста может быть… кхм… лучший секс?

Марта не сдержала улыбку, но вместо ответа схватила Виолетту за руку и потянула за собой.

– Вообще, разговор о сексе с тобой должен был бы провести твой отец, в мои обязанности это не входит, – притворно проворчала она. – Но я тебе потом это как-нибудь объясню.

Виолетта несколько мгновений недоуменно хлопала ресницами, послушно следуя за своим телохранителем, а потом только кивнула.

– Хорошо, – отозвалась она. – Но сначала надо перевязать тебе рану, потому что мне уже пора готовиться к следующему конкурсу.

Пожалуй, стоило признать, что этот раз не шел ни в какое сравнение с инициацией. Возможно, причина была в том, что Франциск всегда тщательно дозировал количество яда, впускаемого в кандидата, чтобы его оказалось достаточно для обращения, но он не причинял лишние мучения, а Бальтазар, наверное, израсходовал на него все свои запасы. Хотя Михал не исключал и того, что в этот раз ему просто было гораздо тяжелее психологически.

На инициацию он согласился добровольно, много лет к ней готовился, прекрасно знал, ради чего он это терпит и успокаивал себя мыслью о том, что приобретет, выдержав эти сутки. Знал он тогда и то, что крови ему взять неоткуда. Его заперли в изолированном помещении, приковали к стене железными цепями, а братья приносили ему только воду. В этот раз мысли о крови Марты не покидали его. Он помнил ее запах, как наяву представлял ее вкус, а стоило ему закрыть глаза – вспоминал и вид. Внутренний голос без конца шептал ему, что он мог попробовать ее кровь и прекратить свои мучения, но сам виноват в том, что не сделал этого. Голод же бесился внутри, как запертый в клетке тигр.

Понимая, что от образа Марты ему все равно не отделаться, Михал пытался заставить Голод вспоминать те ощущения, которые испытывал, оказавшись с ней в одной постели: запах волос, вкус кожи, прикосновение рук, учащенное дыхание у его уха – но это не срабатывало. Все его воспоминания заканчивались тем, что он впивался зубами в пульсирующую жилку на ее шее. Голоду было плевать на лимон и мяту. Он хотел крови.

Не помогали даже молитвы, которые в какой-то момент Михал попытался прочесть по старой памяти. Во время инициации они приносили облегчение. Вера у Волков была так же сильна, как и мышцы. Только в таком случае религиозные атрибуты действовали на вампиров. После их расформирования злость почти вытеснила веру, но молитвы, навсегда запечатленные в памяти, никуда не делись. Он исправно пытался прочесть их сейчас, но быстро сбивался. Голод был сильнее него, сильнее его изрядно пошатнувшейся семь лет назад веры. Казалось, в этот раз он был сильнее даже физической боли. Теперь Михал понимал, почему низших можно только убивать, даже приковывать их бесполезно: чтобы добраться до крови, они, не задумываясь, отгрызают себе руку. И только все его самообладание не позволяло ему поступить подобным образом.

После того, как Алекс ушел присматривать за Виолеттой во время очередного конкурсного испытания, время словно остановилось. До этого вампир хотя бы изредка развлекал его разговорами. Теперь же от мыслей о пульсирующей жилке на шее Марты его ничто не могло отвлечь. Михал хотел ее – его мир сузился только до этого примитивного желания, в котором, к сожалению, не было ничего романтического. Он хотел ее убить.

Прошла целая вечность, прежде чем где-то далеко хлопнула дверь. Михал приоткрыл глаза, сквозь кровавую пелену разглядывая появившегося на пороге ванной Алекса.

– Как ты? – осторожно спросил тот, подходя ближе и опускаясь на пол, чтобы быть с ним на одном уровне. – Я могу тебе чем-то помочь? Хочешь воды или… не знаю…

Михал кивнул. Воды он не хотел, но где-то на окраине сознания возникло воспоминание, что во время инициации она помогала. На какое-то время Голод удавалось притупить, обмануть. Пусть ненадолго, но даже эти минуты без него приносили облегчение.