Елена Климова - Реминискорум. Пиковая дама

Бруно прячет зеркало под подушку. Меня окружает тьма, полная тьма. И все-таки я жива! Ведь я чувствую. Чувствую так остро… Нежность – как он любит меня, чем для меня жертвует. Отчаяние – вдруг он не сможет… вдруг я навеки заперта в зеркале… Ненависть. Ненависть. Ненависть. Если бы я могла жить. Если бы я могла отомстить. Страх – как тут пусто и темно…

Впрочем… Бруно учил, что зазеркалье – это отражение моих мыслей, моих чувств. И что я могу изменять его, как и прежде, когда я была по ту сторону стекла…

Тьма. Полная тьма. Наверное, так же чувствовал себя Господь, когда сотворил мир и жизнь. Господь, который от меня отвернулся. Теперь я сама себе Госпожа.

Закрываю глаза.

В начале сотворил Бог небо и землю.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.

Представляю землю и небеса. Представляю солнце. Нет, не хочу солнца. Лучше ночь. Беззвездная ночь. Город. Я на улице. Невысокие дома. Не помню, как они выглядят. Пусть будут дома в два этажа. Улицы, сходящиеся к городской площади…

Открываю глаза. Вокруг по-прежнему темно, но это уже не та полная, оглушительная, угольно-черная тьма, которая окружала меня раньше. Скорее, серая мгла, размываемая вблизи сиянием голубоватого света, который исходит от моих рук. Справа и слева тянутся вереницы одинаковых двухэтажных домов. Монотонно дует сухой холодный ветер.

Бруно был прав. Я могу управлять этим миром. Я – хозяйка этих мест, полноправная и всесильная. И бесконечно одинокая.

Я могла бы создать солнечный свет, зеленые деревья, которые раньше так радовали меня. Но я не хочу. Не хочу. Два желания, два всепоглощающих желания завладели моей душой. Быть с Бруно. Отомстить им всем. Быть с Бруно. Отомстить…

Я сделаю это. Я буду с Бруно. Я отомщу. Они заплатят. Они все заплатят!

– Дорогая, я дома. Как прошел твой день?

– Скучно и безрадостно. Во сне видела кошмары. Как я бесконечно горю и горю на костре, и никто не приходит на помощь. Огонь, крики, ненависть… Чудовищно. Сотворила театр памяти. Настоящий, он действует. Теперь я ничего и никогда не забуду. Не забуду, кто сотворил это со мной. Ни единого имени…

– Это всего лишь сон, дорогая. Этого больше нет. Это никогда не повторится… А я работал в мастерской. Пока безуспешно, но ничего, ничего… Я справлюсь. Я больше не пытаюсь следовать за древними, комбинируя их замшелые рецепты, как учит Гильдия. Мы пойдем другим путем! Я уверен, если объединить науку и магию, можно многого достичь… Дорогая, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? О чем ты думаешь? Твое лицо такое… печальное…

– Чахну от тоски по тебе, любимый. Ты рядом – и не рядом. Мучительно. А еще… мое сердце рвется на части. Я так хочу отомстить им. Так хочу отомстить! Эта мысль не дает мне покоя, жжет хуже костра. Если бы ты их убил…

– Что? Убил? Кого, зачем?

– Всех, кто повинен в моей смерти. Каждого! Я задушила бы их своими руками, если б могла освободиться! Но я бессильна, а ты – ты… Ты владеешь искусством изготовления ядов… и магией… Сделаешь это для меня?

– Нет. Я не буду убивать. Никого. Я вытащу тебя оттуда рано или поздно, обещаю, но убивать, пачкать руки кровью…

– Даже кровью тех, кто виновен? Тех, кто мучил меня?

– Нет! Даже думать об этом не хочу…

Я слабею. Силы покидают мою душу. Голод… Странный, неутолимый голод… Я творю стулья и столик под белоснежной скатертью, на столике – вино и бокал, вазу с фруктами, рыбу и мясо на широких тарелках… Жадно ем, проливая вино, но еда не насыщает меня, не утоляет голод… Что же делать, чем мне питаться здесь, с другой стороны? У меня не осталось тела, только душа… Чем кормить душу? Кто бы знал ответ.

Капля вина на скатерти – словно кровь.

Отбрасываю бутылку, она разлетается на части. Вино – кровь – повсюду: на стенах, на платье, на губах. Слизываю его. Горечь. Боль.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу! Будь они прокляты за то, что сделали со мной!

Стук и голоса. Голоса снаружи. Подхожу к зеркалу, прислушиваюсь…

– Доброго дня, мастер Бруно. Хотел бы зеркальце купить для Мариэтты. Дочка, шалунья, разбила старое, а вы – лучший зеркальный мастер в округе…

Голос Альфонсо. Предателя Альфонсо.

Мне возмездие и аз воздам, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них.

Он приходил ко мне в мае, весенней ночью, крадучись, тайком, оглядываясь в страхе, что кто-то его увидит. Молил о помощи. Его жена ждала пятого ребенка, а в доме не было лишней лиры. Семья голодала. Я помогла Альфонсо, как и многим другим. Он стал богат. Достаточно богат, чтобы позволить себе новый дом и даже прислугу… И чем он отплатил мне? Первым бросил мне под ноги горящий факел. Убийца. Предатель. Ненавижу!

Когда изострю сверкающий меч Мой, и рука Моя приимет суд, то отмщу врагам Моим и ненавидящим Меня воздам…

– Убей его, Бруно! Убей! – рычу я, припав губами и руками к холодному стеклу. – Убей, не медли! Сделай это для меня!

Зеркальце лежит у Бруно в нагрудном кармане, и он не может не заметить, как из него наружу рвется мой отчаянный крик:

– Убей!

Бруно не слышит. Или делает вид, что не слышит? Ну как же так? Он сейчас уйдет… Уйдет, купив зеркало для своей жены, жены предателя и убийцы…

Ненависть вырывается из меня безжалостной волной. Стекло под руками теплеет, истончается, и моя ладонь… моя ладонь с усилием проходит сквозь него. И вторая.

Я могу выйти. Я чувствую, что могу выйти. Я сама убью предателя, если Бруно не может. Я сделаю это.

С разбегу бросаюсь на зеркало. Оно не бьется, обволакивает меня, как мутная вода, и выпускает наружу – с той стороны.

Вот он. Стоит прямо передо мной, улыбается в пышные усы, разглядывает маленькие ручные зеркальца на своих ладонях. Ладонях, которые держали факел… который поджег мой костер… который убил меня… убил…

Голод. Голод терзает мою душу. Я должна что-то сделать, должна, чтобы выжить…

…Упою стрелы Мои кровью, и меч Мой насытится плотью, кровью убитых и пленных, головами начальников врага.

Убить. Уничтожить.

– Предатель!

Альфонсо видит меня. Бледнеет, роняет зеркальца, крестится, пятится назад. Стекло под ногами брызжет в стороны и похрустывает.