Абрахам Меррит - Корабль Иштар

— Ну, ну, мисс Уолтон! — Голос доктора Консардайна звучал успокаивающе. — С вашим братом теперь все в порядке!

— Довольно, Ева, не суетись. Доктор нашел его; я ведь тебе говорил, что так и будет.

Голос второго человека, сидевшего с девушкой. Примерно моего возраста, исключительно хорошо одет, лицо загорелое и худое, рот и глаза, возможно, говорят о разгульном образе жизни.

— Как вы себя чувствуете, Генри? — спросил он меня и грубовато добавил — Ну и задали вы нам сегодня жару!

— Что за беда, Уолтер, — упрекнула его девушка, — если он в безопасности?

Я развел руки девушки и посмотрел на всех троих. Внешне все выглядело весьма правдоподобно: известный специалист, дорогой и многоопытный, пекущийся о беспокойном пациенте с помутившимся сознанием; привлекательная взволнованная сестра, поглощенная радостью от того, что ее свихнувшийся и сбежавший братец найден; верный друг, возможно, поклонник, слегка выведенный из равновесия, но все же неизменно преданный, довольный тем, что переживания его милой кончились, и готовый ударить меня, если я снова поведу себя нехорошо. Так убедительны они были, что на мгновение я усомнился в собственной личности. На самом ли деле я Джим Киркхем? Может, я только читал о нем? Я содрогнулся от мысли, что возможно я действительно Генри Уолтон, свихнувшийся при катастрофе во Франции.

Со значительным усилием я отверг эту идею. Пара, несомненно, ждала на станции моего появления. Но во имя всех дальновидных дьяволов, как они могли знать, что я появлюсь именно на этой станции и именно в это время?

И тут я вдруг вспомнил одну из странных фраз доктора Консардайна: «Разум, планирующий за них, воля более сильная, чем их воля, способная заставить их выполнять все точно так, как их задумал грандиозный мозг».

Вокруг меня сомкнулась паутина, чьи многочисленные нити держала одна хозяйская рука, и эта рука тащила меня, тащила… непреодолимо… Куда?.. Зачем?

Я повернулся к морякам. Они смотрели на нас с интересом. Лейтенант встал, вот он направился к нам.

— Могу быть вам чем-нибудь полезен, сэр? — спросил он доктора, но глаза его были устремлены на девушку и полны восхищения. И я понял, что не могу рассчитывать на помощь его и его людей. Тем не менее ответил лейтенанту я.

— Можете. Меня зовут Джеймс Киркхем. Я живу в клубе Первооткрывателей. Не думаю, что вы мне поверите, но эти люди похищают меня…

— О, Генри, Генри! — пробормотала девушка и коснулась глаз нелепым маленьким кусочком кружев.

— Все, о чем я прошу, — продолжал я, — позвоните в клуб Первооткрывателей, когда выйдете из поезда. Спросите Лapca Торвальдсена, расскажите ему о том, что видели и передайте, что человек в клубе, называющий себя Джеймсом Киркхемом, самозванец. Сделаете?

— О, доктор Консардайн! — всхлипнула девушка. — О бедный, бедный мой брат!

— Не отойдете ли со мной на минутку, лейтенант? — спросил Консардайн. И сказал, обращаясь к человеку, который назвал девушку Евой — Уолтер, присмотри за Генри…

Он взял лейтенанта за руку, и они прошли вперед по вагону.

— Садитесь, Генри, старина, — предложил Уолтер.

— Пожалуйста, дорогой, — сказала девушка. Держа с обеих сторон за руки, они усадили меня в кресло.

Я не сопротивлялся. Какое-то жесткое удивление, смешанное с восхищением, охватило, меня. Я видел, как лейтенант и доктор о чем-то негромко разговаривают, а остальные моряки слушают их. Я знал, что говорит Консардайн; лицо лейтенанта смягчилось, он и его люди поглядывали на меня с жалостью, а на девушку — с сочувствием. Лейтенант задал какой-то вопрос. Консардайн кивнул в знак согласия и они направились к нам.

— Старина, — успокаивающе заговорил со мной лейтенант, — конечно, я выполню вашу просьбу. Мы выходим у моста и я тут же позвоню. Клуб Первооткрывателей, вы сказали?

Все было бы прекрасно, но я знал, что он думает, будто успокаивает сумасшедшего.

Я устало кивнул.

— Расскажите это своей бабушке. Конечно, вы этого не сделаете. Но если каким-то чудесным образом искорка интеллекта осветит ваш разум сегодня вечером или хотя бы завтра, пожалуйста, позвоните, как я просил.

— О, Генри! Пожалуйста, успокойся! — умоляла его девушка. Она обратила свой взор, красноречиво благодарный, к лейтенанту. — Я уверена, лейтенант выполнит свое обещание.

— Конечно, выполню, — заверил он меня и при этом подмигнул ей.

Я открыто рассмеялся, не смог сдержаться. Ни у одного моряка, офицера или рядового, сердце не устояло бы перед таким взглядом — таким умоляющим, таким благодарным, таким задумчиво-признательным.

— Ну, ладно, лейтенант, — сказал я. — Я вас нисколько не виню. Я сам бился об заклад, что невозможно похитить человека в Нью-Йорке на глазах у полицейских.

Но я проиграл. Потом я готов был спорить, что нельзя похитить в вагоне метро. И опять проиграл. Тем не менее, если вы все-таки будете гадать, сумасшедший я или нет, воспользуйтесь возможностью и позвоните в клуб.

— О, брат! — выдохнула Ева и снова заплакала.

Я сел в кресло, ожидая другой возможности. Девушка держала меня за руку, время от времени поглядывая на лейтенанта. Консардайн сел справа от меня, Уолтер — рядом с Евой.

У Бруклинского моста моряки вышли, неоднократно оглядываясь на нас. Я сардонически отсалютовал лейтенанту; девушка послала ему прекрасную благодарную улыбку.

Если и было нужно еще что-то, чтобы он забыл о моей просьбе, то именно это.

На мосту в вагон вошло много народу. Я с надеждой смотрел на рассаживающихся в креслах пассажиров. Но по мере того, как я разглядывал их лица, надежда гасла. С печалью я понял, что старик Вандербильт ошибался, говоря: «Проклятая толпа». Нужно было сказать: «Тупая толпа».

Здесь была еврейская делегация — полдюжина человек, возвращавшихся домой в Бронкс, запоздавшая стенографистка, которая тут же принялась красить губы, три кроликолицых юных хулигана, итальянка с четырьмя неугомонными детьми, почтенный старый джентльмен, подозрительно глядевший на возню детей, хорошо одетый негр, мужчина средних лет и приятной наружности с женщиной, которая могла бы быть школьной учительницей, две хихикающие девчонки, которые тут же принялись флиртовать с хулиганами, три возможных клерка и примерно с дюжину других неприметных слабоумных. Типичное «население» вагона нью-йоркской подземки. Бросив взгляд направо и налево, я пришел к выводу, что о богатом интеллекте тут говорить не приходится.

Бессмысленно обращаться к этим людям. Мои три охранника намного опережали тут всех в сером веществе и в изобретательстве. Они любую мою попытку сделают неудавшейся. Но все же я должен попытаться, чтобы кто-нибудь позвонил в клуб. У кого-нибудь может взять верх любопытство, и он в конце концов позвонит. Я устремил взгляд на почтенного старого джентльмена — он был похож на человека, который не успокоится, пока не выяснит, в чем дело.