Игорь Николаев - Дети Гамельна

— Что дальше, Гунтер? — сержант Мирослав дождался, пока назойливый трактирщик уберется подальше, унеся за собой шлейф вони подгоревшего масла и прокисшего пива.

— Не знаю, — меланхолично ответил Швальбе и потянулся за кружкой. Ухватил. Грязная ручка вывернулась из ладони и упала вниз, но до пола не долетела…

— Не роняйте, герр капитан! — поймавший протянул сосуд обратно.

— Спасибо, Хуго! — Швальбе кивнул Бывшему. «Бывший» — это прозвище. Кого-то когда-то вдруг осенило, что Хуго Мортнес никогда не был тем, кем хотел казаться в данный час и в данное время. Он всегда был бывшим. Студентом, чернокнижником, пикинером, советником Особой Канцелярии Императора Священной Римской Империи. Даже сумасшедшим немного побыл, больно и страшно обжегшись на последствиях собственной ворожбы. Но каким-то образом сумел вернуться в здравый рассудок и сумасшедшим тоже был — «бывшим».

— Так вот, о чем это я? — вопросил в пространство пьяный уже капитан.

— О будущем, — сержанта Гавела можно было сажать в какой-нибудь мастерской. И чтобы резцы упорных, но не особо умелых учеников резали из мрамора фигуру, олицетворяющую уныние. — О нашем скорбном будущем.

— А его у нас нет! — радостно оповестил всех собравшихся капитан и с энтузиазмом запустил кружкой в стену. Смятая ударом бедняга уныло откатилась обратно, точно под ноги компании. Кто-то поднял кружку, мягкий металл будто сам собой гнулся под сильными пальцами, возвращаясь к исходной форме.

— Нет у нас будущего! — продолжил Швальбе. — И настоящего у нас тоже нет. Вот прошлое… — капитан замолчал, внимательно глядя на свою банду. — Мои поздравления, славные боевые друзья, наш постоянный наниматель, достославный орден Deus Venántium в полной жопе!

Мортенс прошептал что-то в ответ, но поскольку делал он это, не отрываясь от поглощения пива, то получилось неразборчивое бормотание.

— Вот прошлое у нас величественное, заслуженное и достойное песнопений. Так, Бывший? — воззрился на него капитан.

— Ага, — за Мортенса ответил Отто Витман, тот, который спасся от зубов Морского Змея и выжил потом в ледяных водах Немецкого Моря. — Мы достойны песен, чтоб непременно героических. А смысл?

— Нету смысла и не будет. Потому что там, где начинается жизнь — кончается справедливость и наступает полнейшая бессмыслица, — кружку капитану так и не вернули, опасаясь новых безобразий, поэтому Швальбе размахивал в густом воздухе придорожного трактира пустой ладонью. Словно мух отгонял.

— Камараден! — тяжело поднялся со своего места Густав, немолодой уже, но крепкий ландскнехт — «доппельзольднер», тот, что с цепью. — А давайте я зарежу хозяина-кабатчика?

— Эт еще за что ты его резать собрался? — тут же уточнил Мирослав. — Нам еще трупов не хватало. Кто пиво подносить будет?

— А чего он всякую гадость в пиво-то добавляет? — по-детски как-то попытался оправдаться Густав. — Капитан если начал философии разводить, значит все, мухоморов объелся.

— В жизни себе не позволял клиентов травить! — у хорошего трактирщика не только зрение хорошее должно быть, но и слух. Иначе не услышишь за гомоном людским, как сговариваются лихие людишки взять да зарезать кого. Компания в трактире сидела всего одна, поэтому ни одно слово мимо чутких ушей не прошло…

— Клади лупару свою на место, — миролюбиво сказал Швальбе воинственно настроенному хозяину. — Не то в жопу засунем да картечинами всю твою дурь выбьем к чертовой матери. Не видишь — шутим.

— Шутники, мать вашу так… — с философской грустью ответил трактирщик, но ружье, больше похожее на здоровенный пистолет, под стойку убрал. — Не лупара это. Я, чай, не итальяшка, а честный аугсбуржец! Повадились такие… Сидят весь день, пиво пьют. И шутки все шутят и шутят. Под вечер уходят, а потом трупы за околицей что ни день. Горлы, зубьями перехваченные до кости. И виноград давленый кругом.

— Виноград?! — хмель слетел моментально. И со всех сразу.

Трактирщик аж замер на месте, едва не уронив очередной пивной кувшин. С буйной компании в один момент слетели хмель и угрюмое веселье.

— Ну да. Виноград, — непонимающе уточнил трактирщик, на всякий случай отступая подальше за стойку. — Мелкий такой. Черный, кислючий, аж зубы сводит. И где его только среди зимы-то находят?

— Пить, — коротко бросил Швальбе очень спокойным выдержанным голосом, без прежней пьяной расхлябанности.

— Вина, может? — с надеждой спросил трактирщик.

— Воды, — кратко уточнил капитан.

Несмотря на ночную пору, место нашли быстро. Да и как не найти, если во главе короткой процессии на здоровенном норице сидел трактирщик, уже не один десяток раз проклявший свой длинный язык. Мастеру кастрюль и кувшинов было страшно, даже несмотря на пригоршню талеров, коих ему щедро насовали за пазуху, прежде чем посадить на коня и на всякий случай привязать к седлу.

В трактире капитан долго выпытывал подробности, сверля змеиными глазами, вытаскивая на Свет Божий все потаенное из трактирной души. Но хозяину заведения скрывать нечего было. Да и зачем? Ну, сидели тут позавчера рейтары. Числом десятеро. Рожами — разбойники вылитые. Совсем не как Ваши орлы, герр капитан, что Вы, что Вы… Посидели, пять кувшинов пива выдули, да на ночь глядя и выдвинулись. Хотя предупреждали ведь их. Сам лично и предупреждал! А сам откуда знает об опасностях? Так у нас тут каждая собака знает! Опасно в сторону Штутгартского тракта ездить. Особливо, если ночь в лесу Дракенштайна застанет. Почему опасно? Дык потому же, что собак в селе нету, ни одной. Не заживаются, уж с полгода как. Поняли? Поняли, герр капитан, по глазам вижу, что поняли.

Вот… А рейтарам сиднем сидеть осточертело, вот и рванули. То ли заказ их ждал, то ли кто из врагов в тех краях обретался. Да… С утра на них как раз и наткнулись. Все десятеро в лохмотья порваны. И денег ни медяка. А мошна у каждого набита была. Да… Собственными глазами видел. И серебро было, и золото мелькало. Кроме денег? Все на месте, что и удивительно. Для пришлых, вестимо, удивительно. Для нас, местных, — не особо… Лошади разбежались, долго потом ловили.

— Покажешь, — коротко сказал капитан. Трактирщик и оглянуться не успел, как уже качался в седле. А банда на рысях шла к нужному месту…

— Здесь, — сказал проводник.

Мог и промолчать. Красноречивее любых слов все рассказывал снег. Вытоптанный, окровавленный. И хранящий следы россыпи волчьих лап, уходящих в разные стороны от перекрестка.

Несколько солдат спрыгнули на землю. Остальные, перестроившись в круг, ощетинились стволами ружей. Трактирщика сняли с коня и тоже сунули в руки тяжелый рейтарский пистоль. Простояли недолго, с квадранс, не более. Капитан с одним из сержантов на брюхе буквально исползали залитый кровью перекресток, подобрали какие-то неприметные частички, упрятали их подальше, в нагрудные кошели…