Сергей Пономаренко - Ведьмина охота

На допросах подручные графини упоминали молодую женщину в маске — якобы она присутствовала на оргиях. По словам Ульяны, это была Илона, дочь Батори. Мне запомнилась родинка под лопаткой незнакомки в маске, но есть ли она у Илоны, неизвестно. Впрочем, не важно, Илона — дочь графини или нет, хотя в этом я уже не сомневаюсь. Сама ведьма Илона несет смерть, и ее необходимо остановить любым способом.

Если графиня родила в пятнадцать лет, то в 1616 году Илоне исполнился сорок один год, а на вид ей не больше тридцати. Впрочем, многие женщины, если они следят за собой, выглядят гораздо моложе своих лет, и для этого не надо принимать ванны из крови девственниц. Судя по тому, что успела рассказать Ульяна, ее хозяйка Илона вела очень бурную жизнь, богатую не только кровавыми, но и любовными приключениями. И тут мне в голову пришла мысль, которая могла бы объяснить интерес к современному Львову дамы, прибывшей из Средневековья.

Что, если Илона, как и ее мать, родила ребенка и отдала его на воспитание чужим людям? Но наблюдала за тем, как он взрослеет, поскольку находилась поблизости?

Судя по услышанным мной разговорам ее любовника, венгерского дворянина Балинта Другета, он до последнего надеялся, что придет помощь с другой стороны Карпат, от Речи Посполитой, и это указывало на то, что у него там имелись крепкие связи. Именно оттуда пришли отряды наемников, которые помогли Балинту захватить этот замок в 1602 году. Но польский королевич Владислав IV, провозглашенный московскими боярами царем[9], стремясь силой подчинить себе Московское государство, стал собирать наемников для очередного похода. Вот почему Балинту Другету пришлось в одиночку сражаться с небольшим отрядом венгерского короля, он был обречен на поражение.

Думаю, Илона не случайно оказалась в 1616 году на самой окраине Венгерского королевства, будучи любовницей мелкого дворянчика, хотя, со слов Ульяны, одно время была даже фавориткой императора Рудольфа ІІ. Учитывая ее красоту и манеры, это было вполне возможно. Ее интересовал этот край потому, что во Львове учился ее сын. Почему сын? Потому что во Львове ее интересовали архивы иезуитского коллегиума, в то время одного из самых солидных учебных заведений, конкурировавшего с европейскими университетами. Учились там только представители мужского пола. Оказавшись в нашем времени и кое о чем расспросив Тонича, историка по профессии, она захотела узнать о дальнейшей судьбе сына и его потомков. Жаль, что я не смогу последовать примеру Илоны: не знаю, под каким именем был записан ее сын в коллегиуме.

Всматриваюсь в герб Батори: на червленом поле три драконьих зуба. Вспоминается не вызывающий недоумения герб Лянцкоронских с извергающими пламя львиными головами, шлемом рыцаря. Здесь же только три конусообразные полоски, расположенные в виде «вилки», и только из пояснения становится понятно, что это драконьи зубы.

Чтение статей о кровавых злодеяниях графини Батори меня утомило, но напоследок я решила взглянуть на фото зловещего замка Чейт — свидетеля большинства ее злодеяний и места последнего упокоения.

Когда я увидела фотографию, во мне все перевернулось! Именно это фото было на заставке в ноутбуке. Снова взглянув на нее, я убедилась: та же самая фотография! Неужели опять совпадение? Меня охватил страх — подлый, липкий, всепроникающий. Страх, который не отпускает. Пытаюсь подбодрить себя, но не получается.

Признать, что между владельцем ноутбука и кровавой графиней существует связь? Это полное сумасшествие! Похоже, я слишком рано покинула учреждение, где меня лечил хозяин этого ноута!

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я скачиваю старый добрый фильм «Покровские ворота», решив подарить себе два часа хорошего настроения. Остроумный Костик, интеллигентный и беззащитный Хоботов, энергичная и предприимчивая Маргарита, обаятельный алкоголик Велюров становятся моими спутниками в иллюзорном мире кино.

За окном темно, свет я не включаю, чтобы не привлечь внимание соседей. Окна закрыты ролетами, но не знаю, насколько плотно они прилегают. Мне остается одно — лечь спать.

Пусть простит меня Мартин, но я, не раздеваясь, ложусь прямо на покрывало. И сразу возникает предчувствие опасности. Сон не идет ко мне, а тишина пугает. Если бы за окном слышались гудки автомобилей и людской гомон, мне было бы спокойнее. Привычные городские звуки лишь подчеркивают тишину, оттеняют ее. А здесь ни звука, словно на кладбище.

Возвращаюсь к любимому занятию — считаю баранов. Без особого труда наделяю их лицом Степана. В бараньем обличье он более симпатичен, но сон все равно не приходит, хотя я насчитала уже более двухсот этих животных. Надоело!

Бархатная тишина в чужом доме обманчива и коварна, здесь можно не услышать крадущихся шагов убийцы, и ощущение безопасности обманчиво. Неизвестный противник страшен своей непредсказуемостью, он может нанести удар, когда ты его не ждешь. Какой тут сон?!

Вдруг я проваливаюсь в разверзшуюся подо мной пустоту. «Только не это! Я не хочу оставлять беззащитным свое тело!» Но анкх безучастен к моей мольбе, он в очередной раз отправляет меня в прошлое. Тошноту во время падения сменяет эйфория от чувства полета. Я снова в чужом времени! Зачем мне это?!

Моросит мелкий дождик. По тропинке, тянущейся по крутому склону холма, движутся гуськом трое мужчин в котелках, костюмах и странных плащах. Идущий посредине мужчина с седоватыми висками и маленькими усиками с закрученными тонкими кончиками держится так властно, что становится понятно: он здесь главный. Судя по покрою их одежды, я попала в середину или в конец XIX века. Вид этих господ никак не вяжется с этой местностью, где нет даже признаков жилья. Судя по сосредоточенности их лиц, они не на прогулке и явились сюда с определенной целью. Тропинка ныряет в овраг, и странная группа спускается на самое его дно. Властный господин поскальзывается на размокшей глинистой почве и чуть не падает, но идущий сзади, сам рискуя упасть, подскакивает к нему и помогает удержаться на ногах.

— Черт побери, нам еще долго идти, господин комиссар? — негодующе восклицает властный господин, с брезгливостью рассматривая запачканные глиной туфли.

— Господин судебный следователь, мы уже почти на месте. Осталось всего ничего.

— Ваше «ничего» мне может стоить простуды и испорченной обуви!

— Прошу простить меня, но не я выбирал место преступления, господин судебный следователь. И это господин прокурор настоял на том, чтобы вы незамедлительно отправились сюда и начали расследование, — почтительно, но и с чувством собственного достоинства произносит комиссар. — А карета, как вы могли убедиться, здесь не пройдет.