Клайв Баркер - Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд
На всех этих снимках были мертвецы — мертвые дети, совсем маленькие и постарше. Они лежали или сидели, а их лица и тела были покрыты глубокими порезами и ранами. У некоторых внутренности вывалились наружу, а все вокруг залито чем-то темным.
На трех или четырех снимках он увидел и орудие, нанесшее эти жуткие раны: тесак.
Тесак вонзился в лицо женщине, почти до рукоятки. Он же торчал из ноги мужчины и валялся на полу кухни рядом с зарубленным младенцем.
Микки-Маус собирал фотографии мертвецов и тесаков, и Ставу это показалось странным.
Мысль эта промелькнула за мгновение до того, как нос и легкие заполнил знакомый запах хлороформа. Он снова погрузился в забытье.
Воняло застарелой мочой и свежей блевотиной. Блевотина была его собственная, она покрывала весь перед рубашки. Он попытался подняться, но ноги подкосились. Было холодно, а в горле нестерпимо жгло.
Он услышал шаги. Кажется, Микки-Маус возвращается. Быть может, теперь он отведет Стива домой?
— Вставай, сынок.
Нет, это не Микки-Маус. Это полицейский.
— Что ты здесь делаешь? Вставай, я говорю, поднимайся.
Хватаясь за обшарпанную кирпичную стену, Стив кое-как поднялся на ноги. Полисмен осветил его карманным фонариком.
— Господи боже, — проговорил он, с гадливостью оглядев Стива. — Ну и видок у тебя… Ты где живешь?
Стив покачал головой, потупив глаза и глядя на свою заблеванную рубашку, как провинившийся школьник.
— Как тебя зовут?
Он не помнил.
— Эй, парень, кто ты такой, я спрашиваю?!
Он старался вспомнить. Если бы полисмен так не кричал.
— Ну же, возьми себя в руки!
Легко сказать… Стивен почувствовал, как по щекам потекли слезы.
— Домой, — пробормотал он.
На самом деле больше всего хотел он умереть. Лечь прямо здесь и умереть.
Полицейский потряс его за плечи:
— Ты обкололся или что? — Он повернул Стива к свету уличного фонаря, вглядываясь ему в лицо. — Идти-то можешь?
— Мама, — сказал Стивен. — Хочу к маме.
Настроение полисмена резко изменилось. Этот маленький ублюдок с красными глазами и заблеванной рубашкой его достал. Много денег, много наркотиков, никакой дисциплины.
«Мама» стала последней каплей. Полицейский нанес Стиву точный короткий удар под дых. Стив сложился пополам и взвыл.
— Заткнись, сынок.
Он схватил Стива за волосы и подтянул его лицо ближе к своему.
— Хочешь совсем пропасть, да?
— Нет. Нет.
Стив ничего не понимал, он просто не хотел сердить полицейского.
— Прошу вас, — со слезами сказал он, — отведите меня домой. Пожалуйста.
Этого полицейский не ожидал: как правило, наглые юнцы пытаются качать права и оказывают сопротивление. Обычно приходится учить их, чтобы уважали представителя закона. А этот плакал. Может, парень слабоумный? А он его ударил и таскал за волосы. Проклятье. Полицейский почувствовал себя ответственным за Стива. Взяв юношу под локоть, он повел его к машине:
— Давай, сынок, садись.
— Отвезите меня, пожалуйста…
— Я отвезу тебя домой, сынок. Я отвезу тебя домой.
В приюте для бездомных тщательно обследовали его одежду на предмет чего-нибудь, что помогло бы удостоверить личность, однако ничего не нашли. Затем осмотрели его самого, в особенности волосы — нет ли вшей. После чего полицейский отбыл. Стивен почувствовал облегчение: страж порядка ему не нравился.
Служащие приюта говорили о нем так, будто его нет в комнате: как он молод, как он выглядит, во что одет, какие у него могут быть умственные сдвиги. Ему дали тарелку супа и отвели в душ. Минут десять он простоял под холодной струей воды, потом вытерся грязным полотенцем Ему выдали бритву, однако бриться он не стал: забыл, как это делается.
Стиву принесли старую одежду, которая ему понравилась. Люди здесь, похоже, были неплохие, хотя и обсуждали его, словно он отсутствовал. Один — дородный мужчина с седеющей бородой — даже улыбнулся юноше, как улыбаются собаке или несмышленому ребенку.
Старая одежда оказалась странной. Одно велико, другое мало, к тому же все разных цветов: желтые носки, грязно-белая рубашка, огромные полосатые брюки, свитер с растянутым горлом и тяжелые ботинки. Стивен натянул на себя две фуфайки и две пары носков. Несколько слоев хлопка и шерсти на теле придавали ему больше уверенности.
Затем он остался один, сжимая в кулаке билетик с номером его койки. Спальни были еще заперты, но Стив терпеливо ждал, в отличие от других обитателей ночлежки, собравшихся в коридоре. Их было много, и все они галдели, кричали друг на друга, переругивались и даже иногда плевались. Стивен испугался. Ему хотелось поскорее рухнуть в постель и уснуть.
В одиннадцать спальни наконец открыли, и бродяги ринулись занимать койки. Стив очутился в просторном, плохо освещенном помещении, где пахло дезинфекцией и несвежим бельем.
Стараясь избегать товарищей по несчастью, Стив добрел до железной койки с одним тонким одеялом и без сил свалился на постель. Люди вокруг него переговаривались, кашляли, что-то бормотали себе под нос, всхлипывали, а один молился перед сном, уставившись в потолок. Стив решил, что это правильно, и вспомнил свою детскую молитву.
— Милостивый Иисусе, кроткий и всепрощающий, обрати взор Свой на дитя малое, сжалься надо мною и возьми меня к Себе…
После этого Стивен успокоился и заснул крепким, глубоким, исцеляющим сном.
Куэйд сидел в темноте. Его снова охватил страх — сильнее прежнего. Тело его оцепенело, он не мог подняться и включить свет. Вдруг на сей раз ужас станет реальностью? Вдруг там, за закрытой дверью, стоит и ухмыляется человек с тесаком? Ухмыляется безумной усмешкой, танцует дьявольский танец на верху лестницы — точно так ясе ухмыляется и танцует, как в кошмарах Куэйда.
Ни звука… Лестница не скрипела под тяжестью шагов, во тьме не раздавался дьявольский хохот. Это не он. Куэйд доживет до утра.
Куэйд немного расслабился, встал и щелкнул выключателем. В комнате и в самом деле никого не было. Тишина царила в доме. Он распахнул дверь и выглянул на лестницу: разумеется, там тоже пусто.
Стив проснулся от крика. Было темно. Он не имел ни малейшего понятия, сколько времени проспал, однако тело его больше не ныло, запястья и щиколотки не болели. Он присел, облокотился о подушку и осмотрелся. Чей крик разбудил его? А, вот оно что: через четыре койки от него дрались двое бродяг. Глядя на них, Стив чуть не рассмеялся. Они дрались как женщины — хватали друг друга за волосы и старались расцарапать лицо противника ногтями. В лунном свете кровь на их руках и лицах казалась черной. Тот, что постарше, вопил: «Не пойду на Финчли-роуд, не заставишь! Я на тебя не работаю! Не смей меня бить, в гробу я тебя видал!»
