Наталья Калинина - Загадка старого альбома

Она заберет его из больницы. Найдет самый хороший детский санаторий на море и уедет туда с сыном на целое лето. А осенью привезет окрепшего, загорелого, наевшего щеки Мишку обратно в Москву и предъявит матери и врачам: вот вам, мол, «неутешительные прогнозы» и «родовое проклятие». Образ Мишки-крепыша, нарисовавшийся в воображении, вытеснял реально увиденную картину и наполнял такой уверенностью, что Диана всерьез стала сомневаться: а существует ли на самом деле это пресловутое проклятие? Может, это мамины и бабушкины выдумки? Диану вдруг озарило, что одно из мощных орудий, которое поможет ей преодолеть прабабкино «проклятие», – непоколебимая уверенность в том, что все будет хорошо. Целых три поколения женщин прожили, всерьез веря в существование проклятия, покоряясь ему, позволяя ему разрушить свои жизни и смиряясь с этим. Диана станет той, кто избавит их род от этого гнета. Она уже бросила прабабке и ее «пророчеству» вызов, родив не дочь, а сына. Единственного мужчину, который вошел в их семью и задержался там.

– О чем ты думаешь? – подозрительно спросила мама, заметив, что на губах дочери блуждает улыбка.

– О том, мама, что я не собираюсь сдаваться и выйду из схватки победительницей.

– Из какой схватки? О чем ты, Диана?..

– Просто мысли вслух. Я с тобой поговорить хотела не только о Мише, но еще и об этом... Тебе не знакомы эти люди?

Диана извлекла из сумочки два снимка и протянула их матери. Та с любопытством взяла их, но один сразу отложила и отрицательно покачала головой. А вот во второй, в тот, на котором была изображена группка девушек, всматривалась долго.

– Откуда у тебя это?.. – спросила мама, встревоженно глядя на дочь и легонько тряся снимком. – Откуда у тебя фотография Вали Тоновой?

...Диана вернулась домой взбудораженная. История, рассказанная мамой, показалась ей интересной. А вот окажется ли она важной – будет видно потом. Входя в лифт, Диана все еще пребывала в задумчивости и случайно нажала вместо кнопки своего этажа кнопку с номером «пять». Она заметила ошибку, только когда приехала на этаж, на котором проживала Алевтина. «Ладно, зайду к Але, расскажу ей о снимке», – решила Диана, выходя из лифта. Но о своем намерении забыла, увидев, что дверь в квартиру, в которой проживал старик Павел Иванович, открывает незнакомая женщина.

– Простите... – окликнула Диана незнакомку.

Та оглянулась и вопросительно посмотрела на девушку. Это была женщина лет за сорок, одетая в простое темное платье, с ненакрашенным уставшим лицом, полная, невысокая, самая что ни на есть обычная.

– Я... Я хотела бы спросить у вас, не знаете ли вы, где находится Павел Иванович?

– Павел Иванович?.. – глухо переспросила женщина и, глядя на Диану глазами с красными прожилками на белках, с дрожью в голосе ответила: – Нет его. Я его дочь. Папе стало плохо с сердцем, отвезли в больницу, а там он на следующий день умер.

– Когда? – только и смогла произнести Диана онемевшими губами.

Женщина вздохнула и после затяжной паузы сказала:

– В следующие выходные сорок дней будет.

Бьющее в глаза солнце неприлично заигрывало с ним и, как цыганка, сулило обманные блага – скорое лето, жару, отпуск, оранжевое настроение. Только Илья, подслеповато щурясь, солнцу не верил и на заигрывания не поддавался. До лета еще не так близко. К тому же в Москве, хотя и ждут лета, как дорогого гостя, не надеются увидеть его в календарные сроки. Оно, как настоящий VIP-гость, всегда неприлично опаздывает. Жара тоже длится недолго, но если наступает, то в местном климате трансформируется в адское пекло, пережить пребывание в котором в условиях раскаленных тротуаров, бесконечных пробок, тяжелого от выхлопных газов воздуха удается каким-то чудом. Отпуск... Это еще спорный вопрос. Отпуск бы Илью порадовал, если бы Илья гарантированно получил его в то время, когда захотел, и если бы провел так, как ему хотелось, а не так, как диктовали обстоятельства, капризная подруга и прочее, прочее... Оранжевого настроения не было и в помине. На душе – черным-черно, как в южную ночь. И причина была ясна. И оттого, что Илья знал эту причину, ему становилось еще хуже.

Варвара.

Неужели судьба, создав хитрую комбинацию в виде этой истории с загадочными пятнами, на самом деле подталкивала его к тому, чтобы он разыскал Варю? Разыскал. И что? Лишь убедился в том, что Варвара для него навсегда останется той женщиной, рядом с которой сбивается с ритма сердце. Женщиной, которую можно пытаться забыть, и даже убедить себя в том, что так и есть, но ненадолго. Женщина, за которую у него всегда будет болеть душа.

Недосказанность не дает полностью успокоиться. Невысказанные слова, незаданные вопросы спеклись в один маленький твердый камешек с острыми краями, который застрял где-то в глубинах души и дает о себе знать, задевая и царапая острыми гранями. В его отношениях с Варей не было законченности, они прервались внезапно, словно песня, оборванная на середине куплета. Не было концовки, как в книге, в которой вырваны последние страницы. Может быть, ему удалось бы забыть Варвару, если бы отношения оборвались не так резко. Что же тогда произошло? Почему Варя сделала такой выбор? Ведь ничто, ничто не предвещало подобного финала. Ничего вообще не предвещало финала в их отношениях. Илья копался в своих воспоминаниях, препарируя их с одержимостью маньяка, но все никак не мог выудить из них ту оплошность, которую совершил, ту неосторожно оброненную фразу, которая стала роковой для их с Варькой отношений. Да и нужно ли теперь знать, что произошло тогда? Прошлое не вернуть, не исправить, не переписать по своему желанию. Варвара сделала свой выбор, о причинах которого предпочла умолчать.

Он будет ездить к ней в больницу, привозить ей цветы, пирожные, подарки, лекарства – все, что ей нужно. И Варя, может быть, даже обрадуется этим визитам. Но потом... Потом она холодно ответит ему, что ей очень жаль, но им не надо бы так часто встречаться, потому что... У этих «потому что» может быть много причин: ее муж или любимый мужчина, ее сын.

Илья вел машину рассеянно, все еще переваривая ту новость, что у Варвары есть сын. Шахов специально задержался в палате, чтобы «случайно» увидеть этого мальчика. Илья-младший оказался худощавым пареньком со слишком серьезным для своего возраста взглядом, с Варькиными синими глазами и топорщащимся, как у воробышка, темным вихром. Мальчишка вежливо поздоровался с Ильей, метнул на него любопытный и оценивающий взгляд и присел рядом с кроватью. Его разговор с Варей, так же как и взгляд, оказался слишком серьезен для семилетнего мальчика. Илья-маленький был напуган, но прятал свой страх очень умело. Он что-то ласково говорил матери, утешая, хотя на самом деле нужно было уговаривать и утешать его. Но он рассказывал о школьных делах так буднично, словно ничего не произошло. И Илья чувствовал, что ребенок говорит так не потому, что не понимает, что с матерью случилось несчастье, а потому, что твердо знает: она переживает за него. Своими рассказами малыш давал понять, что «держится мужчиной». «Держаться мужчиной» – это была его фраза, прозвучавшая с трогательной серьезностью и некой торжественностью в ответ на полный беспокойства вопрос матери.