Александр Варго - Льдинка
– Я не могу. Я должен, – ответил Артур со страдальческим видом, но уже как-то нерешительно.
– Если ты пойдешь, мне придется стрелять, – продолжал Дильс, в его глазах показались слезы. – Я не хочу этого делать. Ты мне как сын, но вы все слышали, что сказала Злата. Мы были ослами, что не слушались ее.
Артур медленно повернулся к ним и вдруг, упав на колени, разразился рыданиями. Потом он ушел в палатку, подавленный и с потемневшим лицом.
После долгой паузы Дильс спросил:
– Ты знаешь, что с ней случилось?
Тима покачал головой.
– Это было в Краснодаре, рядом с Адыгеей. Они пошли в поход, – начал Дильс. – Несколько ребят и девчонок. Из женатых были только Артур и Катя. С ними была младшая сестра Кати – Галя, ей на тот момент было около пятнадцати. Они разбили палатку, разожгли костер, в общем, веселились, как обычная молодежь. Потом Артур из-за чего-то поссорился с Катей, обиделся на нее и пошел к станции. Катя осталась. А вечером к ним заявились местные горбоносые джигиты, человек шесть. Слово за слово, начали приставать к девчонкам. Парни попытались вступиться, но те достали ножи, и они притихли. Дело зашло слишком далеко, один схватил за волосы Галю, она закричала. И тогда Катя приняла решение. Она предложила себя, взамен требуя с тех слово, что они никого не тронут. Адыги согласились.
– И что? – спросил Тима, пытаясь представить себе эту дикую картину.
– А то, что ее около часа трахали все шестеро по очереди, некоторые по нескольку раз. А парни, которые были с девчонками, сбились в кучку, как стайка обосравшихся щенков, и поскуливали от страха. Но слово свое адыгейцы сдержали и после этого ушли. К тому времени Артур, будто чувствуя что-то, побежал назад, но было поздно. Все находились в тихом шоке. Катю доставили в больницу. Она сдала анализы, и оказалось, что те подонки наградили ее целым букетом: хламидиоз, триппер и еще куча всего. Они были на грани развода, хотя Катя ни в чем не обвиняла Артура. Просто стечение обстоятельств. Очень жаль, что потом она умерла. Что-то с сердцем, у нее это наследственное.
– А этих… нашли? – не поднимая головы, спросил Тима.
Дильс посмотрел в сторону палатки, где скрылся Артур.
– Нашли, но все получили условные сроки. Потом, правда, Артур поймал одного из них, и если бы не вмешались посторонние, он бы убил его. Он здорово покалечил его, и ту сволочь увезли на «Скорой». К счастью, они не стали подавать заявление, но Артуру все равно пришлось какое-то время скрываться. Так, чтобы впредь не было недомолвок. Катя мертва, и я сам лично видел гроб, – сказал он, еще раз бросив взгляд в сторону палатки, куда ушел Артур.
Ближе к вечеру Тима решил сходить к паутине. Он взял свечки (батареек от фонаря почти не осталось, и их берегли пуще глаза) и отправился в тоннель.
Увиденное ужаснуло и обрадовало одновременно. Ужаснуло то, что осталось от Аммонита. Груда костей, странно белевшая в темноте, ребра были похожи на зубья громадного гребня. И ветхие лоскуты, все, что осталось от его одежды. Зато Тима явно видел, как потускнели нити паутины. Ацетоновый запах исчез, а сами нити стали намного тоньше. Тима медленно коснулся свечкой нити. К его неописуемой радости, никакого зловещего шипения не последовало, но на свечке остался неглубокий след, как если бы он прислонил ее к горячей печке. В любом случае эффект все равно уже не тот, что был раньше.
Шальная мысль пронеслась в голове, а может, действительно пронесет?! Еще три дня, всего каких-то жалких три дня, семьдесят два часа…
Он не бежал обратно, а буквально летел. Правда, радость была омрачена другим. Яна, Антон… Он уже не тешил себя иллюзиями и догадывался, что Антон, один из лучших его друзей, по всей видимости, останется здесь. Ему было невыносимо тяжело думать об этом, но он привык реально смотреть на вещи. Сегодня Антон признался ему (он с трудом понял его, так как зубов у его друга почти не осталось, а рот втянулся внутрь, образовав жуткие морщины, молодой старичок, прошу любить и жаловать), что он уже не может самостоятельно передвигаться. В туалет он ходил исключительно ночью, и то на четвереньках, но сейчас Тима даже думать не хотел об этом… Лишь бы продержаться… лишь бы…
Прошел еще один день. Злате становилось хуже. Тима не верил в высокую температуру и простуду. Оставалось напрячь воображение и представить, какая участь ей уготована, но Дильс и слышать ни о чем не желает. Тима его понимал. Не хочется думать, что твоя жена медленно угасает, а ты ничего не можешь с этим поделать, только в тупом бессилии наблюдаешь за ее страданиями.
Тух-Тух с ними больше не разговаривал. Он перевязал себе ногу, вытащил спальный мешок наружу и спал там. И при этом он постоянно чесался. Тима не знал, какая напасть свалилась на него, да и не очень-то хотел знать. Может, он завшивел (хотя откуда тут вши?) или это просто от грязи.
Тима потерял счет времени – у них у всех вдруг, как по команде, встали часы. Это было хуже всего, но Тима все равно периодически проверял паутину. Она продолжала тускнеть, но все еще обжигала.
Артур вроде успокоился насчет пещеры. Только иногда его лицо становилось таким странным и загадочным, будто он только что узнал какой-то страшный секрет, но даже под пытками не будет с кем-либо делиться им.
Топливо закончилось. Печки стояли ледяные и с укором смотрели на суетящихся людей, которые постепенно замерзали. Тиме вдруг пришло в голову, что, наверное, через пятьсот лет какая-нибудь экспедиция обнаружит здесь их замороженные тела. Ха-ха.
Антон перестал разговаривать. Не хочет, но Тима подозревал, что, скорее всего, он не может. Однажды, когда он спал с приоткрытым ртом, Тима посмотрел, и его передернуло. У его друга десны были голые и розовые, как у новорожденного. Одна рука вылезла из спальника, и Тима не без содрогания увидел, что она превращается в клешню, пальцев нет, они срослись в какую-то уродливую культю.
Ночью (или днем? он не помнил, часы все равно встали) Тима услышал какой-то шорох. Вылезать было лень, тем более последние дни они все находились в каком-то полусонном состоянии, но любопытство все же оказалось сильнее. Он вышел наружу, щурясь.
Это была Злата. Она брела к выходу, как столетняя старуха, и спотыкалась на каждом шагу.
Тима позвал ее.
– Тима? – прошептала она. Когда она обернулась, он услышал едва различимый хруст.
– Ты куда?
– Ухожу.
Юноша подумал и сказал:
– Ты умрешь.
Она отвернулась.
– Я умерла в тот день, когда позволила Дильсу идти к Белому Савану.
– Куда ты собираешься идти?
Ее рука нырнула за пазуху куртки и вытащила какой-то пакет.
– Музейные экспонаты, – сказала она и закашлялась.
Тима заглянул в пакет. Ему стало жутко и в то же время смешно, но он сдержал смех. Потому что знал, что если он откроет рот, то не засмеется, а начнет визжать и выть как оборотень. Сначала он решил, что в пакете лежит сгнившая груша, только больших размеров. Пригляделся и понял, что ошибся. Женская грудь, сморщенная и почерневшая. Уменьшившийся в размерах сосок напоминал завалившийся за холодильник чернослив. И несколько пальцев – от рук и ног, всего штук семь.
– Вторая тоже отслаивается. И я не чувствую руку, – сказала Злата. – Надо идти, пока ноги работают. Не хочу, чтобы Дильс ходил за мной с совком и веником и подбирал куски тела.
– Он знает?
Она покачала головой, убирая пакет с жутким содержимым. Тиму снова стал разбирать истеричный смех. В самом деле, что может быть забавнее? У Златы отвалилась сиська, вот потеха!
Грань, отделяющая его от безумства, рушилась, как замок из песка, смываемый прибоем.
– Не пускайте Артура в пещеру, – шепнула она. – И еще, Тима. Завтра выход будет свободным.
– Да? – глупо переспросил он, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Перед глазами все еще маячил образ черной груди с усохшим соском.
– И… самое… главное, – она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться к ней. – Вас начали… искать. От нашей базы сюда идет… спасательная экспедиция, чилийцы… тоже забили тревогу. Ждать… осталось недолго. И помни… об Артуре. Он сейчас… опаснее… Тух-Туха.
Внезапно она замолчала, лицо исказилось, как от зубной боли. Словно в трансе Тима видел, как ее язык медленно высовывается изо рта. Господи, разве они бывают такими длинными; но язык все тянулся и тянулся, как жевательная резинка, а он все удивлялся, гадая, когда же он закончится. Наконец он вывалился, как громадная пиявка, и Злата подхватила его беспалой рукой, чуть не выронив, но все-таки удержала и виновато посмотрела на него. Затем побрела к выходу. Как умирающая волчица, в поисках спокойного места для последнего вздоха. В оставшейся руке остатками пальцев она изо всех сил сжимала подарок Аммонита. Маленький изящный хрусталик.
Она давно ушла, а он все стоял и повторял про себя:
«Язык. У нее выпал язык».
Потом его избил Дильс. Он не верил рассказу Тимы и, исступленно крича, лупил его, как боксерскую грушу.
