Арина Рахманина - Темная кровь: Пробуждение

Скорее всего, что они даже не заметят произошедшей со мной перемены. Ну, разве что кожа моя станет бледнее, а глаза — ярче.

На самом деле, нормальный вампир мало отличается от человека.

Мы спокойно переносим солнечный свет. Ночь приятнее, но разница эта не настолько существенна, чтобы быть исключительно ночными созданиями. Хотя, днем наша сила действительно несколько уменьшается. Слышишь все сказанное в радиусе километра, а не двух, чувствуешь запахи не так остро, немного хуже видишь.

Мы спокойно едим человеческую еду, хотя необходимости в ней для нас нет. Нашим тарелкам совсем не обязательно оставаться нетронутыми.

Мы можем спать, как и все люди. Хотя, необходимость в этом также значительно снижена. Обычно, для нормальной жизнедеятельности, вполне хватает отключаться на пару часов в неделю. Однако, спать приятно, потому что мы, подобно людям, видим сны, только они гораздо ярче. Я обычно сплю каждую ночь, часа по три-четыре. Остальное время, остающееся ночью, стала тратить на чтение.

Словом, мне можно было вернуться к родителям, по которым я довольно сильно скучала. Кирилл закончил введение в мое образование тем, что научил охотиться по ночам. Даже самый юный вампир обладает способностью завораживать свою жертву так, что она не сопротивляется, едва лишь ты к ней прикоснешься, либо просто пристально посмотришь в глаза. После этого происходит помутнение рассудка, настолько, что человек не запоминает, что же с ним происходило. После вампирского поцелуя обычно несколько дней кружится голова, потому что утеряно по человеческим меркам много крови. Но после это проходит. Хотя, замечено, что человек, раз укушенный, начинает, спустя какое-то время, сам искать вампиров. Конечно, делается это бессознательно. Тем не менее, такие люди как-то чувствуют нас, а мы как-то чувствуем их, и такая кровь кажется более вкусной.

Я научилась распознавать таких довольно быстро, но все же старалась не поддаваться искушению и обходила их стороной. Если человека кусают несколько раз, он медленно сходит с ума. К чему это? В родном Донецке на без малого миллион жителей приходилось не более дюжины вампиров. Мы спокойно могли питаться, не пересекаясь друг с другом. К тому же, были и такие, кто жил на донорской крови. Не знаю, зачем. Позже мне приходилось ее пробовать, и это даже большая гадость, чем соевое мясо.

Обычно я раза четыре в неделю выходила на вечернюю прогулку, когда уже темнело, подкарауливала какого-нибудь случайно забредшего в темное место человечка и там осторожно прикладывалась к его шее или руке. Полученной крови мне вполне хватало на пару дней.

Возвращаться в обычный мир было странно. Поначалу я льстила себе надеждой, что почти не изменилась. Ну, теперь недолюбливала солнечный свет, и несколько раз в неделю мне нужно было выходить пройтись ночью. Мои движения стали более плавными, глаза — блестящими, начали быстрее расти волосы (как объяснил мне Кирилл, каждое кровевливание в организм ускоряло все происходившие в нем процессы — заживление, омоложение, рост волос и ногтей). Теперь все медосмотры мне нужно было проходить в специальной частной клинике, а наращивание ногтей стало бы большой проблемой, потому что коррекции потребовалось бы делать ну уж слишком часто. Зато сами ногти стали настолько крепкими, что мне пришлось освоить науку затачивания ножниц. Если они были недостаточно острыми, мои вампирские коготки им совершенно не поддавались.

В остальном же, как мне казалось, я осталась все той же. Никаких странностей, которые должны были бы выдать во мне вампира, не наблюдалось. Я не шипела на людей, как кошка, не испытывала непреодолимого желания наброситься на проходящих мимо, если чувствовала по запаху, что где-то на их теле есть царапина, не двигаться слишком быстро тоже было нормальным явлением. Молниеносность всегда была преднамеренной, хотя Кирилл утверждал, что ее также провоцировали сильные эмоции, и за ними необходимо следить. Температура тела была ниже обычной, но, если я регулярно пила кровь, не опускалась ниже 25 градусов по шкале Цельсия, что позволяло скрыть тот факт, что физически мое тело было мертво. Да и самой мне в собственную смерть не верилось. Я ведь двигалась, дышала, когда мне был необходим воздух, чтобы разговаривать, а мое сердце хоть и медленно, но билось.

Мне казалось, ничего существенно не изменится. И только вернувшись, наконец, домой, я поняла, насколько значительными были изменения.

2

Для моего возвращения была изобретена целая легенда. Согласно ей, меня похитили, и я не помнила толком ничего из произошедшего. Следователь, который официально руководил моими поисками, недоверчиво выслушал мой сбивчивый рассказ. Якобы, память стала возвращаться ко мне вскоре после того, как однажды меня обнаружил бредущей по улице в полном дурмане мой бывший студент Кирилл. Он знал, что я пропала без вести — слух об этом ходил по университету — и привез к себе домой. Там, спустя несколько дней, я пришла в себя и вспомнила, где живу.

— У вас на теле нет никаких шрамов? — спросил следователь, очевидно, намекая на то, что у меня могли вырезать почку.

— Нет, совершенно, — отрицательно покачала я головой. — Даже царапин или синяков.

— И ничего странного в самочувствии?

— Ничего.

Он смотрел на мое источавшее невинность бледное лицо и как-то нервно застучал ручкой по столу.

— Кажется, Дарья Александровна, вам очень сильно повезло, — произнес он. — Лично я был уверен, что живой вас уже никто не увидит.

Я пожала плечами, на секунду таки посмотрела в его грязно-зеленые глаза и вновь отвела взгляд к окну. Несмотря на пластиковые рамы, оно выглядело старым и давно немытым.

— Знаете, я сама удивляюсь. Хотя, это все настолько странно… Наверное, мне потом станет интересно, что же произошло. Сейчас я просто еще не понимаю до конца, что в принципе что-то случилось…

Следователь только хмыкнул. Вряд ли он до конца понял мою мысль. Однако ему стало ясно, что я ничем не помогу ему.

— Дело мы, конечно, закрыть не можем, — сказал он. — Вас ведь похитили и насильно удерживали…

Я снова посмотрела на него.

— Понимаю. Очень жаль, что ничем не могу помочь. Я обязательно сообщу, если что-то вспомню из того, что было за эти три месяца.

— Постарайтесь, — кивнул он. — Все, что угодно. Даже мелкие детали. Какие-то люди, места… Все могло бы помочь. У вас есть мой номер телефона?

— Нет. У меня и телефона-то пока нет. Наверное, он остался там…

Я точно знала, что мой телефон Кирилл в тот же день, когда вез меня к себе, разобрал на составляющие и выбросил их по дороге в разных местах. Он же и сказал мне потом, что если хочешь скрыть свое местонахождение, то обязательно нужно вынуть из трубки аккумулятор.