Емельян Аввакумов - Завещание вурдалака

— А потом?

— Потом суп с котом! — неожиданно ответил дед. — Неплохо бы спрыснуть встречу, а? Не каждый день такие бывают!

— Не вопрос, дядя Евсей! Ты мне дорасскажи, а потом уж мы в магазин… Все чин чинарем.

— Ну ладно, верю. Внуку Нюркиному грех не поверить… Что, говоришь, потом было? А потом, Пашка, война началась, — посерьезнел Евсей Ильич. Светлые, выцветшие глаза старика слегка заволокло туманом, чуть дрогнули углы губ, глубже залегли морщины на лбу. — Матвей в сорок первом ушел добровольцем на фронт. А через год пришло на него извещение, мол, пропал без вести, скорее всего, пал смертью храбрых. Выяснять никто не стал, официальных родственников у Матвея не было, а Нюрка — так, ни жена, ни невеста.

Евсей Ильич замолчал и принялся почесывать пятерней под бейсболкой, будто стараясь таким способом пробудить дремавшие много лет воспоминания. Павел не мешал старику. Он отвернулся, обозревая окрестности. Какие-то крупные цветы, похожие на золотые шары, торчали за невысокой оградкой палисадника, возле которого помещалось незатейливое «казино». Что-то едва ощутимо ёкнуло в сердде, словно Павел услышал далекий голос из детства. Он помнил эти цветы — тогда они казались ему чуть ли не размером с солнце, яркие и праздничные, как новогодние игрушки…

— Нюрка очень горевала, — снова заговорил Евсей Ильич. — Черт ее знает, любила она Матвея или нет, может, просто жалела. Она во время войны сестрой милосердия в госпитале работала, здесь, в Глинске. Очень ее дар пригодился. Солдаты на нее прямо молились, и доктор наш Нюрку ценил. Так в госпитале она одного бойца и спасла от верной гибели. Кузьма его звали.

— Мой дед тоже Кузьма был, — вставил Павел.

— О нем и речь. Кузьма безнадежным считался, тяжелая контузия, осколочные ранения. А Нюрка его подняла, можно сказать, со смертного одра, выходила, к жизни вернула. Расписались они. Кузьма на Путейскую переехал. Только недолго они прожили. Скоро он совсем оправился, здоровехонек стал, как и не было ранения вовсе. Пошел, записался снова в армию. «Не могу, — говорит, — в тылу сидеть. Стыдно». Нюрка ни слова ему не сказала, но по тому, как провожала, было видно — не чает снова увидеться. Чувствовала, наверное, что-то… И действительно, за три месяца до победы похоронка пришла. Нюрка тогда беременная ходила. Дочка у нее в мае сорок пятого родилась…

— Это моя мама.

— Ну вот, Пашка, восстановили мы с тобой ход истории! — довольно хлопнул себя по колену Евсей Ильич. — Не зря, стало быть, на выпивку потратиться пришлось?

— Не зря, — заверил его Павел, вкладывая в ладонь старика стольник. — Спасибо.

— То есть, я так понимаю, пить ты не будешь.

— Нет, дядя Евсей.

— Брезгуешь?

— Что вы! Просто сегодня еще много дел. Да и, признаться, пить я не умею…

— Нюрка тоже не умела… — хмыкнул старик, как-то уж слишком самодовольно и подозрительно улыбаясь. Не желая углубляться в причины подобной осведомленности, Павел поднялся.

— Пойду, дядя Евсей.

— Иди, Паш. А насчет того, что после войны тут было… — заметил напоследок, так сказать, в качестве постскриптума Евсей Ильич. — Это тебе надо документы почитать. Старики, которые все помнили, уже поумирали. Я тебе тут не помощник — на отсидке был.

— За что срок-то мотал, дядя Евсей? Пришиб кого?

— Да нет, по торговому делу, — неопределенно ответил старик. — К разговору нашему отношения не имеет… А в документах, я слыхал, много чего любопытного про послевоенную нашу жизнь имеется.

— Темните, дядя Евсей.

— Темню, — буркнул старик. Похоже, ему уже не терпелось закончить разговор и поскорее отправиться в магазин. — Ладно, Паша, бывай. Заходи, ежели что.

— Обязательно, — пообещал Павел и, не оглядываясь, пошел прочь.

Вечер субботы и все воскресенье прошли в неприятной, а главное, неравной борьбе с гигантскими тараканами, прочно оккупировавшими ткачевский люкс. Очевидно, столь престижные апартаменты проезжающие арендовали не часто, и рыжим усатым созданиям не терпелось хоть на ком-то выместить накопившуюся за время вынужденного одиночества злобу. Тараканы поджидали Павла в засаде на краю белой фаянсовой раковины; внимательно, наклонив головы набок, следили за ним с подоконника; трясясь, словно юродивые на паперти, протягивали рыжие усы с журнального столика и длинной вереницей, будто с американских горок, скатывались с железных набалдашников широкой двуспальной кровати. В их поведении прослеживалось что-то исконно русское, настырное и неугомонное, до невозможности изобретательное и вместе с тем бесшабашное. Когда Павел в бешенстве бросался против несметных полчищ со свернутой в трубку прошлогодней газетой «Коммерсантъ», обнаружившейся здесь же, в номере, тараканы умирали, но не сдавались. На место павших тут же вставали другие, еще более отважные и дикие. Ни газета, ни иные спецсредства (подошвы ботинок и даже пластиковая бутылка из-под минеральной воды) не дали положительного результата. В конце концов Павел позорно ретировался с поля битвы, словно Наполеон после сожжения Москвы и отступления по Смоленской дороге, бросив на произвол судьбы остатки армии и военного имущества. Французский император бежал в Париж, Павлу же такая перспектива не светила. Его устремления были много скромнее — стойка администрации на первом этаже.

Вездесущая Раиса Юрьевна только руками развела, когда взбешенный постоялец люкса скатился по лестнице и на повышенных тонах потребовал немедленно и окончательно убрать насекомых из его номера.

— Сожалею, но вы хотите невозможного, — пропела пухленькая администраторша, выходя из-за стойки с лейкой в руках и устремляясь к кадке с пальмой. — У нас всегда тараканы были. Чем только ни травили — толку ноль. Мы их в правом крыле поморим — они в левое перебегут. В левом начнем травить — они снова на прежнем месте. Неуязвимые какие-то. Знаете, я тут намедни в газете прочла, что бывают тараканы-мутанты… Так те величиной чуть ли не с крысу. А эти — так, мелочь.

— Я заплачу, — упавшим голосом предложил Ткачев.

— А что толку? — пожала плечами Раиса Юрьевна. — Ну заплатите. Ну поставлю я вам в номер ловушки. А завтра все равно тараканы от соседей прибегут. Так что не нервничайте, молодой человек, ложитесь спать. Свет не до конца гасите, ночник оставьте. Тараканы только в темноте по лицу ползают, а при свете боятся.

— Вы что, серьезно полагаете, что я смогу спать, когда у меня по лицу кто-то ползает?

— Ну что вам посоветовать… У нас есть расслабляющие процедуры — массаж, сауна, соляная пещера. Посетителей мало, для вас специально организуем. Попробуйте, может, легче к жизни относиться будете.