Наталья Игнатова - Смена климата

«Все знают, как такие как он, развивают свои дайны».

Точно все знают?

Хасан удерживался от того, чтобы посмотреть на Минамото. Все равно по лицу японца не прочитать, о чем он думает. А интересно было бы заглянуть ему в мысли сейчас, когда из мальчика, похожего на фарфоровую куклу, выглянул некто, привыкший отдавать распоряжения, а вовсе не получать их. Ошибся Минамото насчет Занозы, насчет игрушек, насчет того, откуда взялись дайны убеждения.

Но парень действительно хорош в своем деле — тут ошибки нет.

— И еще в наших интересах как можно лучше представлять возможности друг друга. Рейвен выбрал лучших, сейчас это понятно, он напрягся не меньше Эмрила и хочет решить проблему радикально. Но лучших в чем? — глаза у Занозы были подведены черным и, кажется, даже ресницы накрашены. Веский аргумент в пользу предположения Минамото, но с учетом обстоятельств — очевидная маскировочная окраска. — Про тебя я знаю, — он посмотрел на японца, — ты стрелок, охрененный стрелок, каких не бывает. Может, это твои дайны. Уникальные. Может, талант. Я читал про тебя в сказках, ты умел стрелять, еще когда был жив. Со мной тоже ясно — я проимею мозги любому, у кого они есть. И это действует даже на всякую сволочь, вроде крыс, нетопырей и пресмыкающихся. Еще я зашибись умею стрелять, хотя до Ясаки мне далеко и сказок про меня не складывают. А ты? — он вперился взглядом в Хасана, — что в тебе особенного?

— Люди? — предположил Хасан. — Чтобы было понятней, давай посмотрим, кто быстрее соберет сведения о Шеди.

— Пари? — тут же заинтересовался Заноза. Кто же это придумал, что он немец? Внешность нордическая, но поскреби ногтем с любой стороны и обнаружишь чистокровного англосакса. — Ок. Если все разузнаю первым, с тебя только-только раскумарившаяся деваха.

— А если я все узнаю первым, ты ответишь мне на три любых вопроса. Идет?

Хасан получил в ответ улыбку. Широкую и искреннюю.

— Не-а. Нет, чувак, ширева я себе и так достану. А на вопросы я не отвечаю, я их задаю. Так ты хочешь сказать, что у тебя какие-то особенные люди?

— Не такие особенные как Шеди.

— Я понял… да, это может быть правдой. А может не быть, — Заноза встал, закинул на плечо рюкзак с лэптопом и по пути к дверям остановился рядом с сидящим за столом Хасаном. Наклонился, чтоб посмотреть в лицо. — Ты смеешься, — сказал он серьезно. — Где-то там, не в глазах, а за глазами. Ты не скучный. И ты, — он быстро выпрямился, взглянул на Минамото, — ни хрена не скучный. Рейвен не сказал, что я псих? По-любому, не сказал. Я такой умный, что спятил из-за этого. Слишком умный, чтоб остаться в уме. Он ни за что не стал бы со мной связываться, если б не испугался за свою задницу по-настоящему. Выходит, что нам надо найти и обезвредить что-то, с чем не может справиться тийрмастер, его комес, бойцы комеса, и вся королевская рать. Прикольно, да?

Разворот на пятках, хлопнувшие полы кожаного плаща, и Заноза вымелся из кабинета.

— Насчет психа — это правда? — поинтересовался японец после паузы. В голосе его слышался намек на усмешку.

«Смеешься не в глазах, а за глазами». Интересно сформулировано.

— Он наркоман, — Хасан сказал лишь о том, что было очевидно, — они все тронутые.

— А насчет ума?

— Посмотрим.

Глава 2

Не знаю страха и покаянья,

Но на границе чужого сна,

За дверью темной – сокрыто знанье.

Оно способно свести с ума.

Определенно, эта ночь складывалась удачно. Заноза даже успел в метро до закрытия.

Работающая подземка удобнее неработающей тем, что из точки в точку можно доехать, а не идти пешком. И еще одно немаловажное преимущество работающей подземки — многолюдье, в котором легко затеряться. Существование в посмертии, увы, диктовало свои правила, и Заноза куда чаще ходил по тоннелям пешком, избегая встреч с бригадами обходчиков, чем ездил на поезде.

Поговаривали, что из-за плохой вентиляции и сильно загрязненного воздуха одна поездка в вагоне метро приносила столько же вреда, сколько выкуренная сигарета. Стоило бы порадоваться за себя — гулять пешком по хорошо проветриваемым тоннелям всяко полезней, чем вдыхать отраву в вагонах. Но Заноза курил больше, чем дышал. Так что, нет, он не радовался.

И все равно предпочитал «Трубу» всем прочим видам транспорта. Включая автомобиль. Не важно, удавалось ли промчаться из точки в точку на поезде, или приходилось идти пешком. Все равно с поезда лучше сходить за несколько станций до нужной, и углубляться в лабиринт тоннелей Северной линии. В те из них, о существовании которых даже обходчики только догадывались и предпочитали тут же забыть о догадках.

Правильно делали, что забывали. Благодаря плохой памяти и нежеланию говорить о том, о чем говорить не следует, обходчики в метро исчезали реже, чем, например, одинокие припозднившиеся пассажиры. Те-то уж никогда никому ничего не рассказывали. То, что многие тоннели «Трубы», заброшенные пути, законсервированные станции, обитаемы, было секретом Полишинеля. Но о том, что подземелья не ограничиваются этими тоннелями, этими путями и станциями, знали уже немногие. И с тем, что обитало в темноте ниже метро, предпочитали не сталкиваться даже коренные жители подземелий.

Заноза тоже сначала опасался. В самых черных глубинах тийра таились безглазы, существа, чьи предки были людьми, но утратили все человеческое. А это почти то же самое, что одичавшие собаки, которые опаснее любых волков, койотов или гиен. Но он слышал, что по катакомбам безглазов можно прокладывать удобные маршруты в любую точку тийра.

Кто бы устоял перед соблазном?

Ну, хорошо, многие бы устояли. Почти все. Но не упырю же бояться чудовищ. Тем более, людоедов. Кто ж из людоедов польстится на падаль, если метро буквально кишит живыми и вкусными пассажирами?

Он подбадривал себя этими мыслями, когда впервые отправился на разведку в самые глубокие тоннели. И выяснил, что у него хотя бы мысли есть, чтоб приободриться, а у безглазов и того не нашлось. Живущие инстинктами, обонянием и слухом, с разумом искаженным вечной тьмой, с природой, навсегда извращенной людоедством, они боялись его до полусмерти. Боялись мертвеца, явившегося в их темные владения. Прятались от него по норам, затаив дыхание, выдавая себя лишь заполошным биением сердец.

Бедняги. Так же боялись вампиров животные, и Заноза, сначала опасавшийся безглазов, потом слегка брезгующий ими, начал их жалеть, когда понял, что они сродни городскому зверью и птицам, просто кормятся не отбросами с помоек, а людьми.