Элджернон Блэквуд - Безумие Джона Джонса
Фигуры, освещенные собственным тусклым мерцанием, не распространявшимся на тьму вокруг, двигались все быстрее, вскоре Джонс услышал негромкое клацанье цепей и чьи-то мучительные стоны. Послышался звук закрывающейся двери, после чего Джонс видел лишь одну фигуру — обнаженного старика, прикованного цепями к какой-то металлической конструкции на полу. Джонс, не отрываясь, смотрел, и вдруг его память встрепенулась от ужаса — лицо старика и его седая борода показались ему знакомыми, как будто он видел их не далее как вчера.
Другие фигуры исчезли, и старик стал центром кошмарной картины. Медленно, с душераздирающими стонами, по мере того как тлеющие угли разгорались в ровное пламя, старческое тело выгибалось, извиваясь от невыносимой муки, и лишь запястья и щиколотки оставались прикованными к железной раме. Крики и всхлипы заполнили комнату, и у Джонса было ясное ощущение, что эти звуки порождает его горло, что это его запястья и щиколотки скованы раскаленными цепями, что это его спину сжигает огонь…
— Испания! — прошептал голос рядом — Четыре века назад.
— За что? — едва мог вымолвить клерк, покрываясь холодным потом, хотя знал ответ, прозвучавший из тьмы:
— Просто необходимо узнать имя одного из ваших друзей, чтобы предать его смерти.
С негромким треском в стене прямо над пыточной жаровней открылось раздвижное окошко, и, озаренное тем же багряным светом, в нем показалось лицо… Джонс едва сумел подавить вопль, поскольку сразу узнал высокого темного человека из своих снов, который сейчас пожирал взглядом извивающуюся внизу старческую плоть; губы палача двигались, будто что-то говорили, но слов не было слышно.
— Он опять выпытывает то имя, — объяснил Торп, а клерк старался одолеть в себе неистовую ненависть и отвращение, которые то и дело грозили перерасти в крик. Щиколоткам и запястьям его было так больно, что он с трудом мог усидеть на месте, но некая беспощадная сила приковывала его к зрелищу.
Он увидел, как старик, издав яростный вопль, поднял голову и плюнул в лицо мучителю; окошко вновь задвинулось, а минутой позже пламя под несчастным вспыхнуло ярче… Старик выгнулся дугой, запахло паленой плотью, седая борода свернулась кольцом и обуглилась; тело безжизненно упало на раскаленное докрасна железо, но тут же вновь забилось в агонии, крики, ужаснее которых нет в мире, разбились о стены камеры… И опять со скрипом открылось окошко, и в нем показалось страшное лицо палача.
И вновь он спросил имя, и вновь не получил ответа; но на этот раз, после того как задвинулось окно, открылась дверь, и в камеру медленно вошел высокий худой человек с порочным лицом, черты которого были искажены бессильной яростью. В кровавых отсветах пламени палач выглядел как сам князь тьмы. В руке он сжимал острый, раскаленный добела железный прут.
— Теперь убийство! — Шепот Торпа донесся, казалось, откуда-то издалека.
Джонс хорошо знал, что ему предстоит увидеть, по не в состоянии был даже закрыть глаза. До этого все ужасающие физические мужи несчастной жертвы он ощущал так, будто это пытали его; но теперь, глядя немигающими глазами на пытку, он почувствовал и нечто иное, а когда высокий человек неспешно подошел к жаровне и проткнул раскаленным железом сначала один глаз, а затем другой, Джонс услышал слабое шипение, от чудовищной боли глаза его готовы были выпрыгнуть из орбит. И тогда, не в силах более сдерживать себя, он издал пронзительный крик и рванулся вперед, чтобы схватить мучителя и разорвать его в клочья.
Тут же — в мгновение ока — все исчезло, поглощенное ворвавшейся в камеру тьмой, и Джонс почувствовал, что его поднимает какая-то исполинская сила, сравнимая с ураганным ветром, и быстро уносит в пространство…
Очнувшись, он обнаружил, что стоит перед тем же большим мрачным домом и рядом с ним полускрытый мраком Торп. Массивные двери как раз закрывались, но, прежде чем они захлопнулись, ему привиделась стоящая на пороге огромная, завернутая в покрывало фигура с горящими глазами и с чем-то сверкающим в руке — похоже, это был огненный меч…
— Теперь идемте! Скорее! Все кончено, — прошептал Торп.
— Кто тот темный человек?.. — задохнулся, быстро двигаясь вслед за своим спутником, клерк.
— В этой, нынешней жизни он менеджер страховой компании.
— А жертва?
— Вы!
— А друг, имя которого он… Я его так и не выдал?
— Тем другом был я, — ответил Торп, и голос его становился все более похожим на плач ветра. — Вы в мучениях расстались со своей жизнью, чтобы сохранить мою.
— И в этой жизни мы опять все втроем были вместе?
— Да. Такие силы стихают не скоро, и справедливость не восстанавливается до тех пор, пока каждый не пожнет то, что посеял.
У Джонса было странное ощущение, будто он соскальзывает в какое-то иное измерение. Торп перестал казаться реальным, скоро он уже не сможет задавать ему вопросы. Клерк вдруг почувствовал себя совершенно разбитым, силы его были на исходе.
— Скажите скорее, — воскликнул он, — в чем смысл явленного мне видения?! Что я должен делать?
Ветер пронесся по полю и ворвался с завыванием в лес, наполнив его голосами и шелестом призрачных крыл.
— Чтобы послужить правосудию, — ответил Торп, и голос его донесся подобно прилетевшему издалека порыву ветра. — Это бывает доверено тем, кто много страдал, но не сдался. Зло нельзя исправить злом, но вы жили столь достойно, что… — голос был уже едва слышен где-то над головой, — …что вам дозволено либо карать, либо… — Джонс окончательно потерял из виду очертания фигуры Торпа, казалось, он исчез, растворился в лесной чаще. Голос его доносился сквозь кроны деревьев очень слабо и поднимался все выше: —…либо вы возвыситесь до великого всепрощения…
Голос окончательно затих, заглушённый плачем налетевшего из-за леса ветра…
Джонс дрожал, озираясь по сторонам. Наконец он заставил себя встряхнуться и протер глаза. В комнате царила тьма, огонь в камине погас; было холодно, тело затекло. Все еще дрожа, он поднялся из кресла и зажег газ. На улице завывал ветер; взглянув на часы, клерк увидел, что уже очень поздно и пора ложиться спать.
Джонс даже не переоделся: должно быть, заснул, сидя в кресле, сразу, как пришел домой. Он явно не обедал, так как чувствовал сильный голод.
III
На следующий день, а также в течение еще нескольких недель дела в конторе шли по-прежнему. Джонс хорошо выполнял свою работу и внешне вел себя абсолютно корректно. Его больше не тревожили никакие видения, а отношения с менеджером стали даже как будто более ровными и простыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});