Елена Усачева - Проклятие из рук в руки

— Держи его, держи! — завопил Севка, кидаясь на незнакомца.

Но тут распахнулась дверь, и на пороге появилась мама.

— Что у вас происходит? — Мама грозно свела брови.

— Дверь! — взвыл Тараканов.

Но было уже поздно. Сливаясь с темным ковром, неизвестная личность скользнула по полу и утекла в коридор. Севка, конечно, выбежал следом, но неизвестного и след простыл.

— Что это у вас за игры ближе к ночи? — Мама подняла с пола брошенную книгу, прочитала заголовок. — Чем-нибудь более мирным заняться не пробовали?

Она вопросительно посмотрела на тупо хлопающего ресницами Мишку. Тот растопырил пальцы, давая понять, что и сам ничего не понимает, и промолчал.

— Уговорила, — расстроенный Севка вернулся в комнату и опять уселся на кровать. — В следующий раз будем играть в шашки.

— А сейчас во что играли? — спросила мама.

— В шахматы.

Мама обиделась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.

— Чего ты там про историю говорил? — Рыбак озирался, словно впервые видел Севкину комнату. — Мы с тобой занимались, что ли?

— Вот что сила знаний делает! — Севка нервно барабанил пальцами по прикроватной тумбочке. — Один удар книжкой, и все становится на свои места. Да, Кефаль, мы с тобой тут усиленно занимались историей. Уже минут пятнадцать. Зубрили даты Столетней войны.

— Что-то я не помню. — Мишка до красноты потер лоб. — Это что же за война на сто лет? Мировая, что ли?

— Нет, между Англией и Францией. 1337–1453, — машинально бросил Севка. — В учебнике десятый параграф. Читай, потом перескажешь.

Кефаль покорно подошел к столу, нашел учебник истории и зашуршал страницами.

Севка смотрел на сгорбленную спину одноклассника, и его брала злость. Почему это загадочное проклятье селится в такой тщедушной незначительной личности, как двоечник Мишка? Может, из него героя сделать? Тогда будет хоть не так обидно — достойный соперник вещь приятная.

— Кефаль, как ты смотришь на то, чтобы мы из тебя героя сделали?

Мишка вздрогнул и опасливо повел плечами.

— Это как кто? — шепотом спросил он.

— Как Жанна д'Арк. — Севка подошел и хлопнул Мишку по плечу. И только потом заметил, что Рыбак от страха стал зеленого цвета. — Ты что, уже прочитал, что ее сожгли? — Мишка медленно кивнул. — Не бойся, мы из тебя сделаем неубиваемого героя. Терминатора.

— Может, я домой пойду, а? — затянул свою привычную песню Мишка.

Севка вернулся на кровать.

«Рожденный ползать — летать не может», — грустно подумал он.

Они вытянут Мишку на тройки, но до героя ему еще расти и расти. К тому времени загадочное проклятие Севку точно укокошит.

— Слушай, Мишка! — Севка мечтательно откинулся на подушки. — А двойки получать тяжело?

— Смотря какие, — Кефаль с готовностью оторвался от учебника. — Если и так ничего не знаешь, то все равно что получать. А если что-то знаешь, а спрашивают как раз не то, что ты успел в учебнике прочитать, тогда обидно. Еще когда сильно ругают — неприятно. Лучше всего двойки получать по ботанике. Ботаничка сама боится их ставить. Смешно, да?

— Не очень, — вздохнул Севка. — Читай учебник.

Тараканов сильно сомневался, что ему удастся получить стоящую двойку. Так, чтобы оценка была поставлена за дело, а не по большому старанию.

Но он и не подозревал, что «дело» случится с ним совсем скоро.

Урок истории прошел более-менее тихо. Рыбак сопел, пыхтел, шевелил губами, но на часть вопросов ответы написал. Ромашкина довольно кивала головой, гордясь своим подопечным. А потом началась литература, на которой нужно было рассказывать о жизни и творчестве Ломоносова. Вот тут-то Севка и решил начать исполнять свой план. Варвара Виленовна, устав выговаривать троечникам, что знать наизусть Ломоносова должен каждый, вызвала Тараканова — и другим пример, и себе отдых. И получилась удивительная вещь. Со всей этой беготней и изучением трудов по оккультизму, Тараканов даже не открыл учебник. Русичка рассчитывала, что примерный ученик сейчас расскажет что-нибудь необычное. Но Севка на секунду прищурился, восстанавливая в памяти прошлый урок, и, чуть ли не подражая голосу Варвары Виленовны, пересказал его слово в слово.

Учительница скрепя сердце поставила Севке пятерку и вызвала Мишку читать какое-нибудь стихотворение наизусть.

— А за что пятерку? — искренне удивился Тараканов. Будь он на месте учителя, он бы сам себе пару влепил. Чтобы не издевался над тяжелым трудом преподавателя.

— Ты хочешь шестерку? — подняла от журнала утомленные глаза Варвара Виленовна. — А четверку, друг мой, заработать надо.

Грустный Севка вернулся на место и даже пропустил явный триумф Кефали, не только рассказавшего стихотворение, но еще и вспомнившего даты жизни Ломоносова. А также пропустил один нехороший взгляд, устремленный в его сторону.

Валька сияла от счастья. Она даже была готова расцеловать покрасневшего от волнения Мишку. Вокруг храбрых экспериментаторов собралась стайка девчонок, так что к своей парте Севка вернулся не сразу, а когда вернулся, застыл с открытым ртом.

Лежавшая на столе тетрадка по математике была разрисована толстым черным маркером. Среди неразборчивых каракулей виднелось вполне конкретное слово: «УБЬЮ!»

У Севки похолодело в груди, и он быстро оглядел класс. В эту секунду на него никто не смотрел.

Звонок грянул до того неожиданно, что Тараканов вздрогнул.

— Ну-с, что у нас с домашней работой? — Математик довольно потирал руки, прохаживаясь между парт.

Кефаль гордо тянул свою тетрадку.

— А у тебя что? — остановился Сергей Юрьевич напротив Севки. — Забыл?

Тараканов кивнул и стал приподниматься со своего места, чтобы пойти к доске решать домашние примеры.

— Сиди, — махнул рукой математик. — На этот раз я поставлю тебе два, чтобы впредь неповадно было забывать.

И довольный преподаватель пошел к своему столу.

Севка опешил. Это было несправедливо. Это было нечестно. У него все решено, просто он не мог показать учителю тетрадку в таком виде.

В классе повисла тишина. Сергей Юрьевич медленно вел ручкой по списку класса в журнале.

— Тараканов! — вдруг вскрикнул он. От напряжения было слышно, как слегка позвякивают стекла от возбужденного дыхания тридцати человек. — Ты считаешь, что у тебя мало пятерок? — Голос математика звенел от возмущения.

Севка снова стал приподниматься. Сергей Юрьевич услужливо повернул к нему журнал. Напротив его фамилии ровным строем стояли пятерки.

Класс ахнул. Севка быстро оглянулся, надеясь заметить свое проклятие в чьих-нибудь глазах. На него сейчас смотрели все, и у всех на лице читалось злорадство.