Стивен Кинг - Слепой Вилли

Он помнит единственный случай когда он нарушил свое твердое правило — это случилось душным летом 1990 года. «В какую школу ходит ваш сын?», сердито спросила какая‑то женщина. Он не видел ее, тогда было еще около четырех, и он был слеп как крот уже три часа, но он почувствовал злость которую эта женщина выбрасывала из себя, словно клопов из старого матраса. «Скажите в какой школе он учится! Я пошлю ему собачье дерьмо!»

«Не стоит беспокоится», ответил он ей, поворачивая голову на звук ее голоса, «Если у вас есть лишнее собачье дерьмо, то пошлите его Линдону Джонсону. Федеральная почта должно быть доберется и до черта, они доставляют повсюду.»

«Благослови тебя господь, друг!», говорит парень в кашемировом пальто, и голос его дрожит от удивления. Только Слепой Вилли не удивлен. Он все прекрасно слышит, и он рассчитывает что‑то получить. Парень в кашемировом пальто кидает в раскрытый чемодан банкноту. Пятерка. Рабочий день начался.

10:45 утра

Пока неплохо. Он осторожно кладет трость возле чемодана, встает на одно колено, и проведя рукой вперед — назад, хотя видит он еще нормально, собирает банкноты. Он поднимает их — всего четыреста или пятьсот долларов, а в день он имеет три тысячи, что в такое время года маловато, но не так уж и плохо — сворачивает их в трубочку и надевает резинку. Затем нажимает кнопку внутри чемоданчика и двойное дно проваливается, скрывая под собой груду мелочи. Туда же он кладет свернутые банкноты, даже не пытаясь скрыть то чем он занимается и не беспокоясь об этом — за все те годы что он этим занимается его чемодан еще ни разу не украли. Бог помогает бесстрашным засранцам. Он отпускает кнопку и двойное дно возвращается на место. Встает и чувствует как чья‑то рука ложится ему на спину.

«С Рождеством, Вилли!», говорит владелец руки. Слепой Вилли узнает его по запаху одеколона.

«С Рождеством, офицер Вилок!», отвечает Вилли. Его голова наклонена вопросительно, руки по швам, ноги в начищенных до блеска ботинках, расставлены не так широко как в военной позе «вольно», но по — строевому. «Как дела, сэр?»

«Здоров как бык, черт возьми! Ты же меня знаешь, я всегда цвету и пахну!»

Подходит мужчина в распахнутом пальто поверх красного лыжного свитера. У него короткие черные волосы, с сединой на висках. Лицо у него строгое, словно высеченное из камня. Вилли мгновенно узнает такие лица. В руках у мужчины два магазинных пакета — одни из Сакс, другой из Бэлли. Он останавливается и читает табличку.

«Кон Тиен?», вдруг спрашивает он, таким тоном словно знает это место.

«Да, сэр»

«Кто был у вас командиром?»

«Лейтенант Боб Гриссам, с 'а', а не с 'е', и полковник Эндрю Шелф, сэр.»

«Я слышал о Шелфе», произносит мужчина в пальто. Его лицо внезапно меняется. Когда он подходил это был один из прохожих на 5–ой Авеню, но теперь он другой. «Хотя я и не встречался с ним.»

Слепой Вилли не отвечает. Он чувствует запах одеколона Вилока, сильнее чем прежде, так как тот уткнулся ему практически в ухо и дышит словно возбужденный подросток. Вилок никогда не верил ему, и хотя Вилли платит дань за возможность стоять здесь — и довольно внушительную дань — Вилок все же где‑то внутри остается копом и жаждет чтобы Вилли раскололся.

Эта часть Вилока активно старается сделать все, чтобы так и случилось. Но есть одна вещь которую ни один Вилок в мире не может понять — не все то ложь, что выглядит ложью. Иногда все гораздо сложнее чем кажется на первый взгляд. Это еще один урок который он усвоил в Наме, пока тот не стал политической шуточкой и сюжетом для многочисленных сценаристов.

«67 был трудным годом», медленно и тяжело произносит седовласый мужчина. «Я был в Лок Нинх когда войска пытались взять город. Недалеко от границы Бодиан. Вы помните Лок Нинх?»

«О, да, сэр. Я потерял двоих друзей на Тори Хил», отвечает Слепой Вилли.

«Тори Хил», повторяет мужчина в пальто, и в это мгновение словно превращается в тысячелетнего старика, а его красный лыжный свитер непристойно виснет на нем словно на музейной мумии, как если бы малолетние вандалы решили пошутить и набросили на мумию красную тряпку. Его глаза словно устремляются за тысячи миль. И вот он снова возвращается сюда — на эту улицу, где слышен перезвон колоколов и множества колокольчиков. Он ставит свои пакеты между ног в дорогих ботинках, вынимает из внутреннего кармана бумажник из свиной кожи, открывает его и перебирает толстую пачку аккуратно сложенных банкнот.

«Сын в порядке, Тиль?», спрашивает он, «Хорошо учится?»

«Да, сэр.»

«Сколько лет?»

«21, сэр.»

«Дай бог, чтобы он никогда не узнал что такое видеть смерть друзей, и когда в аэропорту о них уже забывают», говорит мужчина в расстегнутом пальто и достает из бумажника банкноту. Слепой Вилли слышит и чувствует как Вилок ахает, и ему не нужно даже смотреть — он знает что это сотня.

«Да, сэр. Дай‑то бог, сэр.»

Мужчина сует банкноту Вилли в руку и удивляется, когда тот отдергивает руку в перчатке так словно на голую руку пролили кипяток. «Положите в чемодан, если не возражаете», говорит Вилли.

Какое‑то время человек в пальто разглядывает его, хмурится, но потом словно понимает в чем дело. Наклоняется и кладет банкноту в чемодан, затем достает из кармана мелочь и сыплет сверху, прямо на лицо Бена Франклина. Когда он выпрямляется его глаза влажны и налиты кровью. «Я могу оставить вам свою визитку?», спрашивает он Вилли, «Я мог бы вам помочь связаться с некоторыми ветеранскими организациями.»

«Спасибо, сэр, конечно могли бы, но со всем уважением вынужден отказать.»

«Во многих побывали?»

«Бывал в некоторых, сэр.»

«Где ваше Управление по делам ветеранов войны?»

«Сан — Франциско, сэр», он колеблется, но продолжает, «'Бордель', сэр.»

Мужчина сердечно смеется, и слезы которые стояли в его глазах текут по щекам. «'Бордель'! Я не слышал этого названия уже 15 лет! Боже! Утки в каждой кровати и голозадые нянечки, да? Из одежды на них только хипповские фенечки!»

«Да, сэр, будто одетые, сэр.»

«Скорее раздетые. С Рождеством, солдат!», мужчина в пальто отдает честь поднимая палец к виску.

«И вас с Рождеством, сэр!»

Мужчина поднимает свои пакеты и уходит, не оборачиваясь. Даже если бы он и обернулся Вилли этого бы уже не увидел — его зрение выключилось и перешло в мир призрачных теней.

«Великолепно», бормочет Вилок. Чувствовать как Вилок дышит в ухо для Вилли было противно — фактически невыносимо — но он не собирается доставлять удовольствие этому копу отодвигаясь хоть на миллиметр. «Старый пердун расплакался. Хотя я уверен ты все сам видел. Ну ты и мастак поболтать, Вилли!»