Стивен Кинг - Куджо

— И ты правда думаешь, что эта поездка что-нибудь решит?

— Может, и нет, — сказал Роджер, — но если мы ее не предпримем, то все пропало. А так, может и удастся что-нибудь спасти. Нужно подумать, — и он вгрызся в свой сэндвич.

— Перерыв в десять дней может нам повредить. Хуже, чем есть, уже не будет.

— Ну, конечно. Только не забывай про Кеннебанк-бич.

— Лиза там управится.

— Лиза вряд ли управится даже у себя дома. Но если и так, нужно срочно запускать новую рекламу «Твоя Любимая Черника». И еще, ты ведь должен встретиться с этим мудаком из Мэнского агентства недвижимости.

— Нет уж, встречайся сам.

— Ладно, встречусь, — сказал сердито Вик. — Я уже у себя в шкафу его воображаю.

— Пускай. Это все ерунда по сравнению с Шарпом. Как ты не понимаешь? Шарп с сыном хотят нас видеть.

От одной мысли о пяти днях в Бостоне и пяти — в Нью-Йорке Вика бросало в холодный пот. Когда-то они с Роджером шесть лет проработали в агентстве Эллисона в Нью-Йорке, но теперь Вик жил в Касл-Роке, а Роджер с Элсией в соседнем Бриджтоне, в пятнадцати милях.

Если бы это зависело от Вика, он бы никогда и не вспомнил о прежней жизни. Никогда раньше он не жил так полнокровно, как здесь, в Мэне. Теперь у него появилось мрачное чувство, что все эти годы Нью-Йорк только и ждал, чтобы, улучив момент, опять заграбастать его в свои объятия. Его самолет мог потерять управление и исчезнуть в огненной вспышке. Или такси, в котором он поедет, врежется в опору моста, складываясь в желтую, сочащуюся кровью, гармошку. Или случайный грабитель сдуру надавит на спуск вместо того, чтобы просто припугнуть. Что угодно. Если он вернется, этот город убьет его.

— Родж, — спросил он, откладывая почти нетронутый сэндвич, — ты думаешь, мир перестанет вертеться, если мы потеряем заказы у Шарпа?

— Мир-то не перестанет, — буркнул Роджер, наливая себе пива, — но я? Мне еще семнадцать лет из двадцати выплачивать рассрочку, и мои двойняшки, уже видят себя в Бриджтонском училище. И у тебя своя рассрочка, свой ребенок, да еще старый «ягуар», на котором ты когда-нибудь свернешь себе шею.

— Да, но производство…

— Подавится твое производство! — рявкнул Роджер, стукнув стаканом о стол.

Компания из четырех человек, сидящая за соседним столом, даже зааплодировала.

Роджер с признательностью помахал им и опять повернулся к Вику.

— Ты отлично понимаешь, что, потеряв заказы Шарпа, мы пойдем ко дну и не булькнем. С другой стороны, если в следующие два года нам что-нибудь достанется, то мы сможем вписаться в бюджет туристского ведомства или еще куда-нибудь. Это лакомый кусок. Можно, конечно, распрощаться с Шарпом и его вонючими кашами, но это будет значить, что глупые поросята сами выбежали из прочного дома прямо в пасть злому серому волку.

Вик молчал и думал, глядя на свой недоеденный сэндвич. Все это было невесело, но он не боялся невеселых мыслей. Больше всего его донимала полная абсурдность ситуации. Это было как гром с ясного неба. Он, Роджер и «Эд Уоркс» ничего не сделали, чтобы это случилось, и Роджера это тоже угнетало; он мог прочитать это на его круглом лице, которое не выглядело таким бледно-серьезным с тех пор, как они с Элсией потеряли своего малыша Тимоти, когда тому было девять дней. Через три недели после этого Роджер наконец сорвался и зарыдал, закрыв руками свое толстое лицо в таком безутешном тоне, что у Вика сдавило сердце. Но тихая паника, поселившаяся в его глазах теперь, была не лучше.

Гром с ясного неба то и дело гремит в рекламном бизнесе. Большой корабль, вроде агентства Эллисона, ворочавшего миллионами, мог его выдержать. Маленький, каким было «Эд Уоркс» — не мог. На одной чаше их весов лежало много мелких яиц, а на другой — одно большое, заказы Шарпа; и теперь осталось только ждать, рассыпятся ли прочие яйца, если убрать это большое. Их вины в этом не было, но это уже никого не интересовало.

Вик с Роджером сработались еще в агентстве Эллисона, шесть лет назад Вик, высокий, худой и довольно тихий, образовал необходимое «инь» к шумному и жизнерадостному «ян» Роджера Брикстона. Они сошлись и в личном плане, и в профессиональном. Первое совместное дело было небольшим — журнальная реклама кампании помощи больным церебральным параличом.

На скромном черно-белом плакате изображался маленький мальчик на костылях, стоящий у бейсбольного поля с не то чтобы печальным, но каким-то безучастным лицом. Почти довольным. Подпись гласила: «Билли Беллами никогда не возьмет в руки биту». Ниже: «У Билли церебральный паралич». И еще ниже: «Поможете ему?»

Они получили ощутимый гонорар. Семьи Вика и Роджера были довольны. Еще полдюжины успешных проектов — и они разработали далеко идущий план; причем Вик в этом тандеме был автором концепций, а Роджер взял на себя роль исполнителя.

Для корпорации «Сони» они соорудили плакат с мужчиной в деловом костюме, сидящем, скрестив ноги, прямо посередине дороги, с блаженной улыбкой и большим приемником «Сони» на коленях. Внизу подпись: «Полис», «Роллинг стоунз», Вивальди, Майк Уоллес, трио «Кингсмэн», Пэтги Смит, Джерри Фолуэлл. Добро пожаловать!»

Реклама для фирмы «Войт», производящей снаряжение для плавания, изображала человека, представляющего собой полную противоположность «пляжным мальчикам» из Майами. Это был горделиво стоящий на фоне тропического рая пятидесятилетний субъект с татуировкой, солидным брюшком, внушительными мышцами и шрамом на боку. В руке он держал пару ласт фирмы «Войт». Внизу можно было прочитать: «Мне еще дорога жизнь, и я не ношу что попало». Внизу было еще много всякого, и Вик с Роджером предлагали написать «Я не сую, куда попало», но этого им не позволили. Жаль. Вик был уверен, что с таким текстом продажа ласт сильно увеличится.

А потом был Шарп.

Когда старый Шарп явился в агентство Эллисона в Нью-Йорке, его кливлендская компания занимала двенадцатое место в пищевой промышленности страны и была крупнее, чем «Набиско» до войны. Старик любил это подчеркивать, на что его сын всегда возражал, что война закончилась тридцать лет назад.

Вик Трентон и Роджер Брикстон получили заказ на базе полугодового договора. Через полгода их работы компания с двенадцатого места передвинулась на десятое. Еще через год, когда Вик с Роджером переехали в Мэн и открыли собственное дело, она была уже на седьмом.

Их реклама отличалась изобретательностью. Для печенья фирмы «Шарп» Вик с Роджером изобрели Вольного стрелка печеньями, ковбоя-заику, шестизарядный револьвер которого был вместо пуль заряжен печеньями — для каждого особыми: то шоколадными, то овсяными, то имбирными. Каждая реклама заканчивалась тем, что ковбой, стоя над грудой настрелянного им печенья, объявлял миллионам телезрителей: «Хм, бандиты сбежали. Зато осталось печенье. Лучшее печенье в Америке! И на Западе, конечно». После этого он откусывал печенье, и на лице его появлялось выражение, чрезвычайно напоминающее первый оргазм подростка. Конец.