Ренди. Жизнь вне времени - Викторова Марина
– Пришел показать тебе одного человека, – последовал завлекающий ответ.
– Не верю! Вы же не могли знать, что я здесь буду!
Ренди только усмехнулся:
– Я всегда знаю, где ты будешь. Пойдем, скоро начнется.
Не решившись на дальнейшие расспросы, я молча последовал за Ренди (в дальнейшем я еще не раз буду идти за ним). Мы зашли в светлый зал, где стройными рядами стояли мягкие стулья, а впереди висел белый экран для проецирования слайдов.
В школе учат, что принцип местничества и кормления сформировался при Иване Грозном. В царской России, если боярин сел не на свое место, его могли оттаскать за бороду, а то и побить. С тех пор ничего не изменилось. Я почувствовал на себе этот принцип еще до того как узнал, кто такой Иван Грозный. В средней школе у меня начало портиться зрение. В седьмом классе, когда мы с родителями только переехали в Москву, я уже ничего не мог разобрать с доски, если сидел дальше первой или второй парты. На расстоянии больше метра текст начинал расплываться, но родителям я не признавался, боясь, что меня я посчитают хлюпиком. Подозревая о проблеме, мама с папой периодически спрашивали меня: «Джерри, посмотри, что там написано?» Пришлось выучить все стандартные надписи в общественном транспорте вроде «Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми». Перед школьной диспансеризацией я заучил всю таблицу, которую принято вешать в кабинете окулиста. К тому времени я четко видел только первые две буквы, но благодаря свой памяти получил в карту запись о стопроцентном зрении.
Нормальные оценки в школе были своеобразной зарплатой. Они гарантировали мне доверие родителей и действительно полезные подарки по праздникам, вроде радиоуправляемой машинки, а не какие-нибудь книжки. Получать такие оценки гораздо проще, когда видишь написанное на доске. Таким образом, от места напрямую зависели качество моей учебы и мое благосостояние. Пару раз из-за места мне даже пришлось подраться. В первую неделю учебного года решалась судьба на весь год: если сел на неудобное место, изменить его потом было невозможно. Особенно важной парта становилась в кабинете математики. Перед первым уроком у двери кабинета собирался весь воинственно настроенный класс. Медленно подходила учительница. Народ расставлял локти, готовясь ими работать. Математичка открывала дверь, и начиналось родео. Слышались крики: «Первую парту не занимать!» – и ответы: «Да пошел ты!» Единой волной, как стадо быков, которое одолели слепни, мы вламывались в кабинет, наступая друг другу на ноги. Выигрывали, как правило, те, кто был в первых рядах, но даже после того, как ты положил портфель на желанное место впереди, нужно было еще его отстоять. Стоило сесть на стул, и какой-нибудь нахал подходил с фразой: «Я занимал». Тут я стоял до последнего. Проще было один раз поругаться, чем потом весь год щуриться, пытаясь рассмотреть задание. Как правило, я выигрывал спор. Потом мы подросли, престижными стали считаться места на галерке. В старших классах я, к своему удовольствию, мог сесть на первую парту в любом кабинете без всяких споров, так как другие желающие находились редко. Только в институте я стал носить контактные линзы и перестал переживать по поводу плохого зрения, хотя симпатия к первым партам сохранилась и по сей день.
Конечно в школе все мы люди подневольные, но, как оказалось, вне зависимости от возраста на всех курсах и тренингах действует тот же самый принцип местничества и кормления. Первые места всегда зарезервированы для особо важных гостей. Как и в школе, я приходил заранее, чтобы занять стратегически выгодную позицию. Разница была только в том, что теперь никто не пытался согнать меня кулаками.
Как только мы зашли в зал для презентации, Ренди показал мне на VIP-место в первом ряду.
– Сюда точно можно сесть? – недоумевал я.
– Мне можно, – ответил Ренди. – Многогранность мира лучше познавать, не отвлекаясь на чужие головы. Скажи, как ты думаешь, человек может изменить себя?
– Думаю да, – ответил я, опускаясь в мягкое кресло.
– И что для этого нужно? – Ренди смотрел на меня, как профессор на студента.
– Желание… – Я растерялся, так как совершенно не понимал, к чему этот разговор.
– Желание – это даже не полдела, – Ренди улыбался. – Вот у тебя есть желание стать успешным журналистом?
– Конечно!
– Что мешает? – Ренди задал вопрос, над которым я думал с момента окончания института.
Я хорошо писал, обладал замечательной памятью, но не умел оказываться в нужном месте в нужное время. Вам случалось смотреть фильмы про бойких акул пера, которые общаются со всем миром, не боятся поехать в горячую точку, дать взятку, легко встают в четыре утра и в последний момент успевают улететь на Мадагаскар в багажном отделении без визы? Так вот, этот образ полная противоположность мне. Я и ради спасения мира не способен встать на час пораньше, а всем путешествиям и приключениям предпочитаю тихий вечер у телевизора. Собственно я прихожу на работу к девяти утра скорее для того, чтобы создать видимость упорного труда, чем из-за требований начальства.
Поразительно, но, видя Ренди второй раз в жизни, я чувствовал себя рядом с ним так, как будто мы друзья детства, которые делятся любыми секретами. Снова я обратил внимание на внешность собеседника. В этот раз он был одет в классический темный костюм со светлой рубашкой и бордовым галстуком. Неглубокие морщины на лице его только красили, придавая очарование зрелости. Ренди обладал классической красотой, которая не бросается в глаза сразу, но запоминается надолго.
Занятый своими мыслями, я не заметил, что в зале собралось довольно много народа. Тренинг начался на 15 минут позже указанного времени. В зал вошел мужчина среднего роста в коричневом пиджаке, светлой рубашке и джинсах. На вид ему было чуть больше 30 лет, темно-каштановые волосы аккуратно пострижены, а на щеках виднелась трехдневная щетина. Он поставил на стол в центре кожаную сумку, затем бодро представился:
– Меня зовут Винсент. Рад нашему знакомству.
Его панибратская интонация, немного неряшливый вид, приятный голос и легкая улыбка располагали к себе.
Перед посещением мероприятия я выкроил несколько минут на прочтение программы. Винсент считался одним их лучших маркетологов в России, являлся автором многих книг и участником большинства успешных PR-компаний. В деловом мире его знали абсолютно все – от крупных бизнесменов до студентов соответствующих факультетов. Находясь в статусе гуру, Винсент теоретически мог позволить себе вообще не работать, а жить только тренингами и авторскими отчислениями.
– Знаешь, какой факультет он закончил? – вполголоса спросил меня Ренди.
– Без понятия, – отозвался я.
– Сельскохозяйственный.
– Да ладно!
Тем временем началась обязательная для всех тренингов, лекций, собраний и конференций процедура под названием «Настройка проектора». Никогда не понимал, почему нельзя проверить все заранее. Видимо, не барское это дело. После попытки Винсента показать первый слайд выяснилось, что пульт от проектора не работает. Сначала наш гуру маркетинга пытался что-то подкрутить сам, отпустив при этом пару колких шуточек в адрес местных технарей, чтобы аудитория не скучала. Скоро из зала послышались советы. Потом один парень в костюме гордо встал и заявил, что разбирается в технике. В каждой компании есть такой, кто, удачно вкрутив лампочку, считает себя Эдисоном.
Наш новоиспеченный Кулибин сразу потребовал поставить стул на стол, чтобы можно было дотянуться до висящего под потолком проектора, и подать газету, так как он не хочет пачкать стул грязными ботинками. Когда последней по близости не оказалось, стали искать другую ненужную бумагу. Наконец дама в зеленом платье пожертвовала свой журнал. Естественно, все сопровождалось смехом и остротами. «Начали на час позже, уйдем тоже на час позже», – подумал я.
А в это время наш Кулибин местного разлива уже вовсю ругался на количество пыли, а потом долго рассматривал проектор с философским выражением лица, слегка касаясь пальцами объектива.
