Мемориал пустот (СИ) - Черный Роман
Вскоре я вернулся на работу, разве что стал чаще ездить по адресам, чтобы не чувствовать спиной сочувственные взгляды коллег. Домой возвращался поздно: холостяцкая квартира казалась мне более пустой и бесприютной, чем когда-либо прежде. Наступила осень, затем необычайно тёплая для этих краёв зима, и со временем всё вернулось в подобие нормы, по крайней мере внешне. С удивлением я понял, что, незаметно для себя, обзавёлся в городе друзьями. Люди старались не досаждать, но было заметно, что им не всё равно. Чудовищная история всколыхнула весь Северодвинск, и каждый, от таксиста до продавщицы в книжном, от патрульного до работницы в окошке почты, будто стремился доказать: «мы не такие!». Я устало показывал, что понимаю это.
Всё, казалось, шло своим чередом, разве что чаще и чаще выходил я на берег залива, чтобы посмотреть на его безбрежную и безразличную ко всему поверхность, в которой отражались тёмные облака. Я завидовал его покою, мне даже хотелось самому стать заливом, войти в его воды и раствориться в них без остатка, перестать мечтать. Как я и сказал, всё шло своим чередом к неизбежному финалу, пока во время одной из долгих вечерних прогулок вдоль берега я не набрёл ещё на один мемориал.
Он находился там давно, это было заметно. Воткнутые прямо в песок фотографии выцвели и отсырели, начали скручиваться по краям, так что лицо ребёнка нельзя было разобрать. Кажется, у него были светлые волосы. Думаю, это был мальчик, потому что рядом чьи-то руки расставили жёлтый самосвал, игрушечный пистолет на пистонах, вагончики от железной дороги и другие сокровища, которым обрадовался бы любой сорванец. Были там записки, карандашные рисунки и мягкие игрушки, и высохшие стебли давным-давно увядших цветов. Но…
Но всё же горели две или три свечи в стеклянных банках, защитивших пламя от ледяного ветра, налетающего с моря. Кто-то продолжал приходить сюда, на край далеко выдающейся в воду песчаной косы, где, вероятно, однажды утонул ребёнок. Кто-то, как и я теперь, стоял тут один, вдали от самых крайних домов и уличных фонарей. Здесь, где лишь кричат иногда чайки, да перемигиваются красными огоньками навигационные буи, качаемые тёмной водой, я вспомнил, что не единственный, кто скорбит, и тем вечером мне почти не было одиноко.
Да только спустя несколько дней я наткнулся в небольшом парке на новый мемориал, потом ещё на один, недалеко от промзоны, куда ездил по работе, затем ещё. Пока, наконец, не начал замечать их чуть ли не каждый день.
* * *Старые и такие, словно появились здесь только вчера, посвящённые безымянным мальчишкам и девчонкам, похожие на маленькие алтари, они будто преследовали меня. Возле трасс, в парках, промзонах и на пустырях, везде, куда только заносила меня работа, я ловил краем взгляда знакомый уже отблеск свечей и заранее знал, что увижу там, под деревьями или за приоткрытыми воротами стройки. Куда бы я ни отправился, повсюду мне чудился цветочный аромат и появлялись траурные фоторамки в окружении поникших, промокших под дождями мягких игрушек. Дошло до того, что я старался не оборачиваться лишний раз, опасаясь увидеть за спиной очередное свидетельство стихийного людского горя.
Некоторое время происходящее удавалось списывать на то, что, сам пережив утрату, я бессознательно искал и замечал теперь эти памятники там, где раньше просто проходил мимо. Одна проблема: я бы знал, если бы в городе умирало столько детей. Я же не узнавал лица на тех снимках, что оставались различимы, и это было попросту невозможно.
Не знаю, как, но они преследовали меня.
Я начал плохо спать, от бессонницы опять взялся курить. Вставал по несколько раз за ночь, чтобы подымить в форточку, и однажды увидел на детской площадке внизу россыпь трепещущих огоньков, которых не было там всего час назад. Утром мемориал по-прежнему был на месте, и люди с любопытством посматривали на него, спеша мимо по своим делам. Пока я стоял там, задумчиво заложив пальцы за ремень джинсов, приковыляла знакомая старушка, соседка с верхнего этажа. Поохала: «какой молодой мальчик, жалость-то, вот жалость». Попыталась было завязать разговор, но я был не в настроении: всё пытался понять, какого дьявола здесь происходит.
Возвращаясь домой своей обычной дорогой, я увидел очередной мемориал прямо под балконами своего дома, уже седьмой за последний месяц. Оплывшие толстые свечи, расставленные внутри подвального оконца и вокруг него, будто подмигивали мне пляшущими на ветру язычками пламени, приглашали заглянуть внутрь. Глядевший с фотографии мальчуган казался таким невинным и живым, ему до того претила чёрная лента, пересекавшая угол снимка… Я сорвался. Подбежал, принялся расшвыривать и топтать проклятые цветы, наклонился к отверстию в бетоне и закричал в пахнувшую затхлостью и подвалом темноту: «НУ ЧТО? ЧТО ВАМ ОТ МЕНЯ НУЖНО?!»
Никто не отозвался, если не считать эха, только порыв ветра вынес изнутри несколько сухих листьев да клочок бумаги. Чёрно-белую ориентировку о пропаже ребёнка, какие висят обычно, неинтересные никому, на стендах возле отделений полиции.
* * *Когда круги у меня под глазами стали заметны окружающим, я взял на работе отпуск и целые дни проводил в квартире, бессмысленно глядя в телевизор, не запоминая ничего из того, что по нему крутили. Прогулки по берегу забросил, просто сидел на диване с заложенной книгой, будто спал и бодрствовал одновременно. На исходе первой недели я встал среди ночи, чтобы попить воды. Ещё стоя перед краном на кухне, я увидел пляшущий оранжевый свет в коридоре, по которому только что прошёл.
В сумерках квартиры мемориал больше походил на жертвенник или кумирню, казался более зловещим, чем ему полагалось быть. Свечки и иконы стояли возле стены, тени от кукол и новенького трёхколёсного велосипеда прыгали, сокращаясь и удлиняясь, словно живые. Позади свечей в стене находилась крошечная деревянная дверца, высотой едва ли в полметра. Конечно же, никакой дверцы в глухой внешней стене здания раньше не было. За ней мог только завывать ветер.
Думаю, именно бессонница и истощение были виной тому, что я даже не особенно удивился. Присел на корточки перед дверью, потянул за край и обнаружил за ней длинный, уходящий во мрак тоннель в толще бетона. «Здравствуйте, дяденька» — услужливо напомнила память о другой квадратной черноте, виденной мною в этом городе прежде. Не появится ли и тут бледное лицо? Впрочем, рассуждать было особенно не о чем, я встал на колени и полез внутрь: ширины как раз хватало, чтобы прошли плечи. Прихватил с собой одну из свечей — освещать путь. Бывают ситуации, когда ты просто делаешь то, что от тебя требуется, или сходишь с ума в одиночестве и тоске, преследуемый тенями. Эта была как раз из таких. Кроме того… разве вам не стало бы чертовски любопытно, что откроется на той стороне?
И я полз, обдирая колени и спину о шершавый прохладный бетон. Гнал прочь навязчивые мысли: о том, уж не повредился ли я рассудком, и о том, как буду выбираться отсюда, если наткнусь на тупик. Лёгкий сквозняк сперва утешал, намекая на наличие второго выхода, но потом порыв ветра погасил мою свечу. Путешествие на четвереньках длилось точно больше часа, большую его часть я провёл в темноте и не встретил ни одной развилки. Но кое-что другое я всё же встретил.
Раз или два под руку подворачивались игрушки и кучки какого-то неопознанного тряпья, однажды чьи-то очки хрустнули под ладонью. Туннель петлял, бетон отражал моё тяжёлое дыхание, отчего казалось, что в темноте я не один. Но и без того там не было бы тихо: ветерок доносил монотонный металлический лязг, похожий на звук колёс поезда, далёкие голоса, напевающие простенький мотив на грани слышимости и узнавания, а ещё некую пульсацию. Даже не звук, там будто пульсировал сам воздух.
И всю дорогу кто-то невидимый сопровождал меня. Я отчётливо чувствовал его присутствие, чужое движение, но не впереди или сзади, а словно за стенами и вокруг. Этот «другой» (или, скорее, «другие»), что привели меня сюда, похоже, не были враждебны, просто я зачем-то оказался им нужен. «До меня дозвонились», — некстати пришло на ум, и тут же по каменной кишке пронёсся резкий телефонный звонок. От неожиданности я подпрыгнул и зашипел, ударившись затылком о свод. Но больше ничего не произошло: обитатели этого места не спешили показываться, а сам я не знал, желаю ли такого знакомства.
