Спойлер: умрут все - Владимир Сулимов
«Я убью его», — обещал Юра, отправляясь на поиски Тингеева. «Да, убей», — прошептала Вита, когда Юра вернулся из Якутии.
Теперь, когда зуд охватывает всё тело — мощный, грозящий разорвать каждую клеточку — и мышцы наливаются силой, он вновь верит, что исполнит обещанное.
Лишь бы не стало слишком поздно.
***
— А ружьё где? — Охотник всмотрелся в темноту, сгущающуюся за порогом.
— У меня его нет, — просипел Юра. От входа в избу тянуло теплом. Слёзы, оттаяв в уголках глаз, покатились по щекам.
— У других были, — сказал Тингеев, кивая вглубь избы, где на одной из задрапированных шкурами стен висел целый арсенал. — Тогда зачем пришёл?
Его лицо оставалось в тени, и Юра пытался угадать, что за человек целится в него из двустволки. Говорил Тингеев мелодично и распевно, точно слагал легенду. Человек с таким голосом не станет стрелять… Ведь не станет?
— Зачем пришёл? — повторил Тингеев.
Вместо ответа Юра со стоном стянул перчатку с омертвелых пальцев, расстегнул верхние пуговицы пальто и принялся шарить под шарфом. Наконец нашёл и протянул Тингееву стопку сложенных вчетверо пожелтевших газетных вырезок, среди которых затесалась и статья Володьки Абрамова. Та, из рубрики «Калейдоскоп аномальных явлений».
Поколебавшись, Тингеев принял бумажный прямоугольник из задубелых пальцев незваного гостя. Чуть повернулся к свету керосиновой лампы, стоявшей на полке, и тот бархатно огладил лоб, скулу и подбородок хозяина — будто месяц выплыл из облаков.
Тингеев перебрал статьи указательным и большим пальцем одной руки.
— Ты спятил, нуучча, раз знаешь и пришёл сюда, — произнёс он. Тингеев всё ещё целился в Юру, но покачивающиеся дула двустволки теперь смотрели ниже. — И обратно не дойдёшь.
— Так и есть, — согласился Юра, стуча зубами.
— Тогда тебе лучше уйти в лес и замёрзнуть. — Тингеев, казалось, раздумывал над этой возможностью. — Кто ты? Собиратель баек?
Юра подумал, что это близко к истине.
— Научи меня, — сказал он без обиняков. Время уходило стремительно, как тепло из сердца, которое ещё минута — и остановится, и тогда всё — его путь, его страдания, — окажется напрасным. И ему хотелось в тепло. Просто в тепло. Нестерпимо хотелось.
— Довольно тут падали, — туманно произнёс Тингеев, опять поднимая ружьё… но и отступая на шаг. — Заходи, нуучча. Быстро!
Юра ввалился в избу, споткнулся и едва не полетел через порог.
— Закрывай, стынет! — прикрикнул Тингеев.
Юра повиновался. Зачарованный теплом, замер у закрытой двери, и Тингеев прикрикнул снова. Юра стряхнул промёрзшие ботинки и без спросу напялил мохнатые тапочки. Тингеев фыркнул со смесью жалости и презрения.
Прихватив лампу, он отконвоировал Юру из сеней в единственную жилую комнату, показавшуюся огромной, как самолётный ангар, и забитую скарбом. К стенам жались деревянные нары, закиданные ворохами косматых шкур. Возле оконца раскорячился грубо выструганный массивный стол, заставленный плошками, горшками, чугунками, холщовыми мешочками и прочей утварью. Над столом возле оконца висел календарь за девяносто второй год — позапрошлогодний. Дальняя часть избы была скрыта от глаз пёстрой занавеской. А в углу у входа пристроилась пышущая жаром буржуйка, увидев которую, Юра позабыл и свои мытарства, и их причину. Наплевав на не прекращающую его выцеливать двустволку, он затолкал в карманы перчатки и потянулся распухшими руками к гудящему за заслонкой огню.
И тотчас пожалел об этом. Онемение, сковавшее плоть почти до самых плеч, схлынуло под напором невероятной боли — будто руки угодили в смерч из битого стекла. Юра увидел, что кисти покраснели и опухли, но хуже всего дело обстояло с пальцами. Их кончики стали синими, как чернослив. Он застонал сквозь искусанные до крови губы и отпрянул, пряча руки в карманы, словно там их можно было исцелить. Но и в карманах агония разбуженной плоти не стихали. Глухими к боли оставались лишь кончики пальцев.
Не сводя с пришельца глаз — как и ружья, — Тингеев подшагнул к столу, поставил на его край лампу и плеснул из мятого жестяного чайника в деревянную кружку.
— Пей, — бросил он. Юра неловко поднял кружку со стола обеими руками, впитывая ладонями кусачее тепло. От кружки пахло хвоей и поднимался пар. В густом вареве плавали былинки. Юра припал губами к кружке и отхлебнул с сёрбаньем. Горячий настой со вкусом коры прокатился по пересохшему горлу, живительным огнём разбежался по жилам, и Юра впервые за день почувствовал себя счастливым. Он глотнул ещё, ошпарил язык, поперхнулся. Брызнуло из оттаявших ноздрей.
— Научить тебя, — проговорил Тингеев без интонаций. То ли спросил, то ли согласился.
Наконец Юра смог рассмотреть лицо хозяина. Молодое и скуластое, бесстрастное и привлекательное… если бы не глаза. Они казались старыми — нет, древними, неуместно древними для столь юного лица. По плечам Тингеева струились чёрные волосы, бородка же, напротив, была снежно-белой. Будто тело Тингеева старилось с разной скоростью… или молодело частями, тогда как прочие черты плыли по реке времени в положенном направлении. Вздрагивающий огонёк лампы заставлял пуститься в пляс изломанные тени по углам избы, что усиливало впечатление неуюта. Если у Юры и оставались сомнения насчёт Тингеева, то сейчас они отпали.
— И ты поверил? — Тингеев словно прочёл его мысли. Он обошёл Юру по широкой дуге, открыл печную заслонку и швырнул в пламя газетные вырезки. Они исчезли с тихим «фуф». Тингеев вернулся к столу, уселся и, прислонив ружьё к стене — уже хорошо, отметил Юра, — принялся выскребать ложкой из миски остатки какой-то похлёбки. Не дожидаясь приглашения, Юра уселся напротив, обнимая ладонями кружку с волшебным настоем и стараясь не глядеть на свои пальцы. Пахло кедром, грибами, травами… и зверьём. Юра заговорил:
— Володя Абрамов написал одну из тех статей. Он объездил полстраны, а может, и полмира. В этих краях был с геологами. Здесь ему и рассказали о тебе. Вот он — собиратель баек. Только это не просто байки. Володька всегда проверяет информацию.
Ложка шкрябала, Тингеев причавкивал. Казалось, слова пролетают мимо его ушей.
— Он пишет о вещах, в которые мало кто верит. И я бы не поверил. — Юра сделал паузу, собрался с мыслями, решился: — В детстве на каникулах я гостил у бабушки в деревне. Однажды к деревне повадился шастать волк. Он объявился весной, и когда я приехал летом, успел натворить дел. Подрал овец и даже лошадь. Лошадь, представляешь? В одного. Огроменная была зверюга. Бабушка запретила мне гулять по вечерам, хотя волчара в саму деревню не совался и вообще запропал. Но спустя неделю, как я приехал, объявился снова и напал на человека. На тракториста. Дядя Сева. Загрыз насмерть. Выпустил кишки, но не стал есть. Тогда подумали, что волка
