Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ) - Кейн Алекс

«Я снова в Европе, далеко от опасной Московии… Да, власть потеряна, но тут я в безопасности, и никакие Шуйские не строят коварных планов, чтобы меня погубить! Поживу здесь, отдохну, а там видно будет».

На рассвете он вскочил, выспавшийся и бодрый. На стуле, аккуратно сложенные, лежали чистые шоссы, рубаха и бордовый, с вышивкой, кафтан. Иштван некоторое время с удивлением разглядывал его.

«Ого, а мода-то изменилась!»

Одеваясь, он взглянул в окно и с ужасом увидел сидящего на скамье перед домом отца, а рядом с ним — злосчастного пса. Барат ластился, подсовывал под руку Томаша голову и жалобно повизгивал.

«Ну, уж нет, — с внезапной злостью подумал Иштван, — ничего у тебя не получится. Ему ни в жизнь не догадаться».

Он быстро прочел молитву и, вспомнив, что скоро предстоит поездка в Пожонь, поспешно спустился вниз.

Томаш как раз входил в дом.

— Пишта, — улыбнулся он и внимательно взглянул на сына, — как вы себя чувствуете?

— Все в порядке, отец, я прекрасно выспался и готов отправиться в путь.

— Ну-ну, не так скоро, друг мой, — рассмеялся тот, — сначала неплохо бы подкрепиться.

Они прошли в небольшую столовую, где их уже ждал завтрак. Иштвану казалось, что ни разу за сто лет он не был так голоден, как сейчас. Он жадно накинулся на оленину, не замечая удивленного взгляда отца.

Получасом позже Иштван в сопровождении управляющего, невысокого худого человечка с узким лицом и непропорционально большим носом, уже подходил к двухместной коляске, на козлах которой сидел здоровенный детина.

Герр Майер был немцем и по-венгерски говорил с заметным акцентом.

— Пожалайте, герр Надь, — прогнусавил он, указав на экипаж, и первым устроился на обитом сукном сидении.

Иштван подошел к коляске, и в этот момент из кустов с оглушительным лаем выскочила собака и яростно вцепилась ему в ногу. Мощные челюсти без труда прокусили мягкую кожу сапога и вонзились в плоть. Иштван заорал от боли, а кучер, не растерявшись, одним махом спрыгнул на землю, подобрал толстую палку и принялся лупить ею пса. Тот взвыл, бросил свою жертву и опрометью кинулся в кусты.

— Боже, мой мальчик! — Томаш уже спешил к ним, протягивая руки. — Януш, голубчик, помоги мне.

Вместе с кучером они подняли Иштвана и, оставляя на дорожке кровавый след, осторожно перенесли в дом. Герр Майер тут же был послан за лекарем. Приподнявшись на кровати, юноша мельком осмотрел рану: похоже, ничего страшного. Он не сомневался в этом, ведь когда-то в паре с Нострадамусом ему довелось лечить сотни больных.

Вскоре пришел взволнованный Магор Ковач, осмотрел ногу и расплылся в довольной улыбке.

— Не волнуйтесь, бан Иштван, все будет в порядке. Сейчас я промою рану, наложу повязку с лечебной мазью, и через неделю все заживет. Вам повезло — укуси эта зверюга немного ниже, и хромота могла бы остаться на всю жизнь.

Эскулап и не подозревал, что речь идет о той самой собаке, которой он совсем недавно спас жизнь.

— Ну что, мой мальчик, вам лучше? — спросил Томаш после ухода лекаря.

— Да, отец, боль уже гораздо слабее.

— Прекрасно. — Отец помолчал и задумчиво добавил: — Я все думаю о собаке, что вас укусила. Странно это…

— Не понимаю.

— Я видел ее перед завтраком, она подходила ко мне, ластилась. А глаза такие умные… С чего ей вздумалось на вас нападать, Пишта? И откуда она вообще взялась?

— Откуда ж мне знать, отец? — не подумав, поспешил с ответом Иштван.

— Да-да, конечно, — вздохнул Томаш. — Но все-таки это очень странно.

Пришлось Томашу самому ехать в Пожонь. Ему не хотелось покидать сына, но Марта и другие слуги уверили, что будут тщательно ухаживать за хозяином, лекарь обещал навещать больного каждый день, и успокоенный отец решился. Нельзя же, в самом деле, доверить герру Майеру столь важное дело, как покупка кобылы!

Иштван, оставшись один, потихоньку осваивался в доме. Радужное настроение сменилось угрюмостью: он прекрасно понимал, что пес покусал его неспроста. Юноша осознавал свою вину: он отнял привычную жизнь и тело у того, кто еще вчера был человеком. А теперь этот несчастный парнишка на всю жизнь останется собакой — он же не знает спасительного заклинания.

И в то же время в душе росла злость, продиктованная стыдом. Барат напоминал ему о совершенной подлости, почти убийстве, и с каждым днем это все больше раздражало Иштвана.

По ночам юноша слышал разрывающий душу вой за окном. «Ясно, что эта псина не оставит меня в покое. Прячется где-то, поджидает… Ладно, мы еще посмотрим!»

К тому времени, как Томаш вернулся, Иштван уже почти не хромал. Он изучил в доме каждый уголок и теперь чувствовал себя здесь хозяином. А выходя на улицу, прихватывал толстую палку, помня, что за любым кустом может поджидать тот самый пес, у которого он отнял привычную жизнь.

По мере знакомства с поместьем Иштван все больше вникал в хозяйственные дела. Вспомнив опыт развития феода, приобретенный им в Романьяке и Орше, он приказал построить несколько мельниц, сыроварен и лесопилок, расширить посевы ржи, пшеницы, овса. Учитывая любовь венгров к приправам, приобрел семена гвоздики, имбиря, мускатного ореха и недавно завезенной из Нового Света паприки. Они договорились с отцом, что закупят несколько десятков коров для раздачи крестьянам, дабы те снабжали сыроварни молоком.

Иштван старался не выдать знаний, приобретенных за минувшие десятилетия, контролировал каждое слово, но это не помогало. Томаш с удивлением наблюдал за тем, кого считал сыном. Странно, раньше тот совсем не проявлял интереса к хозяйству, а теперь распоряжается всем столь умело, словно занимался этим многие годы.

«Растет мой мальчик», — с улыбкой думал отец.

— Ха, родственнички, здорово!

В библиотеку, где мирно беседовали сын с отцом, ввалился невысокий тучный господин лет сорока, с мясистым красным лицом и обвисшими усами. Под мятым, давно не чищенным камзолом виднелся шелковый жилет, с трудом сходившийся на животе.

Гость хлопнул по плечу Томаша, потом обнял Иштвана и пробасил:

— Все еще злишься на меня за прошлый раз?

— Здравствуйте, любезный брат, — поклонился Надь-старший.

— А вы, Томаш, по-прежнему не можете обойтись без церемоний, — захохотал гость.

Золтан Вереш, человек грубый и жестокий, к тому же пьяница, считался в семье паршивой овцой. За свою жизнь он доставил близким немало хлопот, а последний случай — Золтан ранил из аркебузы соседа-дворянина — и вовсе сделал его парией. Родители стыдились сына, а вот сестра Эльза жалела и, выйдя замуж за Томаша Надя, часто приглашала брата погостить. Он приезжал регулярно, раз в год-два, даже после смерти сестры, и его наезды требовали от хозяев немалого терпения.

— Ну, так что, злишься, спрашиваю? — прогремел Золтан и стукнул Иштвана по спине.

— О чем вы, дорогой брат? — вступился отец. — Пишта добрый мальчик, и, я полагаю, вы не дадите ему повода сердиться.

— Думаете? — гость насмешливо улыбнулся. — Ну-ну, посмотрим.

На следующий день Томаш устраивал прием в честь приезда шурина. Нескольких слуг, живших в доме, не хватило, и хозяин позвал с десяток женщин из окрестных деревень.

Иштван с нетерпением ждал вечера. Ему не терпелось возобновить привычную светскую жизнь, познакомиться с соседями, ездить к ним в гости. Как приятно снова окунуться в почти забытые переживания! Пока шла подготовка к обеду, он болтался по комнатам и всем мешал. Проходя мимо кухни, юноша задел служанку с подносом в руках. Она вскрикнула от неожиданности, покачнулась, пустые серебряные кубки, стоявшие на подносе, покатились по полу. Заметив растерянность хозяина, девушка прыснула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍