Дэнис Уитли - Против тьмы

— Хорошо, я понял вас. Однако я сомневаюсь, что все, сказанное вами, смягчит негодование Саймона, когда он обнаружит свастику у себя на шее. Но оставим эти мелочи. Больше всего меня беспокоят ваши сегодняшние фокусы. У меня возникло чувство, что вас следует держать взаперти, как буйно помешанного, — а, может, я сам спятил?

Де Ришло улыбнулся.

— Невероятные вещи происходят сейчас в Лондоне, не правда ли? Но давайте сначала нальем по стаканчику и спокойно все обсудим.

— Невероятные! Будь все так, как вы представляете, это можно было бы назвать фантастикой. Но это не так. И ваши ахи и охи насчет черной магии, и тот бред, который вы несли, завязывая дурацкий амулет на шее Саймона — все это, без сомнения, полнейшая чушь.

— Неужели? — снова улыбнулся герцог, опуская кусочек льда в стакан Рэкса. — Хорошо, давайте послушаем, как вы объясните странное поведение Саймона. Я полагаю, оно и в самом деле показалось вам несколько необычным?

— Конечно, но не настолько странным, как вы пытаетесь его представить. Мне кажется, что Саймон увлекся спиритизмом или чем-то вроде того. Многие интересуются подобными вещами, но ведь вы знаете Саймона — когда он чем-либо увлекается, то забывает обо всем остальном, и в этом причина его вопиющего безразличия к нам.

Сегодня вечером у него, видимо, должен был состояться сеанс, который он, при всем своем желании, не смог отменить. Увидев нас, непрошенных гостей, он, естественно, не захотел объяснять, почему у него собралась столь странная компания. Поэтому он и сочинил басню об этом астрономическом кружке. А вам — прочитавшему слишком много книжек и не забывшему сказки, которыми ваша нянька, похоже, перекормила вас в детстве, это не понравилось, и вы врезали бедняге в челюсть.

Де Ришло кивнул.

— Другого объяснения я не ожидал услышать, но давайте-ка начнем по порядку. Вы должны согласиться, что после того, как я оглушил Саймона, мне, чтобы отправить его спать без единого слова протеста, пришлось воспользоваться несколько необычными средствами.

— Да, доктора иногда пользуются гипнозом, — кивнул Рэкс. — Но, будь Саймон в полном сознании, он никогда бы не позволил вам прицепить свастику себе на шею.

— Хорошо. Итак, мы, по крайней мере, установили тот факт, что можно пользоваться силами, о которых у обычных людей нет ни малейшего представления. А теперь представим, что я проделал все эти тривиальные вещи не перед вами, а перед невежественными людьми, никогда не слышавшими о гипнозе. Они, вероятнее всего, назвали бы произошедшее магией!

— Несомненно.

— Сделаем еще шаг. Предположим, что с помощью тех же сил я, скажем, поднялся в воздух и повис на высоте нескольких дюймов от пола. Вы могли бы и не воспользоваться словом «магия», но отнеслись бы к этому событию — левитации — точно так же, как те люди, которые назвали магией гипноз, поскольку вы всегда считали, что левитация невозможна.

— Согласен с вами.

— Что ж, я не могу продемонстрировать вам левитацию, но, заверяю вас, я неоднократно видел этот феномен своими глазами.

— Не стану с вами спорить. Однако я слышал, что, в момент так называемой левитации человек не поднимается в воздух, а продолжает стоять на земле. Это всего лишь сеанс массового гипноза, не более.

— Как вам угодно, но ваше объяснение не ухудшает моей позиции. Раз вы допускаете, что я могу использовать неизвестные вам силы, чтобы загипнотизировать Саймона, а какой-либо восточный мистик может использовать те же самые силы, чтобы загипнотизировать сто человек, то почему бы не предположить, что эти силы на самом деле существуют, и некоторые люди способны еще более ловко владеть ими?

— Да, но всему есть предел.

— При чем здесь предел? Вы, очевидно, считаете левитацию невозможной, но, живи вы лет пятьдесят назад и попробуй кто-нибудь убедить вас в возможности беспроволочной связи, вы и это сочти бы невозможным?

— Кто знает, — неожиданно согласился Рэкс. — Но я не понимаю, к чему вы клоните. Гипноз всего лишь демонстрирует возможности человеческой воли.

— Ага! Вот именно. Воли к добру или воли ко злу. В этом-то вся загвоздка. Человеческая воля напоминает беспроволочное радио, которое, будучи соответствующим образом настроено, может улавливать волны, пронизывающие все вокруг и невидимо воздействующие на нас.

— Невидимое воздействие — я где-то уже слышал эту фразу.

— Нет сомнений. Выдающийся специалист по умственным расстройствам, возглавляющий наши государственные психиатрические больницы, написал книгу с таким названием, и все, в чем я пытаюсь уверить вас, не составляет и десятой доли того, о чем он пишет на ее страницах.

— Просто удивительно, почему его самого не заперли в одном из этих заведений.

— Рэкс, Рэкс, — с оттенком грусти улыбнулся де Ришло. — Попытайтесь все-таки смотреть на вещи шире, друг мой. Верите ли вы в чудеса, сотворенные Иисусом Христом?

— Разумеется.

— А в чудеса, содеянные его учениками и другими святыми?

— Конечно, но им была дана свыше особая сила творить их.

— Вот именно, некоторая особая сила. Но вы, вероятно, станете отрицать, что Гаутама Будда и его ученики тоже могли совершать похожие чудеса.

— Думаю, что нет. Ведь сейчас, пусть это и очень сомнительно, многие считают Будду своего рода индийским Христом, святым человеком, которому также могла быть дарована свыше некая сила.

Герцог, облегченно вздохнув, откинулся в кресло.

— Наконец-то, друг мой, мы, кажется, достигли в чем-то согласия. Если вы допускаете, что творить чудеса — как вы называете их, возражая против слова магия, — могли разные люди, живущие в разные странах и в разное время, тогда вы не станете отрицать, что и другие мистики также могли совершать нечто подобное в иных местах нашей планеты, и, следовательно, существует некоторая сила, не зависящая от нас, и ею можно воспользоваться, если вступить с ней в контакт.

Рэкс рассмеялся.

— Боюсь, мы смешиваем здесь все в одну кучу, но мне трудно возразить вам.

— Слава богу! Давайте нальем еще по стаканчику, мне это было бы очень кстати.

— Сидите, я принесу, — проворно вскочил на ноги Рэкс. — И тем не менее, — медленно добавил он, — из того, что некоторым людям дарована свыше сверхъестественная сила творить добро, вовсе не следует, что в черной магии есть какой-то смысл.

— Значит, вы не верите в колдовство?

— Конечно, нет, как никто в наше время.

— Неужели? Как вы думаете, когда состоялся последний суд над колдунами?

— Думаю, что не менее ста пятидесяти лет назад.

— Ошибаетесь — в январе 1926 года в Мелуне под Парижем.

— О, вы смеетесь надо мной! — сердито воскликнул Рэкс.

— Отнюдь, — торжественно заверил его герцог. — Обратитесь к судебным архивам, и в них вы найдете подтверждение сказанному мной. Итак, вы сами видите, насколько неточно ваше утверждение, что в наши дни никто не верит в колдовство. Более того, всем известно, что тысячи и даже миллионы людей верят в существование дьявола.

— Скорее всего, это простые необразованные люди.

— Пусть так, но каждый мыслящий человек должен согласиться, что сила зла существует.

— Почему?

— Мой дорогой друг, все качества имеют свои противоположности: любовь и ненависть, наслаждение и боль, щедрость и скупость. Как смогли бы мы различить добро, содеянное Иисусом Христом, Лао Цзы, Ашокой, Марком Аврелием, Франциском Ассизским, Флоренс Найтингейл и тысячами других, если бы не существовали такие мрачные фигуры, как Ирод, Чезаре Борджа, Ландрю, Иван Крюгер и другие?

— Вы правы, — после короткой паузы согласился Рэкс.

— А если так, и если неустанное культивирование в себе добра может наделять людей особой силой, то почему нельзя допустить, что неустанное культивирование зла также способно наделять людей силой — но особого рода?

— Мне кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните.

— Отлично! А теперь, Рэкс, послушайте, — серьезно произнес герцог, подавшись вперед. — Я попытаюсь раскрыть перед вами то немногое, что мне известно об эзотерическом учении, дошедшем до нас из глубин веков. Вам, вероятно, знаком миф об Ормузде и Ахримане, вечных властителях света и тьмы? Они считались равными друг другу по силе и находились в постоянной борьбе. Первый способствовал процветанию человеческой расы, а второй стремился уничтожить ее. Все древние культы солнца и природы, празднования весны и тому подобное — всего лишь внешние проявления этого мифа, поскольку свет отождествлялся со здоровьем, мудростью, ростом и жизнью, а тьма означала болезнь, невежество, распад и смерть.

В своем наивысшем смысле свет символизировал возрастание духа до такой степени совершенства, когда он мог отказаться от телесной оболочки и тоже стать светом. Однако путь к совершенству долог и труден, а человеческая жизнь коротка; именно отсюда следует широко распространенная вера в перевоплощение, в то, что мы рождаемся вновь и вновь до тех пор, пока не начнем презирать нашу плоть. Это настолько древнее учение, что никто не может с уверенностью указать его источник, однако оно составляет скрытую суть всех религий мира. Рассмотрите с этой точки зрения учение Иисуса Христа, и вы с удивлением заметите, что до сих пор не смогли понять истинный смысл его слов. Разве не сказал он: «Царствие Божие внутри нас» и разве не возвестил своим ученикам: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду», — давая понять, что не только он лично смог достичь совершенства, но и каждый из его последователей обладает внутренней потенцией достичь того же.