Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых

Уже через три секунды я освободил Тень, потому что цепи удерживал простой механический замок, с которым справился бы и ребенок. Осторожно перевернув Тень, я уложил ее себе на колени, стараясь не прикасаться к ране на ее спине. И все же я почувствовал, что рана открылась еще сильнее и теплая кровь полилась по моим ногам. «Кровь ангела…» — подумал я. Это была абсурдная, совершенно невероятная мысль, но я не мог от нее отделаться. Кровь ангела. Жизнь Тени, уходившая из ее тела. Она умирала.

Как будто прочитав мои мысли, элохим открыла глаза и посмотрела на меня. Ее взгляд прояснился, но в глазах светилась такая невыразимая глубокая боль, что меня бросило в дрожь.

— Дорогая, что… что он с тобой сделал? — прошептал я.

Склонившись над ней, я осторожно прижал ее к себе и, гладя серебристые волосы, стал бормотать слова, удивлявшие меня самого. Меня переполняла смесь ужаса и мрачного, медленно возраставшего гнева. Я ощущал боль, боль и беспомощность, которая была еще хуже боли. Она умирала. Тень, предавшая собственный народ, чтобы помочь мне, отрекшаяся от своего бога, своей жизни и своего прошлого, чтобы быть рядом со мной; Тень, которая пришла ко мне накануне ночью, чтобы предупредить меня. Она умирала на моих руках. Я чувствовал это. Это было абсурдно и немыслимо, но я ощущал, как жизнь покидает ее тело, как с каждым вздохом что-то темное проникает в ее душу. И внезапно я понял, что люблю ее.

Я полюбил Тень с первого мгновения, когда увидел ее, и элохим об этом знала, как и Шеннон, Сидящий Бык и все остальные. И только я, идиот и глупец, не понимал этого. Я цеплялся за мою любовь к Присцилле, отказываясь понимать, что в моем сердце было место для двух женщин.

И только в этот момент я осознал правду. Теперь, когда было уже слишком поздно, когда она лежала на моих руках и умирала от пыток злобного старика, который сделал это лишь для того, чтобы наказать меня.

— Роберт, ты… ты должен… — пробормотала Тень.

— Ничего не говори, дорогая, — прошептал я. — Ты должна поберечь силы. Я вынесу тебя отсюда.

Тень покачала головой. Движение было настолько слабым, что я едва его заметил.

— Нет… времени… — прошептала она.

Попытавшись выпрямиться, элохим, охнув, обмякла и задрожала всем телом. Рана на ее спине кровоточила все сильнее.

— Книга… — прошептала она. — Роберт… ты… ты должен…

Ее голос утих, превратившись в едва слышный шепот, и мне пришлось наклониться к ее губам, чтобы разобрать обрывки фраз.

— Книга… — прохрипела Тень. — Иди и… Присцилла… ее… душа… в опасности… мы… Зверь… материнская клетка…

Тень замолчала, и на мгновение я уже подумал, что она умерла, но тут тело элохим изогнулось с такой силой, что мне пришлось схватить ее за плечи. Тень впилась ногтями в мою руку, оставляя глубокие царапины на коже. Ее взор прояснился, а голос вновь зазвучал громко и отчетливо.

— Иди к Некрону, — сказала она. — Уничтожь книгу, прежде чем Присцилла пробудит ее силу, Роберт. Уничтожь книгу. Они сейчас в комнате под крышей башни. Убей их обоих, если это будет необходимо, но уничтожь книгу. Сожги ее.

От невероятного напряжения Тень лишилась последних сил. Она задрожала всем телом, повернулась на бок и со стоном закрыла глаза.

— Нет! — закричал я. — Нет, Тень! Ты не можешь умереть!

Тень еще раз открыла глаза. Во взгляде элохим уже не было боли, но я увидел в ее глазах тьму, испугавшую меня больше всех этих мучений.

Тень в последний раз улыбнулась.

— Дурачок, — почти насмешливо произнесла она. — Ты что, не знаешь, что ангелы не умирают?

В следующее мгновение она умерла.

Ее грудь перестала вздыматься, дыхание остановилось, а рана на спине больше не кровоточила.

Тень, элохим, ангел, влюбившаяся в смертного, умерла.

Я сидел неподвижно, не думая, почти не дыша, а ее остывающее тело лежало у меня на коленях. Я был спокоен. Я ничего не чувствовал. Я не чувствовал горя. Не чувствовал боли. Не чувствовал даже ненависти к Некрону.

Через какое-то время я опустил Тень на землю, закрыл ей глаза и сложил ее руки на груди. Встав, я вышел из камеры и свернул направо.

Я шел наверх, к замку.

К башне.

К Некрону.

Ван Вельден и брат Андре пришли через час. Буря улеглась, и, как всегда, после столь мощных проявлений сил природы над землей царил покой. Воздух над обрушившейся сторожевой башней по-прежнему был полон пыли и песка, поэтому все вокруг казалось неестественным и ненастоящим.

Балестрано почти радовался, что они не могли видеть этого ужасного зрелища. Великий магистр сомневался, сможет ли он вынести разрушительную картину во всех ее чудовищных подробностях, так как кошмарный вид, открывавшийся его глазам, включал в себя не только остатки уничтоженной башни, но и погибших тамплиеров. Это место стало могилой пятисот отважных честных мужчин, доверивших ему свои жизни.

Они поверили ему. А он их убил. Если бы Великий магистр высказал эту мысль вслух, Бото фон Шмид возразил бы ему, обвинив в происшедшем де ла Круа. Хейворти же, скорее всего, изъяснялся бы в своей обычной деловой манере, говоря, что ни Балестрано, ни магистр бури не виноваты в этом, а вся вина лежит на Некроне, чья темная магия направила ураган на войско тамплиеров. Оба магистра были бы по-своему правы. Но это не приносило облегчения, ибо Жан Балестрано все равно чувствовал себя виноватым. Он знал, что виноват.

Великий магистр должен был это предусмотреть. Из всех здесь присутствующих, в том числе и четырех магистров, лишь он один знал, с какой силой им придется столкнуться. Только он знал обо всем коварстве Некрона и должен был предупредить своих собратьев.

Но Балестрано потерпел неудачу.

Чья-то рука опустилась на его плечо. Отбросив горькие мысли, Великий магистр взглянул в лицо Руперту Хейворти.

— Брат Андре и брат Нильс вернулись, — тихо сказал тот.

— Я знаю, — ответил Балестрано.

Он заметил две одинокие фигуры, появившиеся из-за пелены красного песка за несколько мгновений до того, как они сами увидели разрушенную башню и замерли на месте как вкопанные. Они по-прежнему стояли там, в сотне шагов отсюда, парализованные чудовищным зрелищем, которое открылось их взору. Фон Шмид хотел встретить их, но Балестрано запретил ему это делать, отослав одного из своих людей вперед. Во время бури погибли не все тамплиеры, как Балестрано подумал в первый момент. Жалкая горстка рыцарей чудом сумела пережить хаос — они попали под завал и каменная стена защитила их от ударов бури. Их засыпало песком, но все же они остались невредимы. Однако их было очень мало. Двадцать шесть человек, если считать раненых. Двадцать шесть человек из пятисот.