Питер Страуб - Возвращение в Арден

– Хватит-о-ней-говорить, – промычал он. Я повернулся и пошел в дом. Дуэйн что-то кричал мне вслед, и я, не оборачиваясь, сказал:

– Я иду звонить Говру.

Он вошел следом за мной и наблюдал, как я набираю номер полиции.

– Это тебе не поможет, – пробормотал он. – Тебе остается только ждать. Или собрать вещички и попробовать удрать. Но Хэнк говорит, что ты далеко не уедешь. Ты не успеешь добраться до Бланделла, как Говр тебя сцапает, – он говорил больше с самим собой, чем со мной.

Я слушал гудки, ожидая, что ответит Дейв Локкен; но трубку взял сам Белый Медведь.

– Шериф Говр слушает.

– Это Майлс.

Дуэйн:

– С кем ты говоришь? Это Говр?

– Это Майлс, Белый Медведь. Ты собираешься ехать за мной.

Пауза, заполненная сопением. Потом он сказал:

– Ох, Майлс. Я слышал, ты все никак не можешь остановиться. Надеюсь, твой кузен Дю-эйн там, с тобой.

– Да. Он здесь.

– Конечно, черт побери, – буркнул Дуэйн.

– Так вот, мы получили результаты анализа. Действительно, это АБ. Нужен еще день, чтобы выяснить, мужская это кровь или женская.

– У меня нет этого дня.

– Майлс, я не удивлюсь, если у тебя не будет и пяти минут. Дуэйн там с ружьем? Я предложил ему взять ружье, когда узнал, что он собирается к тебе. Знаешь, закон иногда смотрит сквозь пальцы на такие вещи.

– Я прошу тебя спасти меня, Белый Медведь.

– Многие считают, что тебе лучше умереть.

– Локкен знает, что ты сделал? Он сдавленно хихикнул:

– У Дейва сегодня дела на другом конце округа. Странно, правда?

– Пусть едет сюда. Скажи ему, – сказал Дуэйн. – Я не могу больше смотреть на тебя.

– Дуэйн говорит, чтобы ты приезжал сюда.

– Почему бы вам не разобраться самим? Мне кажется, так будет лучше, – он повесил трубку.

Я повернулся, все еще держа в руках трубку. Дуэйн смотрел на меня.

– Он не приедет, Дуэйн. Он хочет, чтобы ты меня убил. Он отослал Локкена в какую-то глушь, чтобы никто не знал, как он все спланировал.

– Ты врешь.

– Разве он не говорил тебе про ружье?

– Конечно. Он думает, что ты убил тех девушек.

– Нет. Он рассказал мне про Алисон Грининг. Как все случилось тогда. Поэтому он будет рад, если ты убьешь меня. Если я умру, на меня повесят эти убийства, и я замолчу. Двойная выгода.

– Молчи, – он сжал кулаки. – Хватит об этом!

– Но ты не убивал ее. Зачем тебе моя смерть?

– Я пришел сюда не затем, чтобы говорить об этом. Я хотел, чтобы ты признался в том, что сделал с моей дочерью. Думаешь, мне хотелось выбивать это из нее?

– Да.

– Что?

–Да. Я думаю, тебе этого хотелось.

Дуэйн яростно вдавливал руки в кухонный стол, как до того в двигатель трактора. Когда он повернулся ко мне, на губах его появилось подобие улыбки.

– Теперь я знаю, что ты спятил. Может, мне и правда убить тебя, как хочет Говр?

– Может быть, – согласился я. Я видел, как он пытается прийти в себя. Его лицо теперь было бесцветным и рыхлым. Его личность, которая казалась мне такой же крепкой и неповоротливой, как его тело, теперь разваливалась на части.

– Зачем ты вообще позволил мне приехать? – спросил я. – Написал бы, что поселил в доме еще кого-нибудь. И почему ты изображал дружелюбие, когда мы встретились?

Он ничего не сказал; только смотрел на меня, выражая гнев и смятение каждым дюймом тела.

– Я также невиновен в смерти этих девушек, как и в смерти Алисон Грининг.

– Я не собираюсь слушать твои бредни, – сказал Дуэйн. – Сиди здесь, пока Говр не явится за тобой, – он опять попытался улыбнуться. – Вот тогда я повеселюсь. Черт, если бы у меня сейчас было ружье, я бы разнес тебе башку.

– Тогда Алисон Грининг пришла бы за тобой.

– Притворяйся сумасшедшим сколько угодно. Теперь это уже неважно.

– Это точно. Неважно.

Уходя, Дуэйн сказал:

– Знаешь, моя жена была такой же сукой, как все они. Она жаловалась, что я прихожу с поля грязный, а я говорил ей: эта грязь ничто по сравнению с грязью в твоей душе. Я только надеялся, что она родит мне сына.

Когда начало смеркаться, я знал, что мне осталось меньше трех часов. Придется идти пешком. Иначе Дуэйн услышит машину, и позвонит Говру. Им не нужно знать, куда я иду. Альтернативой было сидеть в доме и принимать каждый скрип половиц за ее шаги. Нет. Все должно кончиться там же, где и началось – на старом пруду Полсона. Я должен пойти туда один, без Дровосека и Зака, к этим гладким камням, к этой холодной воде. Я должен сдержать данную мною клятву. Ярость Дуэйна, расчеты Белого Медведя меркли перед тем, что мне предстояло. Я забыл о них сразу же после того, как Дуэйн покинул дом. Изголодавшийся Пол Кант смог пройти через поле; смогу и я.

Я сделал это раза в четыре быстрее, чем Пол. Я просто шел по обочине дороги в мягком свете заката. Один раз мимо проехал грузовик, и я переждал в пшенице, пока его фары не скрылись за поворотом. Я чувствовал себя невидимкой. Никакой болван на грузовике не мог остановить меня, как я не мог остановить свою кузину. Я шел быстро, не глядя под ноги, превозмогая страх. На вершине холма я дотронулся до плаката, рекламирующего городскую кассу, и почувствовал под рукой мягкую древесную гниль. Отсюда еще был виден свет, горевший в окнах Дуэйна. Мне вдруг показалось, что я могу оторваться от земли и полететь, подхваченный холодными крыльями.

У подножия невысокого холма, за которым лежал пруд, я остановился передохнуть. Было около девяти. В чистом небе повис белый камень луны. Я шагнул на тропинку, ведущую к пруду; меня тянуло туда как магнитом. Лунный свет выхватил из темноты ветку громадного дуба. Под корой перекатывались мощные мускулы. Я сел на глыбу гранита, снял туфли и швырнул их в траву. Потом на цыпочках двинулся дальше.

В конце тропинки гравий сменился сухой травой. Передо мной лежало бурое ровное пространство с полоской кустов на краю. Быстро темнело. Я увидел, что несу в руках куртку, и набросил ее на плечи. Алисон Грининг, казалось, скрывалась в самом пейзаже, в каждый его детали. Она впечаталась в каждый камень, в каждый лист. Я шагнул вперед – самый отважный поступок в моей жизни, – и невидимость сомкнулась вокруг меня.

Когда я достиг другого конца бурой поляны, уже было темно. Переход от сумерек к ночи занял какие-то секунды. Мои босые ноги нащупали камень. На пятке у меня лопнул мозоль, и я увидел, несмотря на темноту, текущую кровь. Я свернул к кустам, из которых тут же вспорхнула стайка птиц. Лунный свет посеребрил их оперенные тельца и упал на скелеты кустов внизу. Я сделал еще шаг, и передо мной открылся черный провал пруда.

В следующий момент луна, похожая на лицо Алисон, заискрилась на поверхности воды. Я закрыл глаза. Мой рассудок заметался в клетке из образов. Я не сразу смог вспомнить собственное имя: выскользнуло “Майлс”, потом “Тигарден”. Я сделал еще шаг и почувствовал, что сияние тянет меня к себе. Еще шаг. Весь пруд, обрамленный каменным поясом, как будто гудел – нет, он гудел, вклинившись в пространство между бездонной глубиной и пронизанным лунным светом небом.