Рэй Брэдбери - Что-то страшное грядёт

— Помогите! Он гонится за мной! — кричал мальчик. — Этот ужасный человек! Ужасный человек! Я хочу домой!

Метнувшись вперед, мальчик протянул руки к Чарлзу Хэлоуэю.

— О, помогите, я потерялся, мне страшно. Отведите меня домой. Этот Человек с татуировками!

— Мистер Мрак! — выпалил Вилл.

— Он самый! — тараторил мальчик. — Бежит сюда! О, задержите его!

— Вилл… — сказал отец, вставая с колен, — займись Джимом. Искусственное дыхание. Пошли, парень.

Мальчик засеменил куда-то в сторону.

— Сюда!

Шагая следом, Чарлз Хэлоуэй разглядывал расстроенного мальчика, изучал его голову, плечи, спину, походку.

— Мальчик, — сказал он, когда они обогнули сумрачную карусель, по ту сторону которой склонился над Джимом Вилл. — Как тебя звать?

— Некогда! — закричал мальчик. — Джед. Скорей, скорей!

Чарлз Хэлоуэй остановился.

— Джед, — продолжал он; мальчик обернулся, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Сколько тебе лет, Джед?

— Девять! — ответил мальчик. — Господи, сейчас не время! Мы…

— У нас вагон времени, Джед, — сказал Чарлз Хэлоуэй. — Только девять. Такой юный. Я никогда не был таким юным.

— Боже праведный! — сердито крикнул мальчик.

— Или кто-то совсем неправедный, — заметил отец Вилла, протягивая руку к мальчику; тот поспешно отпрянул. — Ты боишься только одного человека, Джед. Меня.

— Вас? — Мальчик продолжал пятиться. — Что вы мелете! С какой стати?

— А с такой, что иной раз у добра есть оружие, а у зла его нет. Кое-когда трюки не удаются. Кое-когда люди не позволяют разъединить их и заманить в западню. Никаких «разделяй и властвуй» сегодня, Джед. Куда ты задумал вести меня, Джед? К какой-нибудь клетке со львами, где ты уже все приготовил? К какому-нибудь аттракциону вроде Зеркального лабиринта? К кому-нибудь вроде той Ведьмы? Ну, Джед, ну, говори же! А давай-ка, Джед, завернем твой правый рукав, идет?

Большие глаза цвета лунного камня сверкнули; мальчик отскочил назад, но одновременно Чарлз Хэлоуэй прыгнул вперед, поймал его за руку, схватил за шиворот и вместо того, чтобы просто завернуть рукав, сорвал с него рубашку.

— Ну вот, Джед, — произнес Чарлз Хэлоуэй почти спокойно. — Как я и думал.

— Вы, вы, вы, вы!..

— Вот именно, Джед, я. Но главное — ты, давай-ка посмотрим.

И посмотреть было на что.

По всей руке мальчугана, начиная с пальцев и кисти, извивались синие змеи с глазами цвета медного купороса, синие скорпионы сновали между вечно голодными синими акульими челюстями, которые норовили схватить всевозможных уродцев, стиснутых вместе наколкой бок о бок, плечо к плечу по всей груди, по всему тонкому торсу, ютящихся в укромных тайниках этого маленького, крохотного, теперь похолодевшего, дрожащего от страха тельца.

— Право, Джед, ничего не скажешь — настоящие произведения искусства.

— Вы!.. — Мальчик ударил его по лицу.

— Ага, все тот же. — Приняв удар, Чарлз Хэлоуэй зажал мальчика правой рукой, как в тисках.

— Нет!

— А вот и да, — произнес Чарлз Хэлоуэй, продолжая удерживать его здоровой рукой; изувеченная левая безжизненно свисала вниз. — Да-да, Джед, можешь дергаться, корчиться сколько угодно. Неплохо задумано. Увести меня одного, разделаться со мной, потом вернуься за Виллом. А когда нагрянет полиция — что вы, никакой я не владелец Луна-Парка, а всего лишь девяти-десятилетний мальчик, который пришел посмотреть аттракционы. Стоять на месте, Джед. Что это ты так силишься вырваться? Полиция туда-сюда, а хозяев Луна-Парка след простыл. Я угадал, Джед? Отличный ход.

— Вы ничего не можете мне сделать! — вскричал мальчик.

— Смешно, — ответил Чарлз Хэлоуэй. — Сдается мне, что могу.

Он все крепче, почти любовно прижимал к себе мальчика.

— Убийство! — завопил мальчик. — Убивают.

— Я не буду тебя убивать, Джед, мистер Мрак или кто ты там, что ты там есть. Ты сам себя убьешь, потому что тебе невыносимо быть вблизи людей вроде меня, пребывать так близко и так долго.

— Злой! — простонал мальчик, продолжая вырываться. — Ты злой!

— Злой? — Отец Вилла рассмеялся, отчего мальчик, словно ужаленный осой или уколотый шипами, стал корчиться еще сильнее. — Злой? — Пальцы Чарлза Хэлоуэя словно приросли к мальчишеским тонким костям. — И это говоришь ты, Джед. Впрочем, так и должно быть: злу добро кажется злом. Вот я и обойдусь с тобой, Джед, по-доброму, просто буду держать и смотреть, как ты сам себя травишь. Буду казнить тебя добром, Джед, мистер Мрак, мистер Владелец, мальчик, пока ты не скажешь, что с Джимом. Разбуди его. Отпусти на волю. Верни ему жизнь!

— Не могу… не могу… — Голос мальчика провалился в колодец внутри его тела, звучал все слабее, слабее. — Не могу…

— Вернее сказать — не хочешь?

— …не могу…

— Ладно, парень, тогда приготовься — вот так… и вот так…

Их можно было принять за отца и сына, которые горячо обняли друг друга после долгой разлуки, а тут еще Чарлз Хэлоуэй поднял изувеченную руку и ласково погладил потрясенное лицо мальчика, отчего полчища картинок задрожали и заметались туда-сюда, делая микроскопические перебежки. Глаза мальчика дико вращались, но взгляд не мог оторваться от рта Хэлоуэя, от той странной, по-своему нежной улыбки, что недавно упокоила Ведьму.

Чарлз Хэлоуэй еще сильнее прижал к себе мальчика и подумал: «У зла ровно столько силы, сколько даем ему мы. Я ничего тебе не даю. Я отбираю. Умирай. Умирай. Умирай».

Огоньки в испуганных глазах мальчика потухли.

Сам мальчик вместе с его корчащимся от боли сборищем чудовищ, которого он уже толком не видел, только осязал, упал на землю.

Казалось, должен был раздаться грохот, как если бы обвалилась гора. А послышался только шепест, как будто на пыльную землю уронили японский бумажный фонарик.

Глава пятьдесят третья

Чарлз Хэлоуэй долго смотрел, натужно дыша, на простертое перед ним тельце. В брезентовых проулках бились в судорогах тени — там люди и уродцы самого разного вида и роста, воплощения собственных страхов и прегрешений, цеплялись за стойки и стонали, не веря в происходящее. Где-то на свету появился Скелет. Где-то еще Карлик, почти осознав, кто он такой, выскочил, точно краб из норки, чтобы смотреть, хлопая глазами, на Вилла, который пытался оживить Джима, и на Чарлза Хэлоуэя, в изнеможении склонившегося над немым, недвижимым мальчишеским телом, меж тем как карусель, постепенно, постепенно замедляя ход, наконец остановилась, покачиваясь, словно паром, на колеблемых ветром волнах травы.

Луна-Парк был подобен огромному темному очагу, в котором загорались угольки по мере того, как тени стягивались к карусели, чтобы воспламенить свои глаза лицезрением драматической картины.