Евгения Грановская - Никто не придет

– Они вовремя успели, – громко сказал Стас. – Еще бы чуть-чуть и…

– Они тут что, – спросил Толя, – все ненормальные?

Маша улыбнулась:

– Что-то вроде этого. – Она перевела взгляд на полковника и хрипло спросила: – Значит, расследования не будет?

Он сдвинул брови и ответил со своей обычной невозмутимостью:

– Поживем – увидим, Мария Александровна.

4

Москва была мокрой, пасмурной, но в то же время полной неизъяснимой прелести контрастов. Черный асфальт и огненные листья, мокрые крыши и красные кроны деревьев. Осень полностью вступила в свои законные права.

За окном кабинета накрапывал дождь, ветер и дождевые капли шевелили желтые листья клена, склонившиеся к самому стеклу. Ритмичный стук дождя действовал успокаивающе и навевал дрему.

– Что же все-таки с ними произошло? – спросил полковник Жук. – Я понимаю, что под влиянием излучения этих людей стали посещать галлюцинации. Но почему они вообразили, что прокляты? И почему стали поклоняться каким-то духам?

– Страх превратился в религиозный культ, – сказала Маша. – Это часто бывает. Быть может, только так и бывает.

Старик задумчиво повертел в пальцах карандаш, потом нахмурился и произнес:

– Не скажу, что меня устраивает это объяснение. Впрочем, данным феноменом должны заниматься не мы, а психологи. Наше дело – поймать преступников и посадить их в тюрьму.

– Об этом я и хотела сказать, – в тон начальнику проговорила Маша. – Андрей Сергеевич, что будет с Рутбергом?

– Точно не знаю, – ответил он.

– Но его не посадят, верно?

– Да. Вероятней всего. Он слишком ценный кадр.

Маша вздохнула и хмуро посмотрела на чашку с кофе, стоявшую перед ней на столе.

– Все в мире меняется, но одно остается неизменным: сильные не тонут, – грустно произнесла она.

– Как дерьмо, – простодушно заметил Толя Волохов.

Стас, сидевший рядом с Машей, хмыкнул и сказал:

– Анатоль, как вы можете так вульгарно выражаться?

Волохов показал Стасу кулак. Тот отвел взгляд и вздохнул, как бы поражаясь несовершенству мира, в котором живут настолько грубые и вульгарные типы.

Полковник Жук посмотрел на Машу и проговорил:

– Он уже не будет жить так раздольно, как прежде. «Старший брат» не прощает серьезных проколов и ошибок. Скорей всего, его запрут на каком-нибудь закрытом объекте, где он проведет остаток жизни, передвигая пробирки. Мечтам о власти придет конец, но удовлетворения от работы у него никто не сможет отнять.

– Что ж… Мы можем утешать себя тем, что сделали все, что могли, – сказала Маша.

– Слабое утешение, – заметил Стас. – Но ты права: другого у нас нет. Хотя нет, есть еще одно.

– Какое?

– Знаю, ты скажешь, что я не прав и что нельзя быть таким кровожадным, но я рад, что майора Воробьева постигла такая страшная участь.

Машу передернуло при одном воспоминании.

– Кстати, выяснилось, пса этого купил и вырастил сам Воробьев, – произнес Стас. – Одно непонятно – какого дьявола пес напал на своего хозяина?

– Наверное, взбесился, – простодушно предположил Толя Волохов. – А красивый был пес. Порода называется «канне корсо», итальянский мастиф. Я раньше о такой даже не слышал.

– Чего ж ты его застрелил, такого красивого?

– Я спасал человека, – пожал плечами Толя. – И действовал строго по закону.

– Не человека, – возразил Данилов, – а майора Воробьева. Это разные вещи.

– Тогда я еще не знал его имени.

Старик и Маша молча слушали их перебранку. Когда Стас замолчал, полковник Жук вежливо спросил:

– Вы закончили?

– Да, – сказал Стас. – Продолжайте, товарищ полковник.

– Спасибо, Станислав. Мария Александровна, вам удалось узнать, как свадебные фотографии Илоны Сафроновой попали в Москву?

– Да, – кивнула Маша. – Благодаря Степану Чадову. Полгода назад он был на заправке, той, что в нескольких километрах от Хамовичей, и там передал фотопленку некоему Егору Богдановичу Головко.

– Кто это? – спросил Стас.

– Угрюмый старикан в красной бейсболке. Тот самый, который поил нас отвратным кофе и кормил бутербродами с просроченной колбасой. Помнишь?

– Еще бы. – Данилов усмехнулся. – Такое не забывается.

– Я с ним побеседовала на эту тему. Спросила, почему же он не забрал из фотомастерской готовые снимки. И знаете, что он мне ответил?

– Что? – спросили в один голос Толя и Стас.

– Что его никто об этом не просил. Просьба была – передать пленку в фотомастерскую, но просьбы забирать снимки не было.

– Думаешь, Степан Чадов специально это сделал? – поинтересовался Данилов.

Маша посмотрела на него и сказала:

– Об этом, Тасик, ты спросишь у него самого. Когда врачи разрешат посещение.

Полковник Жук закрыл лежавшее перед ним дело и отложил его в сторону.

– Ладно, с этим выяснили, – проговорил он и обвел своих подчиненных спокойным, благожелательным взглядом. – Теперь давайте перейдем к другим делам.

Эпилог

На этот раз Лидка была не в халате, а в элегантной кофточке и мини-юбке, открывающей ее стройные ноги до самых бедер. Эффект, безусловно, был рассчитан на Глеба Корсака, хотя сам Глеб лежал на диване, под клетчатым пледом, и ничем не выказывал своего восхищения и даже, кажется, не смотрел на эти ноги, как бы Лидка ими не вертела.

К дивану подошел белый котенок с черной мордочкой. Оттолкнулся от пола задними лапками и легко взмыл Глебу на грудь. Там он уселся и принялся мыть черную мордочку черной лапкой.

– Ой, а это что у вас? – удивилась Лидка, отрываясь от бокала с вином. – Кошечка?

– Угу, – сказала Маша. – Глеб с дачи притащил. Говорит – соседи выбросили.

– Ой, как я люблю кошечек! А он не царапается?

– Царапается, – мрачно изрек Глеб. – Все кошки царапаются.

Лидка захихикала и протянула к котенку руку, но тот, вскинув голову, предупреждающе ударил по руке лапкой.

– Ну-ну-ну! – Лидка отдернула руку. – Ты чего такой дикий!

Тут же потеряв интерес к котенку, она снова повернулась к Маше, которая как раз поставила свой опустевший бокал на журнальный столик, и затараторила:

– Представляешь, Марусь, а я тут попала в историю!

– Что за история? – осведомилась Маша, доставая из пачки сигарету.

– Отправилась я со своим выводком в садик. Встали рано утром, парни мои сонные, да и я не лучше. Переходим дорогу – младшего несу под мышкой, старший бежит рядом вприпрыжку, а средний, Ванька, как всегда, тащится сзади… Марусь, плесни-ка мне еще рислинга! Он у вас такой вкусный!

Маша взяла бутылку и наполнила ее бокал.

– Ну, вот, – продолжила Лидка. – Перешли мы через дорогу, оборачиваюсь – а моего среднего, Ваньки, нет. Я туда-сюда – нету! И тут замечаю: лежит мой Ванька посреди дороги, на «островке безопасности», и дрыхнет как сурок. Представляешь, уснул на ходу, пока переходил дорогу!