Александр Варго - Камень
– А вот и ты. Здравствуй! – грустно улыбнулась Людмила, когда я неожиданно легко поднялся и встал на землю.
Видимо, с момента моей смерти прошло не так много времени – всё вокруг по-прежнему было погружено в темноту, лил дождь, но здесь было сухо, комфортно и светло. Над значительным участком кладбища был натянут гигантский шатёр с плоской крышей, а мощные прожектора по периметру, свет которых словно дымился, позволяли без труда читать, если в этом возникла бы необходимость. Рядом беспокойно бегал Норд, кажется, не видя меня, но что-то чувствуя – временами он застывал на месте, как-то неуверенно вытягивал морду и начинал медленно махать хвостом, а потом снова продолжал суетиться кругами. Чуть дальше стояли какие-то размытые люди, из которых решительно шагнул вперёд и приветливо улыбнулся мне Виталий Александрович:
– Рад тебя видеть и в таком состоянии!
Словно предваряя мой вопрос, он разжал массивный кулак, и я увидел там кусочек камня – несомненно, одного из тех, что я оставил на столе в кабинете, кажется, много лет назад.
– А где Борис и Вера Павловна? – спросил я, оглядываясь и замечая Женю с Наташей, которые стояли в сторонке и выглядели совсем плохо.
– Не беспокойся. Эта парочка далеко не ушла. Они в машине и нейтрализованы.
– Но как?
– Всё просто – мы засекли твой телефон, а дальше, как говорится, дело техники. Эти нелюди, видимо, решили совершить над твоим телом какой-то ритуал, за чем мы их и застали, – ответил Виталий Александрович, хмурясь. – Спасибо тебе за такой решительный и в то же время очень глупый поступок. Однако если бы не это, то Бориса и Веру Павловну мы искали бы ещё долго, чего Наташа и Женя просто не перенесли бы. Поэтому сейчас, можно сказать, всё нормально. Ну, разумеется, за исключением того, что ты умер.
– А Олино тело?
– Что касается этого, то, к сожалению, ничего. Однако, думаю, нам теперь не до неё…
Я про себя был склонен с ним согласиться, однако возникал простой вопрос, который почему-то казался мне теперь необыкновенно важным: если вместо Оли в качестве призрака выступаю я, то кто же будет тем живым, кто махнётся со мной? Впрочем, наверное, с этим можно было разобраться немного позднее, а сейчас я почувствовал, что должен помочь Жене и Наташе. Я ничего не ощущал, кроме переполнявшей меня силы, желания жить и необыкновенной лёгкости, которой, уверен, не было даже в детстве. Но при этом, как ни странно, я готов был снова оказаться в бренном теле, так как происходящее напоминало, словно я смотрю одновременно во все стороны, пусть и участвуя теперь вроде бы во всём намного больше, но не имея возможности в этом жить. Поэтому казалось очень важным как можно скорее стать тем, кем я был до этой ночи, – живым. А без Жени и Наташи это было невозможно. Однако самое главное, конечно, в другом – я не просто хотел помочь, а чувствовал, что это целиком в моих силах. Странное ощущение. Когда-то я просто успокоил бы людей, попытался ободрить или что-то в таком роде, но сейчас было совсем не то. И стоило мне подумать и пожелать, как словно часть меня отделилась и почти материально окутала девушек, которые на глазах из блёклых и размытых вернулись, пожалуй, к тому облику, как я увидел их впервые после извлечения камней из могил. При этом я неожиданно почувствовал себя не то чтобы уставшим, но уже гораздо менее бодрым и полным энергии, чем было всего несколько мгновений назад. Что же, вполне справедливо – где-то прибыло, в другом месте – убыло. Самое главное, что сейчас есть практически всё, чтобы снова вернуть полноценную жизнь в реальности и хоть немного отсрочить то, в чём я совсем недавно пребывал.
– Спасибо, нам намного лучше! – бодро выкрикнула Наташа и, подбежав, обняла меня, хотя я почувствовал больше эмоции или что-то, идущее от души, чем привычное ощущение прикосновения. – Так здорово, что ты снова с нами.
– Да, и, как вижу, девчонки от этого буквально расцвели, – усмехнулся Виталий Александрович. – Ладно, пора покинуть это злачное место и увидеть этот ваш Трюфельный холм. Столько уже о нём слышал, можно сказать, в своей вотчине – интересно теперь и посмотреть.
– Наверное, ты всё-таки узнаешь об этом подробнее только по рассказам, – ответила Наташа, делая смешные глаза. – Но ведь запретный плод сладок, не так ли?
– Это ещё почему?
– Потому что мне тоже кажется это правильным. Что скажешь, Кирилл?
Женя выжидающе смотрела на меня, и я почувствовал, что она права. Тогда не будет хватать ещё одного воскрешаемого, и неизвестно, к чему может привести в этих обстоятельствах. Поэтому я, помедлив, кивнул головой:
– Да, согласен. Иначе вполне может пойти что-то не так.
– Ладно, договорились, – немного разочарованно хлопнул в ладоши Виталий Александрович. – Тогда вперёд. Время начинать снова жить!
– Стоит действительно покинуть это место. Мне здесь не нравится… – задумчиво сказала Наташа. – А вот с воскрешением придётся повременить до утра.
– Почему это? – Виталий Александрович насупился. – Ты что же, не торопишься порадовать меня возвращением к жизни?
– Нет, не то. Просто я подумала, что не знаю, как выглядит Трюфельный холм в темноте и что там происходит. Забавно, да? Столько пробыла в этом месте, а не обратила внимания на такие очевидные вещи. И, тем не менее, думаю, лучше не рисковать. Ведь тени и зло, как известно, обретают в темноте особые свойства.
– У меня прямо мурашки по коже, – усмехнулся я, теперь понимая, что использовать это выражение можно образно во многих смыслах, один из которых, надеюсь, вскоре останется навсегда в прошлом. – Но, наверное, ты права – пусть уж лучше всё случится именно так, как в прошлый раз. Боюсь, у нас нет времени на разгадывание новых шарад и возможных накладок. Поэтому рисковать смысла нет.
– Ну, вам виднее, – сказал Виталий Александрович и, повернувшись, крикнул: – Всё, ребята, сворачиваемся и едем ко мне на квартиру!
Вокруг всё пришло в движение, а Людмила подошла вплотную, и я увидел, что она плачет:
– Мне так тебя не хватало, Кирилл. Я снова поняла, что жизнь стала бессмысленной.
– Ничего-ничего, скоро это всё закончится, и мы останемся вдвоём.
Я обнял девушку и почувствовал, как всё её тело сильно вздрагивает. В то же время я ощутил какую-то странную недоговоренность. Однако в откровенности Людмилы у меня после всего пережитого вместе никаких поводов сомневаться не было. Тогда в чём дело? Или просто моё восприятие как-то изменилось? После этого дня много лет я спрашивал себя, почему сразу не задал прямой вопрос? Ведь это могло многое изменить. Однако сейчас ошибочно посчитал, что мы сможем со всем разобраться потом.
– Ну, пошли, пошли…
Необычные ощущения, когда садишься в машину, но понимаешь, что надо сосредоточиться, чтобы сделать это как обыкновенный человек. Иначе вполне можно пройти насквозь или уже оказаться в одно мгновение там, где нужно. Однако сейчас мне хотелось быть с людьми, а зияющая чернота в могиле была ещё слишком жива в сознании и по-прежнему ужасала. Хотя, конечно, перед воскрешением надо будет попробовать что-нибудь эдакое – всё-таки подобные ощущения вряд ли представится случай ещё когда-нибудь испытать. С другой стороны, всё ли останется в памяти, когда снова вокруг сомкнётся плоть? В этом уверенности не было. Скорее даже больше «нет», чем «да». Я точно помнил, сколько всего открыл для себя после смерти, но уже безо всяких подробностей, словно сухая констатация факта, принимаемая на веру от кого-то постороннего, в чьих словах не было никаких поводов сомневаться. Странное ощущение, и одно можно было сказать наверняка на примере Бориса и Веры Павловны – какие-то моменты в памяти остаются из такого состояния точно. Хотя, возможно, в их случае я был первым человеком, которого они увидели и запомнили? Как тут разберёшься? И вообще – нужно ли углубляться? Да этого делать и не хочется – главное, чтобы всё прошло как положено, а без всего остального я как-нибудь проживу.
– Наши маниакальные знакомые в соседней машине – как видите, я не стал рисковать. – Виталий Александрович показал пальцем назад, и только теперь я обратил внимание, что прямо за нами следует инкассаторский «броневик». – Водители без оружия, а у меня есть такая штука, которая сразу блокирует там все системы управления. Мне не нужно никаких прискорбных повторений.
– Это хорошо придумано, – как-то невыразительно отозвалась Людмила. – А мы все у тебя поместимся?
– По поводу этого не беспокойся! – расхохотался Виталий Александрович. – В моей двухъярусной берлоге, которая занимает весь этаж, думаю, вполне комфортно разместятся два живых человека, собака и три духа.
Так оно и оказалось. Минут через двадцать мы вошли в шикарно обставленное помещение. Подобных мне ещё не приходилось видеть, хотя, разумеется, это уступало убранству коттеджа, пусть здесь был даже приятно потрескивающий камин. Всё-таки есть нечто обвораживающее в этих сталинках – умели же когда-то строить, и это, разумеется, не шло ни в какое сравнение с современным комфортабельным жильём. Мне, к сожалению, не довелось жить в таких квартирах, но, когда я был в гостях у одного знакомого, у меня вызвало восторг то, что, даже входя в туалет, попадаешь в просторное помещение, сопоставимое по размерам со средней комнатой, и, разумеется, даже без налёта такого понятия, как «совмещённый санузел».
