Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни

— Вам безумно по нраву это словечко «Увы», — заметил Лидиард. — И вы до отчаяния туманно говорите о том, каковы возможные намерения этого ангела или демона. Так есть у него сила вызвать конец света, как верит гностическое братство Мэллорна?

— Честно отвечу, не знаю, — ответил тот. — Сомневаюсь. Все, известное мне об этом племени, внушает надежду, что время могло лишить его части его мощи, пока оно спало, и ему совсем не захочется попусту тратить оставшуюся. Но я не смею полностью полагаться на это. Оно могло пробудиться и для того, чтобы учинить разрушение. Или чтобы стать незадачливой добычей какого-то иного существа его племени, которое сможет его подстеречь и использовать, но я не хочу говорить слишком много. Все, что я скажу, услышите не только вы, но и это существо, уловившее вас в свою паутину. Я только молю вас быть осторожным, сильным и терпеливым.

«Что за славный совет!» — Подумал Лидиард. — «Я пришел к нему за утешением, а он удваивает мои страхи. Раньше я боялся только того, что могу свихнуться, а теперь получается, надо больше бояться, а вдруг да и не свихнусь».

—  Если вы правы, то я, его доброго, действительно проклят. — мягко сказал он, — Или, как минимум, обречен узнать, что случается с людьми, которые попадают в лапы живых богов. Я бы уж предпочел ничему такому не верить, если бы мог.

— «Мы для богов, что мухи для мальчишек», — процитировал Шепард. — «Они нас убивают для забавы». Хотел бы я сказать вам, это неправда, но когда существа с мощью богов в былые времена ходили по земле, они, конечно, без колебаний уничтожали простых смертных… Были среди них и те, которые верили, что в истреблении рода людского ничего дурного нет. Но были и другие, которые думали иначе, и вполне возможно, как раз они-то и правы. В людях с холодными душами есть то, что сделает их однажды более могущественными, чем когда-то были боги. И, в отличие от богов, они не обречены уничтожать самих себя своей творческой силой. В вас нет магии, Дэвид, но вы не бессильны и не беспомощны, и я прошу вас всегда это помнить.

Лидиард уныло поглядел на него.

— Да кто же вы? — Спросил он. — Я ни на миг не поверил, что Пол Шепард ваше настоящее имя, и вы один из тех чудаков-мистиков, за какого принимает вас сэр Эдвард. Вообще-то… — Но тут он умолк, неспособный сказать больше.

— Вы правы, — ответил его синеглазый собеседник. — Это имя просто взято мной для удобства. Оно могло быть любым другим, это не имеет значения. Это же касается и того спектакля, который я разыгрываю перед сэром Эдвардом. Но я не смею говорить вам, кто я и что, если ваш внутренний взор еще не позволил вам это увидеть. Могу только предупредить вас, а придадите вы этому значение или нет, как вам угодно. Остерегайтесь той твари, когда повстречаетесь с ней вновь, и неважно, какой у нее будет вид. Остерегайтесь человека, который посетил долину до вас, и который смеет встревать. И остерегайтесь лондонских оборотней, называемых вервольфами, они уже сейчас знают столько же, сколько и я, может быть, даже больше.

3

Когда Лидиард проснулся на следующее утро, он увидел, что нижняя койка пуста. Вероятно, подумал он, Пол Шепард просто живет не по часам. Но когда тот не вернулся, Дэвид с сэром Эдвардом предприняли осторожные, но тщательные поиски. Довольно скоро выяснилось, что их недавнего спутника нет на судне. Дальнейшие расследования показали, что и его скромное имущество исчезло из трюма, где хранилось.

Лидиард не мог допустить мысли безумной попытке добраться до берега Африки вплавь. Но до берега было не более четырех-пяти милях, а неподалеку немало других судов, и Таллентайр предположил, что их недавний гость все-таки решился на этот опрометчивый поступок. В сущности, баронет казался совершенно не озабоченным исчезновением Шепарда. Словно его исчезновение только подтвердило подозрения насчет честности этого человека. Лидиард, напротив, сильно переживал потерю, не потому, что поверил всему сказанному, но из-за того, что Шепард как-то объяснил его тайный недуг, подал надежду на исцеление. Несмотря на нежелание верить, в свою одержимость, он постепенно стал находить эту мысль менее удручающей, чем ее очевидную альтернативу — безумие. Страх Лидиарда перед сумасшествием был настолько велик, что одержимость, теперь казалась спасительной соломинкой, за которую он жаждал ухватиться.

«Эксельсиор» продолжал медленно двигаться к Гибралтару, где их ждали два письма от Гилберта Франклина, пролившие новый свет на все происшедшее. Теперь даже Таллентайр начал сожалеть, что Шепард теперь вне досягаемости, и с ним невозможно поговорить начистоту.

Таллентайр прочел оба письма одно за другим, передавая их Лидиарду по мере прочтения. Реакция Таллентайра, как всегда, была внешне прохладной и задумчивой. Лидиард, наоборот, был сильно возбужден, и только врожденная вежливость сдерживала его желание поторопить баронета, и начать расспросы.

— Что ты думаешь? — Спросил Таллентайр, как только его спутник отложил второе письмо.

— Здесь подтверждается то, что сказал нам Шепард о принадлежности Мэллорна к тайному обществу, — заметил Лидиард, держась крайне настороженно. Он не смел признаться в чувствах, которые вызвало у него упоминание лондонских вервольфов, встретившееся во втором письме. Ведь ему даже в голову не пришло рассказать Таллентайру о странных предупреждениях, которые были даны ему Шепардом.

— Наши друзья предлагают возможный источник некоторых его заявлений, — заметил Таллентайр, — Я совсем не против почитать эту книгу, если удастся найти экземпляр. И хотел бы поговорить с другом Фрэнклина о его таинственном пациенте. Но что до Харкендера…

Лидиард знал, насколько необычно для Таллентайра оставлять высказывание незавершенным, и был поражен, когда понял, что продолжения фразы не будет.

— Вы хорошо знаете этого человека? — Спросил он.

— Пожалуй, я знаю его даже слишком хорошо, — подтвердил баронет голосом, полным негодования. — Хотя, не видел его много лет, но часто слышал о нем. Его имя всплывает всякий раз, когда разговор обращается к причудам и безумствам современного оккультизма, но я не встречался с ним лицом к лицу с тех пор, как окончил Оксфорд, Он там учился, не в моем колледже, но его достаточно хорошо знали в городе. Это был мрачный молодой человек, успешно прошедший науку всеобщей неприязни, стремившийся сделать преимуществом факт, что его все ненавидят. Он был смышлен и проницателен, но с ним старались не иметь общих дел. Сын предпринимателя, считавшего, что его чадо далеко пойдет, пожалуй, скорее из оптимизма, чем исходя из реального положения дел. Боясь общего презрения, Харкендер защитил себя, решив, что всем ненавистен, и пытался изо всех сил задевать других настолько же, насколько другие его. Он отказывался принимать основы любой ортодоксии, социальной, религиозной или научной. Ему, разумеется, пришлась бы по вкусу перспектива стать Антихристом. Он не дошел до выпуска, но вот вследствие провала или отказа, это вопрос мнения.