Коллектив авторов - Страхослов (сборник)

Мы все отбрасываем тени. И в тех тенях таится тьма.

Доехав до южного берега Тахо, я остановился, чтобы отлить и выпить кофе в «Старбаксе». Я решил, что потом проеду вдоль западного берега и направлюсь в Тахо-Сити. К этому моменту груз прошлого все сильнее давил мне на плечи.

Хотя мы много раз отдыхали по всей линии побережья, выбор места зависел от наших планов. На южном берегу мы останавливались всей семьей, втроем, в курортном городке с маленькими летними домиками. А на северном берегу мы весело проводили время с друзьями. К счастью, никого из этих друзей сейчас там не окажется. После разрыва почти все наши друзья переметнулись на сторону Эйрин, что неудивительно, учитывая, какая она… ну… общительная. Но это означало – по крайней мере, я надеялся! – что мне будет не так тоскливо тут одному.

Оставшийся отрезок пути был очень красив: лучи предзакатного солнца пробивались сквозь ветви сосен и елей, на дороге играли блики. По традиции я остановился у смотровой площадки, откуда открывался изумительный вид на крошечный островок Фаннет в заливе Эмеральд. Удивительно, но там никого не было, хотя обычно на соседней парковке яблоку негде упасть.

Я оставил мотоцикл на парковке, но на площадке задерживаться не стал: на меня нахлынули воспоминания о дочери, восхищавшейся небольшим полуразрушенным домиком на острове. Руины – вот и все, что осталось от единственного каменного сооружения на острове. Этот «чайный домик» построил десятилетия назад какой-то богач, живший на побережье, и Ким, бывало, восторженно говорила о том, каково это – навсегда поселиться там в одиночестве. Я даже подумал, не позвонить ли дочке, чтобы рассказать, где я, но не смог поймать сигнал сети. Наверное, это к лучшему. Я не был уверен, что мой голос не дрогнет.

Итак, я стоял на смотровой площадке и смотрел вниз, понимая, что все в моей жизни изменилось. Что, собственно, и жизни-то у меня нет. У меня есть только я. Вот и все.

Что же было дальше?

Час спустя, замерзший и уставший от долгой езды, я повернул к Тахо-Сити. Подъезжая к городку, сразу нужно притормозить, поскольку селение настолько маленькое, что можно проехать его за пять минут, если со светофорами повезет. На центральной улице было безлюдно: не сезон отпусков, да и снег еще не выпал. Не похоже, что у меня возникнут проблемы с тем, чтобы снять комнату, поэтому я решил вначале выпить.

Уже стемнело, морозный воздух был чист. Я поставил мотоцикл на улице, решительно игнорируя забегаловку, куда мы всегда ходили обедать. Впрочем, она все равно закрылась. Не пошел я и в бар «У Сэммика», где мы провели немало веселых вечеров (во времена до рождения Ким), куда нам так хотелось отправиться, когда мы сидели в семейном ресторанчике напротив (Ким тогда была еще маленькой), куда мы вернулись, чтобы пропустить по кружке пива с друзьями, вспоминая старые добрые деньки, а потом пошли в другое заведение (Ким к тому времени уже подросла, тот вечер она провела со своими приятелями-подростками в снятом нами домике на берегу, а мы, взрослые, потратили по тридцать долларов каждый за место в ресторане, проверенном и одобренном совершенно незнакомыми нам людьми на веб-сайте с отзывами и рейтингами таких заведений. Тогда такими сайтами, как «йелп», еще мало кто пользовался, но мы ведь были людьми среднего возраста – и боже упаси, как бы не случилось чего-то неожиданного).

Дальше по улице, в подвальчике, находился бар, но вывеска у него была такая неприметная, что я ни разу не обращал на него внимания, хотя проходил мимо, наверное, раз двести. Я и теперь не прочел эту вывеску. До сих пор не знаю, как этот бар называется.

Я как раз шел по улице, когда из подвального помещения, отдуваясь, поднялся какой-то мужчина в бледно-голубом свитере: лицо красное, кожа сухая, жиденькие русые волосы, глаза мутные, водянистые. Еще он страдал от избыточного веса. Мужчина чуть не сбил меня с ног, выйдя на тротуар и словно бы меня не заметив. Он закурил, с жадностью затянулся, а затем, неожиданно рванув с места, побежал прочь по улице. И не то чтобы он куда-то торопился – ему словно невыносимо было оставаться без движения.

Я спустился в бар. Пожалуй, стоило назвать его «Красный». Тут было темно, на стенах тускло горели лампочки в красных светильниках. Стулья и стены были обиты потертым красным бархатом – или какой-то похожей тканью, но дешевле. Единственная мощная лампа в зале, за баром, – и та могла похвастаться красным абажуром. В такое место люди обычно приходят на свидание с любовницей. Или чтобы напиться вдрызг. Ни того ни другого я не планировал.

Дородная бабища за прилавком равнодушно смерила меня взглядом, когда я подошел. В баре было пусто. И пахло выветрившимся пивом.

Я улыбнулся.

– Ну и ну, надо же!

Я редко пытаюсь строить из себя рубаху-парня. Ответ этой женщины напомнил мне почему. Она просто меня проигнорировала. Я задумался, что бы сказал новый муж Эйрин в этих обстоятельствах. И сработало бы это? Полагаю, что да. Я не раз смеялся над шутками Дэвида.

– Дайте бутылку «Сьерры», – сказал я.

Я отнес пиво за угловой столик и сел так, чтобы видеть весь зал. Я очень люблю светлый эль «Сьерра-Невада», но почти не пью его дома. В течение долгого времени – лет десять или пятнадцать – я выпивал по три бутылки пива за вечер. Ровно три. Путем длительных экспериментов я пришел к выводу, что если выпить «Лонгборд» или светлое пиво типа «Будвайзера», «Курса» или «Короны», то на следующее утро я просыпаюсь как ни в чем не бывало. Но если выпить хоть что-то чуть крепче, как «Сьерра», то на мое состояние влияют другие факторы. Например, насколько плотно я поужинал. Вспомнил ли, что на ночь нужно выпить воды.

Терпеть не могу слабое похмелье – в чем-то оно хуже сильного. Когда у вас сильное похмелье, вы знаете, что напортачили, и мысленно берете выходной. А вот слабое похмелье подкрадывается незаметно, от него мир кажется скучным, серым, грустным – но нельзя объяснить это внешними факторами, и вы думаете, что все дело в вас самих.

И я отставил пиво в сторону. Так поступают взрослые. Избегают блюд, от которых потом пучит, хотя эти блюда – самая что ни на есть вкуснятина. Занимаются спортом, хотя это ни на мгновение не приносит им удовольствия. Отказывают себе в наслаждениях, опасаясь, что этим только все испортят. Осторожно огибают эту дыру, но всегда помнят о ней. Живут в тени небытия. Всегда.

Я оставался единственным посетителем. А ведь был вечер пятницы.

– Серьезно, – сказал я. – Какое-то необычное затишье, верно?

Женщина за стойкой отреагировала не сразу, но спустя какое-то время все-таки повернула голову в мою сторону. Лицо у нее было широкое, белесое и глупое.