Джек Йовил - Дракенфелс

В зале было настоящее светопреставление. Освальд кричал. Остальные тоже. Люди пытались бежать, отталкивая друг друга. Кто-то стоял спокойно, выжидая удобный момент. Несколько старших сановников стали жертвами сердечных приступов.

Женевьева выдернула руку из разодранного плеча чудовища и вцепилась в маску Дракенфелса. Кожа расползлась под ее острыми, как ножи, ногтями, железные пластины прогнулись. Маска поддалась, и она отшвырнула ее. В зале раздались вопли. Она избегала смотреть ему в лицо. Уж настолько-то она сохранила здравомыслие. В любом случае, лицо ее не интересовало. Ей просто было необходимо содрать железную защиту с его шеи.

Ее рот широко разинулся, челюстные кости изменили свое положение и образовали как бы новый ряд зубов, выскользнувших из ножен, потом челюсти захлопнулись. Она глубоко впилась в шею монстра.

Она сосала, но крови не было. Грязь обжигала ей горло, но она все-таки сосала. Омерзительнейшая, самая тошнотворная, самая гнилостная жидкость, какую она когда-либо пробовала, заполнила ее рот и потекла в желудок. Эта дрянь обжигала, подобно кислоте, и тело Женевьевы тщетно пыталось извергнуть ее. Она чувствовала, что слабеет под действием растекающегося яда.

И все-таки она сосала.

Вопль, начавшийся будто бы с предсмертного вздоха Лёвенштейна, теперь набирал силу и ярость. Ее барабанные перепонки болели и кровоточили. Остов ее сотрясался внутри тела. Она ощущала могучие удары по ребрам. Вопль был как ураган, сокрушающий все на своем пути.

Затхлая струйка брызнула ей в рот. Это было еще отвратительнее, чем сухое мясо.

Она вырвала кусок его горла и выплюнула его, потом впилась зубами снова, на этот раз повыше. Ухо Великого Чародея оторвалось, и она проглотила его. Она сорвала лоскут серого мяса сбоку его головы, обнажив черепные швы. Между костяными пластинами сочилась прозрачная желтоватая жидкость. Она высунула язык, чтобы слизнуть ее.

Рука накрыла ее лицо и отпихнула назад. Шея ее вытянулась так, что едва не оторвалась. Она прокусила толстую перчатку, но не смогла вонзить зубы в ладонь. Другая рука ухватила ее за талию. Ноги ее оторвались от Дракенфелса.

Убийственная ярость схлынула, и она почувствовала, как уменьшаются ее зубы. Сотрясаясь в конвульсиях, она изрыгнула съеденное ухо, и оно прилипло к руке, закрывавшей ее рот.

Она снова почувствовала прикосновение смерти. Шанданьяк ждет ее, и все другие, кого она пережила в свое время.

Дракенфелс рванул ее одежду, обнажая вены. Ее кровь, кровь, которую она обновляла столько раз, вновь сделает его живым.

Своей смертью она воскресит его.

XI

Детлеф был еще жив. Половина его тела совершенно онемела, а другая половина содрогалась от боли. Но он все еще был жив.

Вопль Дракенфелса заполнил зал, ввинчиваясь в мозги всех, кто здесь присутствовал. От него задрожали стены, и камни посыпались на зрителей. Все стекла во всех окнах разом разлетелись вдребезги. Старики умирали, молодые сходили с ума.

Детлеф поднялся на четвереньки и с трудом отполз в сторону.

Женевьева пожертвовала собой ради него. Он будет жить, по крайней мере, еще мгновение, а она умрет вместо него.

Он не мог этого допустить.

Он встал, споткнулся и налетел на кусок декораций. Человек, что прятался за ней – Козински, – исчез. Вокруг валялись канаты и рухнувшие сверху грузы. Задники обрушились, громоздясь друг на друга. Упал фонарь, и вокруг него разлилось горящее масляное пятно.

Он потерял свой меч. Ему нужно оружие.

У стены лежала кувалда. Ею пользовался Козински при монтаже декораций. Ее следовало убрать отсюда. Оставлять кувалду на этом месте было опасно. Кто-нибудь мог запросто споткнуться о нее, выходя на сцену. Детлеф выгонял людей и за меньшее...

На этот раз, если он останется жив, он утроит Козински жалованье и позволит этому грубияну играть романтических героев, если тот захочет...

Детлеф схватил кувалду. Его запястья заныли от ее тяжести, раненое плечо обожгло болью.

Это была всего лишь обычная кувалда.

Но необычной была сила, хлынувшая из нее в тело Детлефа.

Когда Детлеф занес ее для удара, ему показалось, что он видит вокруг нее слабое сияние, словно золото подмешалось к свинцу.

– Именем Сигмара! – выкрикнул он.

Боль его исчезла, и удар достиг цели.

XII

Вся сила удара пришлась Дракенфелсу на поясницу. Он прижал к себе Женевьеву, не желая отказываться от крови, которая сможет оживить его.

Детлефа Зирка от удара развернуло, и он оказался лицом к лицу с Великим Чародеем.

Дракенфелс увидел сияющий молот у него в руках и познал миг страха. Он не осмеливался произнести имя, пришедшее ему на ум.

Давным-давно он стоял во главе разгромленной орды гоблинов, усмиренный и униженный светлобородым гигантом с неистовым взором, высоко вскинувшим свой молот в знак победы. Магия покинула его, тело разлагалось в тех местах, куда пришлись удары молота. Ему понадобилось больше тысячи лет, чтобы когтями проложить себе путь к полной жизни.

В глазах Детлефа пылал сейчас не огонь гения, это был огонь Сигмара.

Племена людей с северо-востока и все полчища гномов сплотились вокруг этого молота. Впервые Дракенфелс был побежден в бою. Сигмар Молотодержец стоял над ним, попирая ногой лицо Великого Чародея, и обращал его во прах.

Женевьева вырвалась из его рук и отскочила прочь. Обрушился еще один удар, теперь по обнаженным пластинам черепа.

Глубоко внутри Вечного Дракенфелса Ласло Лёвенштейн содрогнулся в предсмертной агонии. И Эржбет, Руди, Менеш и Антон Вейдт. И другие, многие тысячи других.

Детлеф ткнул его молотом, будто дубиной, и Дракенфелс почувствовал, как его нос провалился внутрь головы.

Сердце Эржбет взорвалось, заливая его грудь желчью. Жир Руди обратился в жидкость, хлынувшую в брюшную полость. Кожа Менеша полопалась и полосами слезала с него. Кости Вейдта потрескались. Убитые Дракенфелсом предали его.

Дракенфелс увидел, что за кулисами дожидаются фигуры в монашеских одеяниях. Там должен быть и тот, его похожий на обезьяну сородич, и тысячи и тысячи других, кто последовал за ним в царство смерти.

Детлеф, с текущим по лицу гримом, с пеной исступления на губах, взмахнул молотом.

Тощее тело Лёвенштейна одиноко стояло среди останков того, что было Великим Чародеем. Дракенфелс закричал снова, куда слабее на этот раз.

– Сигмар, – блеял он, – пощади...

Молот продолжал бить. Череп раскололся, как яйцо. Дракенфелс рухнул, а удары продолжали сыпаться.

На равнинах было холодно, и его бросили умирать, слишком слабого, чтобы племя возилось с ним. Судьба послала ему человека, его первую жертву, и он решил взять его жизнь. Он победил, но теперь... пятнадцать тысяч лет спустя... он знал, что ему настал конец. Он всего лишь на несколько мгновений, по меркам вечности, отсрочил смерть.