Игорь Шабельников - Стрелок

Чёрт с ним, с Ведьмаком, хочет оставаться на станции – пусть остается, а у меня свои планы. Ведьмак теперь не один, да и Матис с Профессором где-то поблизости. Оставалось убедиться, что Ведьмак прижился на станции, и ему ничего не угрожает от долговцев. Чтобы оправдать в глазах Ведьмака моё «бесцельное» шатание по станции, я записался снайпером в «истребительную» команду.

Операция по ликвидации бандитской засады прошла без существенных осложнений. Я вышел на сутки раньше основной команды. За день я обследовал подходы к засаде, выбрал точку для стрельбы и определил цель – командира бандитов. Мой первый выстрел послужил сигналом к началу операции. Наши бойцы и стрелки из охранения конвоя скоординированно с двух сторон напали на бандитов. Бандиты, деморализованные потерей командира и не ожидавшие нападение ещё и с тыла, не оказали существенного сопротивления, были полностью уничтожены.

Осложнение возникло после ликвидации бандитов – в долговском конвое одним из носильщиков был Шотландец. Он меня тоже узнал. Глянул, вроде как, подмигнул левым глазом и отвернулся. Ох, не понравился мне его взгляд. Нет, не подмигнул он мне – он мысленно в меня прицелился. Тупой, но мстительный, сволочуга. Надо что-то делать, теперь и мне и Ведьмаку, выходя со станции Янов в Зону, следует опасаться выстрела в спину.

Но делать ничего не пришлось, через три дня Шотландца и ещё группу долговцев отправили на Дальний кордон – Бармен сдержал своё обещание. Вот и слава богу, три месяца, аж до следующего каравана, Шотландец пробудет в штрафной роте вдали от станции, а там видно будет, да и на Дальнем кордоне выживают не все.

Ладно, в сторону лирику. Вон, вороны начали сбиваться в стаи, потянулись к месту ночлега – скоро стемнеет, надо поторапливаться. Кстати о воронах, ворон Карлушка не отстал от Ведьмака, прилетел вслед за нами на станцию. Ведьмак каждый день подкармливал Карлушку с рук, посмотреть на это шоу собирались любопытствующие яновцы. Карлушка стал привыкать к людям, правда, в руки, кроме Ведьмака пока никому не давался. А через две недели он не только не улетел на ночлег, а въехал на плече у Ведьмака в здание станции. Больше всего на станции Карлушке понравился буфет. Превратившись во всеобщего любимца и окончательно обнаглев, Карлушка, перелетая от стола к столу, клянчил вкусненькое, а когда ему не давали то, что ему приглянулось – ругался, вызывая всеобщее веселье. Причём ругался он матерно и заковыристо – знакомство с яновцами чрезвычайно пополнило его словарный запас.

Чёрт, тут вблизи человеческого жилья надо быть особенно внимательным и осторожным, а в голове крутится всякая херотень. Вон она уже на пригорке – угольная баржа Ноя. Хотя, говорить, что баржа лежит на пригорке – это, пожалуй, неправильно. После того, как Затон обмелел, баржа, в отличие от других кораблей, просто осталась на берегу. Остальные корабли, застрявшие в Затоне, лежат, зарывшись по ватерлинии в песок и ил на дне Затона.

Дно же Затона – это множество мелких островков среди болот и бесчисленных проток. Вешние воды подтапливают эти островки, и они к лету стремительно зарастают камышом и осокой. За лето на этих островках плодятся и множатся мутанты всех мастей – это и собаки, и волки, и болотные снорки. Из камышей мутантские стаи устраивают набеги на человеческое жильё и засады на одиноких сталкеров. Летом из-за болотистой местности уничтожить или значительно сократить поголовье мутантов не представлялось возможным. Только когда болота Затона сковывает лёд, приходит время посчитаться с мутантами. Правильно организованный пал на всю зиму почти полностью очищает Затон от мутантов.

Поднялся на пригорок, обошел «Ковчег» Ноя. Отсюда открывался вид на Затон. Затон затянут пеленой черного дыма, видны разбегающиеся кольца огней – пал в самом «разгаре». Хорошо, что я не сунулся в затон. Ладно, пора потревожить Ноя. Но Ной временами бывает крут. Поэтому я не стал подходить к врезанному в борт люку с деревянной дверью, а, прижавшись спиной к борту, постучал пяткой ботинка по металлической обшивке баржи. Бух, бух, бух! Бух-х, бух-х, бух-х, – отозвалась баржа гулким эхом.

– Чего надо? – раздалось из-за двери, когда затихло эхо моих ударов.

– Ной, открой, окажи приют одинокому пилигриму, – выкрикнул я.

– Пилигримы в тутошних местах по ночам не шастают, а для остальных у меня вот, – сказал Ной и, высунув в щель досок двери ствол дробовика, выстрелил дуплетом. Бу-бух-х, эхом отозвалась баржа.

За дверью послушалось повизгивание и какая-то возня. Дело принимало дурной оборот, похоже, Ной сегодня не в духе. Если он откроет дверь и спустит на меня своего пса, то мне несдобровать. Я выхватил пистолет и стал отодвигаться от двери. Видать, у меня сегодня будет тяжелая ночь, причём на открытом воздухе.

– Эй, пилигрим, ты ещё там? – крикнул через дверь Ной.

– Тут, – отозвался я, снимая пистолет с предохранителя.

– Тебе ещё что-то от меня надо? – поинтересовался Ной.

– Мне бы водички, а то так есть хочется, что переночевать негде, – пятясь в сторону от двери, выкрикнул я.

– Меченый, это ты, что ли? – спросил Ной.

Вот я не понял, он прикалывается так или взаправду не узнал мой голос?

– Я это, Ной. Меченый, – крикнул я.

– Побожись, – крикнул Ной.

Скотина, он не только прикалывается, а, судя по голосу, ещё и пьян. Конечно, он с самого начала знал, что пришел кто-то из своих. Его собака почуяла мой запах и узнала. Поэтому она не рычала, я повизгивала.

– Что б ты сдох! – зло выкрикнул я, ставя на предохранитель и убирая пистолет.

Открылась дверь, на пороге освещаемый пламенем пылавшей в барже печи стоял, улыбаясь, Ной, на поводке он держал свою псину, Дружка.

– Ме-че-ный, – Ной развел руки для объятий. Пес, спущенный с поводка, неторопливо посеменил ко мне.

Вообще-то Дружок не был псом – он был волком-мутантом. Но Ной подобрал его ещё щенком и воспитал, как собаку. Внешне он мало походил на волка, скорей – на помесь кавказца и алабая, только вот морда вытянутая и глаза умные, волчьи. Ростом он был с молодого телёнка – в холке, чуть ли мне не по пояс, а встав на задние лапы и положив передние на плечи, мог запросто заглянуть мне в глаза и лизнуть в нос. Чтобы избавить себя от таких «телячьих нежностей», я стал, сдерживая, трепать его по загривку.

Обнявшись со мной, Ной повёл меня в свой «ковчег». Запустив меня и собаку в баржу, Ной закрыл дверь и заложил её металлическим швеллером. В барже ярко горела печка-буржуйка, благо в угле у Ноя недостатка не было. Конечно, старая угольная баржа была почти пуста, но на дне её трюма оставался ещё полуметровый слой угля. Ной уголь не жалел, утверждал, что на его век угля хватит. Я глянул на стол, на столе у Ноя стояли консервные банки и две бутылки виски, одна уже была наполовину пуста.