Дэннис Крик - Судьба вампира

Многие наши дети со временем обретают семьи. Это естественный процесс, к которому я давно привык. Каждый из наших братьев знает, сколько бы души и веры он ни вложил в ребенка, он должен быть готов расстаться с ним. В любой момент. Да, это бывает печально. Бывает больно. Но ведь в этом и состоит смысл всей нашей работы.

У каждого ребенка должна быть семья.

— Святой отец, если я правильно понял, после этого вы больше не видели Анну? — наконец, в разговор вступил писатель.

— За все эти годы ни разу, — старик покачал головой, и Виктор почувствовал разочарование.

— Это значит, новые родители не посвятили ее в ее же прошлое. Так часто бывает. Новые родители хотят быть родными и единственными. Это вполне объяснимо. Ничего страшного в этом нет. Девушка живет в полном осознании того, что она дочь своей матери. Не нарушается гармония в семье. Ведь неожиданное известие, раскрывающее правду, может больно ударить по психике ребенка. Да что там ребенка, даже взрослого.

Поэтому мы настоятельно рекомендуем будущим родителям сохранять такую информацию в тайне.

А что касается Анны…

Ее мать умерла при родах, отец был неизвестен. Печальная история. И все-таки мне кажется, что вы чего-то недоговариваете. Почему вас интересует именно Анна? — настороженный взгляд глубоко посаженных карих глаз вцепился в незнакомцев, седые брови сошлись треугольником.

— У нее неординарная судьба.

— Это не ответ. У всех детей, которые воспитываются или когда-либо воспитывались в детских приютах, судьба неординарна. Уж поверьте мне.

— Вы сказали, ее мать умерла…

— Да, бедняжке не повезло. Роды проходили долго и мучительно. Она умерла одновременно с тем, как в этот мир ворвался первый крик ее ребенка.

Анна родилась слабой, после рождения ее сразу поместили в отделение интенсивной терапии, где она пролежала целый месяц. И только после этого я забрал ее из клиники.

Этот случай врезался мне в память, потому что я запомнил мать девочки. Елизавета Нойвель приходила к нам в храм за несколько дней до смерти.

— Елизавета Нойвель? — из-под капюшона на старика глянули два синих глаза.

— Да. Вам знакомо это имя?

Человек в черном плаще отвернулся от монаха.

— В мире слишком много совпадений, — выдохнул писатель, — Если бы я увидел ее фото, я бы сказал, знакома она мне или нет.

— Что ж, мне и самому было бы интересно, — монах открыл створку маленького шкафа и достал увесистый альбом, доверху набитый фотографиями. В ячейки прозрачных страниц вместо рассчитанных на то двух-трех снимков были вставлены по пять-десять фотографий. Он порылся где-то в середине альбома, уцепился за одну из них.

— Хоть мы и не имеем права раскрывать данные о биологических родителях наших детей… Но раз уж речь идет о давно умершей женщине, я думаю, здесь можно сделать исключение, — монах протянул карточку писателю.

— Вот. Это мать Анны Фабиански.

Виктор посмотрел на фотографию женщины, которую знал.

— Что с вами? — старик коснулся его плеча. — На вас лица нет…

— Ничего, — писатель замотал головой, держась за стену, капюшон съехал с его лба, обнажив невероятно худое болезненно-бледное лицо. — Ничего страшного, всего лишь легкое головокружение. Сейчас пройдет, — он поспешно натянул капюшон обратно и вернул фотографию святому отцу.

— Так вы знаете ее?

— Нет, — Виктор зарекся встречаться взглядом с настоятелем. — Не знаю.

— При всем желании поверить вам что-то заставляет меня сомневаться в честности ваших слов.

— Святой отец, — писатель вцепился в рукав монаха. — А об ее отце вы ничего не знаете? Если вы знали ее мать, значит, должны знать и отца?

Тэо посмотрел на фото.

Женщина лет тридцати, красивая и, судя по улыбке и мягким чертам лица, добрая, даже простоватая. Знакомое словосочетание вертелось на языке, определяющее первое впечатление от Елизаветы Нойвель. Не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы сказать о ней «О, святая наивность!»

Дочь реднека, светловолосая золушка, она удивительным образом сочетала в себе неприсущие такой красоте простодушие и доброту.

Так казалось на первый взгляд.

Но Тэо понимал, что внешность бывает обманчива, поэтому допускал вероятнось ошибки в своих рассуждениях.

А что же так встревожило писателя? Это оставалось загадкой для орнана.

— Нет, — настоятеля пронзил холод, сковавший его руку в том месте, где ее с силой сжимал странный человек в капюшоне. С каждой секундой подозрительность в нем только росла. И единственное, что ему мешало позвать на помощь остальных монахов, так это отсутствие агрессии со стороны чужаков.

— Об отце малышки я не имею никакой информации. Знаю только, что Елизавета до последнего просила не искать его. Говорила, что он человек известный, и такая новость не пойдет на пользу его карьере.

Рожала она одна, никто не навещал ее в клинике. Я жалею, что не узнал тогда имени отца ребенка, — старик убрал руку писателя.

Тишина, наступившая в крохотной келье, казалось, уменьшила размеры комнатки почти до невозможных.

— Я скажу вам, почему мы интересуемся именно Анной Фабиански, — сказал писатель, по-прежнему избегая взгляда монаха.

— Да? Я весь во внимании.

— Поиски эти связаны с расследованием убийства.

— Убийства? Она в чем-то замешана? — старик встрепенулся. — Но ведь вы сказали, что с ней все в порядке…

Тэо не мог понять, зачем Виктор начал все это рассказывать настоятелю монастыря. У мудреца была догадка, что тем самым он надеялся добиться от монаха правды, так сказать, откровенность за откровенность, но, по его мнению, это было крайне сомнительной надеждой. А вот сам Виктор вполне искренне предполагал, что старик знает, где найти Анну. Но оба понимали, что сказанного не воротишь, и теперь писателю придется выложить Анфему все начистоту.

— По прибытию в Менкар я попал в весьма скверную историю. Меня обвиняют в убийстве двух человек. Убийстве, которое я не совершал. Единственный выход для меня — это Анна Фабиански. Она тот человек, который может мне помочь. Она — мое алиби и мой свидетель одновременно.

Анфем выслушал писателя предельно внимательно. Но по лицу его невозможно было понять, о чем он думает. Казалось, годы уединения в отдаленном монастыре сделали его невосприимчивым к внешним раздражителям, будь то новые, весьма странные гости или не менее странные новости, что приносили они с собой.

— Откуда вы узнали о том, что Анну взяли из приюта?

— Нам рассказала служанка ее названной матери. Мы хотели поговорить с самой Магдой Фабиански, но не смогли застать ее дома.