Мария Барышева - Мясник

Кто-то потянул ее сзади за рукав, и обернувшись, Наташа увидела старушечье лицо с хитрыми блестящими глазками и приоткрытым от возбуждения ртом.

— В подъезд еще не пускают, — сказало лицо. — Стой здесь, а то они опять орать начнут! Надо ждать, пока всех не увезут. Тонь, — старуха отвернулась, — а когда нас-то будут спрашивать? Уж я подрасскажу им про эту стерву!

— А тебе больше всех надо! — откликнулась какая-то женщина. — Господи, жутьто какая! Я всегда говорила — не доводят деньги до добра, ох, не доводят!

— А что случилось? — глухо спросила Наташа, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Она прижала ладонь к груди, и даже сквозь куртку и свитер ощутила, как бешено колотится сердце. — Что…

— Ой, выносят! — воскликнули сзади. — Ой, я не могу на это смотреть!

Наташа обернулась и увидела, что из подъезда вышли еще двое санитаров, неся длинный, объемный простынный сверток. Сбоку и внизу, где простыня округло натянулась под тяжестью содержимого, на бледно-розовой материи расцветали темные страшные пятна. В толпе послышались всхлипывания, кто-то охнул. Старуха рядом с Наташей проворно перекрестилась. На мгновение из первого ряда зрителей вынырнул мальчишка, глядя на идущих с жадным любопытством, но его тут же втянуло обратно и послышалась звонкая оплеуха.

— Кого это?! — заволновались в толпе. — Николаича?! Нет, наверное Людку! Больно здоровый! Вишь, как ребята-то надрываются!

Тем временем санитары погрузили свою ношу в одну из машин, и в тот же момент из-за стоявших возле подъезда вдруг выглянул маленький толстый человечек с круглым детским лицом и махнул им рукой.

— Э! Можете и этого забирать!

И только сейчас Наташа поняла, что странный предмет, лежащий в палисаднике, — это человек. Стоявшие вокруг него слегка расступились, и она увидела ноги в спортивных штанах, согнутые, как у бегущего, откинутую, неестественно вывернутую руку, голову… Человек лежал на боку, прижавшись щекой к земле, и, несмотря на расстояние, часть его лица с приоткрытым ртом и сплющенным носом была видна достаточно отчетливо. Не узнать его, даже окровавленное и изуродованное, было невозможно — слишком долго она в свое время смотрела на это лицо… и на то, что скрывалось за ним. Наташа схватилась за горло, в котором вдруг рванулась острая боль удушья, в ушах у нее зазвенело, звон перешел в рев, и огромный дом качнулся, опрокидываясь на нее…

Она пришла в себя на скамейке от резкого запаха нашатыря. Закашлявшись, Наташа протерла глаза и увидела уже знакомую старуху и еще одну пожилую женщину, которая водила смоченной в нашатыре ваткой возле Наташиного носа.

— Что ж ты, ласточка, на такое-то глядишь, если нервами слабенькая? — укоризненно произнесла женщина и выбросила ватный комок. — Это ж тебе не кино! Вот, сумочку я твою прибрала — на.

— Что случилось?! — спросила Наташа и попыталась приподняться, но страшная слабость повалила ее обратно на скамейку. — Бога ради, скажите — что здесь случилось?! Ведь это Борька?! В огороде… вы знаете, кто там лежит… это ведь… Ковальчук?!..

— Вы их родственница? — хмуро осведомилась женщина.

— Знакомая… я…

— Тогда вам, наверное, надо поговорить с кем-то из…

— Ой, а ты думаешь, они ей что-то скажут?! Им бы только развязаться побыстрей! — вмешалась старуха, всплескивая руками. — Вот меня не спрашивают, а я-то все почти видела… с самого начала… и вот Антонина все видела… да? вот Людкато еще почтовый ящик открывала, а тут и Борька подошел… и я как раз захожу с магазина, смотрю, она еще в таком пальто коричневом — ну, думаю…

— И не в коричневом, а в кремовом пальто она была! — перебила ее Антонина, прижав ладонь к щеке, словно у нее разболелся зуб.

— … как раз письмо из ящика достает — я и говорю: мол, издалека, письмецо-то, Людмила Тимофевна?.. а она мне, стерва: пошла, говорит, отсюда, старая…

— А Борька ей через плечо глянул и забрать хотел, потому что ему письмо это было, я так поняла, а она говорит: сейчас я разберусь, кому, а ты быстро домой — тебе уходить скоро! — снова перебила ее Антонина. — И еще она что-то сказала о ножах… что-то она хотела приготовить… вроде мясо… а все ножи в доме тупые… вроде, попросила Борьку нож наточить…

В конце концов, из сбивчивого рассказа обеих женщин, постоянно препиравшихся из-за деталей, Наташа смогла составить себе смутное представление о происшедшем. Людмила Тимофеевна и Борька вместе поднялись домой, причем женщина вела себя совершенно так же, как и всегда. Через пятнадцать минут из-за двери их квартиры донеслись дикие крики, грохот и звон бьющейся посуды. На шум, слышный даже во дворе, из квартиры на том же этаже выбежали соседи — муж и жена, позже подоспели другие. Первая железная дверь Ковальчуков оказалась незапертой, мужчина не без труда высадил вторую дверь и ворвался в квартиру, его жена и еще несколько человек последовали за ним. В одной из комнат они увидели окровавленных Ковальчуков, которые сцепились друг с другом. Людмила Тимофеевна с совершенно безумным лицом, размахивала длинным кухонным ножом и рычала по-звериному, пытаясь воткнуть нож себе в живот, а Борька пытался ей помешать. Почти тут же она вырвалась и кинулась на лоджию, пронзительно визжа. Сын побежал за ней. Что произошло там, никто не видел — только услышали грохот разбившегося стекла, страшный крик и глухой удар далеко внизу. Те же, кто был во дворе, увидели, как из лоджии с воплем вылетел человек и упал в палисадник, где и остался лежать неподвижно. Судя по всему, когда Борька снова попытался вырвать нож у обезумевшей матери, она каким-то образом выбросила сына за балкон. После этого Ковальчук вернулась в комнату, где в дверном проеме сгрудились соседи. Увидев людей, она молча набросилась на них — молча, потому что уже успела разрезать себе горло и могла только хрипеть. Несмотря на страшную рану, женщина двигалась очень проворно и целеустремленно. Люди кинулись вон из квартиры, но она догнала двоих на площадке и успела нанести несколько ударов — мужчине, который взломал дверь в ее квартиру, и женщине, жившей этажом выше. Мужчина сразу упал, женщине удалось убежать. Ковальчук набросилась на упавшего… что было дальше, никто не видел, уже потом, когда вызвали милицию и решились подняться, оба лежали мертвые в огромной луже крови…

— Подождите, — слабо пробормотала Наташа и замотала головой, — подождите… вы ничего не путаете? Вы уверены, что это Людмила Тимофеевна?.. Разве не Борька… Ведь это должно быть Борька… а она… этого быть не может!

— Милая моя, — старуха возмущенно всплеснула руками, — да при чем тут Борька, когда я эту паскуду своими глазами видела, я же в квартире была… в руке ножище вот такой… рожа дикая, страшная… в крови вся!.. И ведь какая живучая, тварь… горло вот так распорото… хрипит уже… а все равно за нами, за нами… Ох, сберег Христос, ох отвел!.. И еще улыбается… даже сына не пожалела, гадюка!