Виктор Точинов - Логово

До отъезда Руслан выспросил-таки Наташу о том, что произошло в «Форде» — о том немногом, что она смогла увидеть и услышать. Не хотела рассказывать, даже вспоминать — настолько всё казалось диким, нереальным, страшным. Он настоял. Сказал, что от подробностей во многом зависят шансы найти Андрея живым. И прозрачно намекнул, в чем состоят исследуемые Лабораторией особенности человеческих организмов… Относительно человеческих.

Весть о том, что пятерку бойцов можно списать в безвозвратные потери, Руслана опечалила не сильно. На войне как на войне. Гораздо хуже, что двое оставшихся, посланные на второе место встречи с Генералом, недавно позвонили и доложили: никто на тридцать четвертом километре не появился.

Худшие подозрения подтвердились.

Руслан остался в полном одиночестве.

Только после этого он позволил себе достаточно туманно объяснить Наташе, кем стал Ростовцев. Она не поверила.

Чтобы понять, что здесь произошло, талант следопыта не требовался.

На растворе, не успевшем схватиться, все отпечаталось на редкость четко.

— Не соврал, гад, — констатировал Руслан. — Действительно работяг сюда пригнали, и действительно они пол бетонировали… А потом, когда не пойми кто стенку изнутри ломать начал — нервишки не выдержали, сбежали.

Наташа осторожно, по бруску, служившему направляющей для виброрейки, подошла к разваленной стене. Заглянула внутрь.

— Здесь никого…

— Понятно, никого. Вот его следы, как на ладошке, в три прыжка коридор перемахнул. Посмотрите: кровь там есть?

— Н-не знаю…. — Голос ее дрогнул, — Пятно большое, темное…

Руслан прошел по другому бруску. Заявил безапелляционно:

— Кровь. И тут не соврал. Действительно по затылку шарахнул. Но ошибся насчет последствий — вашему другу такая рана сейчас, что слону дробина.

— Вы опять за свое… — сказала Наташа брезгливо.

— Между прочим, стенка не до конца доломана. Попробуйте выбить из нее пару кирпичей любой валяющейся тут железкой. И представьте, каково это изнутри, голыми руками…

— Может, не голыми…

— Думаете, этот троглодит ему туда лом положил? Вдруг да пригодится в загробной жизни?

— Могли разломать сами рабочие, — не сдавалась Наташа.

— Не могли. Кирпичи выпадали уже на разровненный раствор, рабочие же, раскидав его, к стене не подходили… Кстати, если сравнить объем этой конуры и объем потребляемого человеком воздуха, тоже можно сделать интересные выводы. Обычный человек до утра бы не дотянул. Задохнулся бы.

Наташа резко скомкала спор с бессильным чувством своей недоказуемой правоты:

— Хватит! Скажите лучше, как его найти!

— Не знаю. Сам вот ищу вторую неделю, знаете ли… Впрочем, есть один способ…

Руслан замолчал, и молчал долго. Потом сказал:

— Но что-то не хочется к нему прибегать…

Голос его звучал — Наташа удивилась — тоскливо, без обычной насмешливости в тоне…

Он прислонился плечом к стене, машинально подкидывая на ладони маленькую алюминиевую коробочку. И снова погрузился в раздумья, совсем, по мнению Наташи, неуместные.

— Надо все-таки обратиться в милицию, — сказала она неуверенно. Руслан, казалось, не слышал.

Когда в замке заскрежетал ключ, Москальцу стало не по себе.

Притащилась-таки сюда, проклятая сучка. А он так надеялся, что все сделает Пасечник. Впрочем, посидев тут, в ав-товской квартире Ростовцева, и поразмыслив, он решил, что самому рук марать все же не стоит.

Времени хватало — сочинил и обкатал в деталях достаточно убедительную историю о случайной встрече с Ростовцевым и о надежном загородном убежище, в котором генеральный директор сейчас пребывает. И куда попросил доставить Наташу…

Достаточно позвонить по дороге Жоре — и пусть тот делает дело, которое ему так нравится… История правдоподобная, должна сработать. Но если не сработает, если сучка что-то заподозрит и насторожится…

На этот случай он положил на тахту пистолет, спрятав под покрывалом.

Оружие так себе — боевая переделка газового «Байкала», оснащенная самодельным громоздким глушителем — полулитровой пластиковой бутылкой из-под «Колы», набитой тряпками. Горлышко было надето на ствол и примотано к нему изолентой. В дне бутылки имелось круглое отверстие.

Смотрелась собственноручно собранная Москальцом конструкция нелепо, но он знал — по меньшей мере один бесшумный выстрел из нее сделать можно. А разбивать головы тяжелыми предметами, как Пасечник, он не был способен. Не мог чисто физически.

Ключ продолжал скрежетать — слишком долго, по мнению Москальца. Не может, дура, справиться с незнакомым замком? А если…

Визит воров-домушников был бы сейчас более чем некстати…

Он пошел к двери, стараясь ступать бесшумно. Наклонился было к глазку — и тут дверь распахнулась. Резко, ударив Москальца по лбу.

Какие-то люди ворвались внутрь, втолкнули его вглубь квартиры, он едва устоял на ногах, как тут же выяснилось — зря, и успел потянуться к тахте, к пистолету — тоже зря, потому что его сразу опрокинули, впечатав лицом в пол…

Через несколько секунд Москалец вновь вернулся с относительно вертикальное положение: полувисел с заломленными назад руками, не видя, кто его держит.

Зато двух других, подошедших спереди, мог разглядеть хорошо.

— Ай-ай-ай, нехорошо, Степан Анатольевич, — укоризненно сказал один из них, высокий, лет пятидесяти, с резкими чертами лица и без единого седого волоска в шевелюре. Несмотря на то, что пришелец обратился к нему по имени-отчеству, Москалец был уверен, что впервые видит этого человека.

Второй пришелец стоял молча, вертел в руках нелепую конструкцию из «Байкала» и бутылки. Костюм на нем сидел несколько мешковато, как непривычная, редко носимая одежда. Выглядел не молоденьким, хотя и помладше первого. И тоже не имел ни единого седого волоска в шевелюре — за полным отсутствием оной — по загорелому голому черепу были разбросаны белые пятна ожогов.

Впрочем, долго разглядывать пришельцев Москальцу не дали.

— Нехорошо, Степан Анатольевич, — повторил первый. — Не по-джентельменски. Вам что было сказано? — сидеть тихо, партизанщиной не заниматься, и ждать, когда все закончится. А вы что? — Пришелец кивнул на «Байкал» — Ай-ай-ай…

На третьем «ай» кулак пришельца дернулся неуловимо для глаза — и тут же оказался где-то глубоко в животе Москальца, по крайней мере так тому показалось. Было больно. Было адски больно, и эту боль не получалось даже выпустить наружу вместе с криком — внутри что-то пережалось, из губ вырывался лишь негромкий хрип.