Сергей Пономаренко - Проклятие рукописи

— Но здесь нет слов! — возмутилась Танюша, прочитав текст. — Пройтись туда-сюда, изогнувшись, застыть, принять позу искушения.

— Настаивай на «печенье», — посоветовал Даниил. — Смотри, будем работать в паре. Ты, надкусив печенье, говоришь: «Божественно!» — я, устремив на тебя влюбленный взгляд, восхищаюсь: «За эти слова я тебя люблю еще больше!»

— Полный бред! — выдохнула Танюша.

— Одна фраза — но ты в нее можешь вложить ВСЕ!

— Заманил сюда и насмехаешься!

— Можешь, конечно, и без слов. Все свои эмоции передашь движениями тела. — И Даниил, вращая бедрами, сделал несколько шагов, а Танюша задохнулась от смеха, глядя на его походку и выражение лица.

— Гомик! — презрительно сказала взъерошенная рыже-волоска, только что вышедшая из комнаты, где проходил кастинг.

— Мадам, подарите мне ночь, и я докажу обратное! — с чувством продекламировал Даниил.

— Мадемуазель! — поправила рыжеволоска, направляясь к выходу и окинув его томным взглядом.

— Можешь ее догнать и договориться о ночи, — потемнела лицом Танюша.

— Она не в моем вкусе, но ради истины я был готов на все! — Даниил почувствовал, как в груди сильней забилось сердце. «Похоже, она меня ревнует и ее внешняя неприступность — лишь игра».

— Двадцать четвертый номер, «печенье», — громко произнесла Наташа, сверившись со списком. — Заходите! Не задерживайте!

— Это я! — Даниил грустно опустил голову, словно отправлялся в рискованное путешествие. — Пожелай мне… — Он не успел закончить фразу — его втолкнула в комнату энергичная Наташа.

За столом сидел взъерошенный парень, чуть позади него — коротко остриженная женщина в обтягивающих джинсах и желтой майке с глубоким вырезом, подчеркивающей бюст, более привлекательный, чем лицо, и одутловатый мужчина в костюме. Левее была установлена камера на штативе, а с правой стороны — софит. Оператором был длинноволосый, бородатый, низенький парень в порванных джинсах.

— Здравствуйте, — растерянно произнес Даниил, не зная, сразу говорить текст или ждать реплики женщины.

— Прощайте! — завопил взъерошенный парень и повернулся к женщине. — Это — «печенье»? У твоей Наты что, глаз нет?! Зачем он нам? У меня что, время резиновое?!

— Хорошо, я с ней поговорю. — Женщина быстро поднялась, и Даниил вылетел из комнаты с той же скоростью, что и влетел.

— Ты же видишь: он не «печенье»? Зачем суешь его?! — строго отчитывала женщина вытянувшуюся перед ней Наташу. — Пригласила бы на завтра — на «тапочки от плоскостопия». На «тапочки» он тянет! Явный «тапочек»!

— Я не хочу быть «тапочком»! — возразил Даниил.

— Вы еще здесь? Идите и не мешайте нам! Давай следующего! — приказала женщина и вернулась в комнату.

— А я так хотел быть «печеньем»! — вздохнул Даниил.

Танюша вошла в комнату, закатила глаза под лоб и с чувством произнесла:

— Божественно!

Женщина посмотрела в список.

— У вас реклама белья! Вы пройдитесь.

Танюша пожала плечами и сделала несколько шагов, виляя бедрами.

Взъерошенный парень нервно добавил:

— Больше чувств! Представь, что хочешь меня соблазнить!

— Вас я не хочу соблазнить! — решительно и жестко произнесла Танюша.

— Хорошо! — неожиданно обрадовался парень. — Эту же фразу, но на камеру. Андрюха, давай! — обратился он к оператору.

Танюша повторила, затем еще несколько раз.

— Неплохо! — подытожил парень. — Но первый раз было лучше всего. Оставьте свои координаты — мы с вами свяжемся.

— Но этой фразы здесь нет! — удивилась Танюша.

— Это совсем другой проект — не печенье и не нижнее белье. Зовите следующего!

Выйдя, ошеломленная Танюша только и смогла сказать Даниилу:

— Не знаю, благодарить тебя или ругать, но, похоже, я куда-то прошла.

Уже у выхода ее догнала возмущенная Наташа:

— Вам же было сказано оставить свои координаты! Давайте, возвращайтесь. Я же не буду за каждой бегать!

Даниил подождал Танюшу на улице.

— Как чувствует себя будущая звезда эфира и рекламы? Разрешите, пока еще имеется возможность, взять у вас интервью.

— Склоняюсь к мысли, что я тебя должна поблагодарить за этот кастинг, — призналась Танюша, счастливо улыбаясь. — Не знаю, что меня ждет впереди, пригласят ли меня, но я поняла: мир велик, и нельзя замыкаться в кругу обыденности: институт — общежитие — библиотека — иногда кино и дискотека.

— Ты абсолютно права, и следующий наш поход будет… Знаешь куда?

— Не знаю, Даниил. Просвети.

— В зоопарк!

— Зачем нам зоопарк, Даниил? Мне не нравится там: звери грустные за решеткой и запах ужасный. Для нас развлечение, а для них — тюрьма.

— Мы пойдем устраиваться на работу.

— На работу? Зачем?

— А поприкалываемся. Будем настаивать, добиваться, просить — словно всю жизнь об этом мечтали.

— Предполагаю, у них такие низкие ставки, что нам сразу выделят метлу, совок и отправят в клетки к обезьянам. А там придется пахать, Даниил, — это тебе не книжки в библиотеке перебирать.

— Хорошо, тогда пойдем устраиваться на работу в цирк — воздушными акробатами.

Так, весело болтая, они незаметно оказались в небольшом парке возле озера. Этот парк был разбит в бывшем карьере, где добывали глину, у подножия Черной горы, теперь скрытой под асфальтом дорог и домами-ульями. Местные жители не воспринимали периодически меняющиеся наименования, называя эту местность по старинке — Глинкой.

Сгустившиеся сумерки облачили редкие деревья в черные траурные одеяния, заставив молодых людей понизить голоса, словно они могли нарушить покой «пятачка» природы, который спрятался в котловане от поступи неумолимого мегаполиса, заковывающего все в бездушный камень. Издалека доносился глухой шум вечернего города, соперничающий здесь с озабоченным щебетанием птиц, трелями цикад. Но вот мгновенно все перекрыл перестуком колес на стыках рельсов проходящий невдалеке поезд, а, отдалившись, забрал с собой все звуки, словно спрятал в мешок, и даже редкие парочки, до этого попадавшиеся на пути, словно растворились в темноте. Казалось, они сразу же оказались здесь одни и вместе с парком перенеслись в другое время и место. Даже воздух сделался другим: густым, без примеси выхлопных газов, дарующим необычное успокоение душе и напоенным теплом и тоской по уходящему лету. И еще в них обоих вселилась уверенность, что этим вечером произойдет нечто необычное, хорошее, несущее им радость.

— Просто мистика какая-то — такое ощущение, что мы остались одни на свете, и от этого не грустно, а, наоборот, хорошо, — нарушил Даниил установившееся молчание. — Словно мы оказались в каверне времени, унесшей нас в иные миры.