Питер Страуб - Питер Страуб. История с привидениями.

Но на третьем этаже больницы он снова нашел Милберн — в нервном расхаживании Уолта Хардести, в его грубом: “Какого черта вы здесь делаете? Вы ведь из города, я видел вас у Хэмфри”. Милберн был в мятом костюме Неда Роулса, в его короткой куртке и всклокоченных волосах (а ведь дома он считался чуть ли не франтом).

— Странно, старая Рея убралась сразу после Фредди Робинсона. Он совсем недавно был у нее.

— Как она умерла?

— спросил Дон. — И пустят ли нас к ее сестре?

— Подождем, что скажет доктор, — ответил Роулс. — А о том, как она умерла, я в газете писать не буду. Про это и так много говорят.

— Я не слышал. Много работал.

— О, новый роман. Чудесно.

— А, так это он? — вмешался Хардести. — Нам только писателей не хватало. Перед лицом таких светил мне остается заткнуться. А тогда как эта старая дама узнает, что я шериф?

Вот что его беспокоит, подумал Дон. И весь этот техасский облик только затем, чтобы все узнали в нем стража закона.

Должно быть, это читалось на его лице, поскольку Хардести стал более агрессивным.

— Ну выкладывайте — кто вас сюда пригласил? Зачем вы в городе?

— Он племянник Эдварда Вандерли, — сказал Роулс. — Он работает с Сирсом Джеймсом и Рики Готорном.

— Боже, опять эти двое! Это они просили вас заехать к этой старой леди?

— Да.

— Ну что ж, тогда мне придется пасть ниц и прикинуться ковриком, — Хардести закурил, игнорируя большой запрещающий знак. — У этих старых гусей есть кое-что за пазухой. Это уж точно. Ну тогда спросите вот его, как она умерла, он скажет.

— Это может отбить аппетит, — сказал Роулс, виновато поглядев на Дона.

— Ничего, он уже большой. Не такая уж это тайна. Валяйте, рассказывайте.

— Ну ладно. Ей оторвали руки, и она умерла от потери крови.

— О, Господи, — Дон пожалел, что приехал сюда. — Но кто мог…

— Я откуда знаю? — Хардести пожал плечами. — Может, ваши друзья что-нибудь скажут об этом? Или о том, кто так удачно оперировал скотину и у мисс Дедом, и у Элмера Скэйлса?

— Вы думаете, это все связано?

Тут из палаты вышла сиделка, и Хардести поспешно спрятал сигарету.

— Заходите, — позвал доктор.

Первой шокирующей мыслью Дона, когда он увидел старуху, было: “Она тоже умерла?” — но потом он увидел ее взгляд, в страхе перебегающий с одного из них на другого. Ее рот беззвучно раскрывался, и он осознал, что она ничего не скажет.

Хардести, ничуть не смущенный ее видом, выдвинулся вперед.

— Я шериф, мисс Дедэм. Уолт Хардести.

Дон мысленно пожелал ему успеха и повернулся к Роулсу.

— Я знал, что у нее паралич, — сказал редактор, — но не думал, что она так плоха.

— Я говорил с вашей сестрой, — продолжал Хардести, — помните? В тот день, когда убили лошадь.

Мисс Дедэм что-то прохрипела.

— Это значит “да”?

Она повторила тот же звук.

— Хорошо.

Так вы помните меня, — он сел и начал говорить тише.

— Наверное, одна Рея понимала ее, — сказал Роулс. — Когда-то они были красавицами. Мой отец помнит это. И Рики Готорн.

— Я хочу спросить вас о смерти вашей сестры, — медленно произнес Хардести. — Очень важно, чтобы вы рассказали все, что видели. Вы говорите, а я попробую понять. Хорошо?

— Гм.

— Помните ли вы тот день?

— Гм.

— Господи, это же невозможно, — прошептал Дон Роулсу, который глядел в окно. Там на хмуром небе отражались неоновые вспышки.

— Вы сидели там же, где сидели в тот момент, когда было обнаружено тело вашей сестры?

— Гм.

— Это точно?

— Гм.

— Вы видели кого-нибудь возле дома или сарая?

— Гм!

— Можете вы его опознать? Если мы привезем его сюда, сможете вы узнать его?

Старуха издала звук, который Дон счел за плач. Его все больше тяготило присутствие здесь.

— Это был молодой мужчина?

Новая серия звуков. Возбуждение Хардести медленно нарастало.

— Ладно, предположим, что так. Был ли это сын Харди?

— Презумпция невиновности, — пробормотал Роулс в окно.

— Плевать на презумпцию.

Так кто это был, мисс Дедэм?

— Глург, — простонала старуха.

— Черт. Это что, значит “нет”?

— Глуург.

— Вы что, пытаетесь назвать его имя?

Мисс Дедэм затрясла головой.

— Глунг. Глунгр, — Дон ощущал ее усилия на собственных мускулах. — Глунгр.

— Господи! Ну, может, вы слышали какие-нибудь странные звуки или видели свет?

Нед Роулс и Дон повернулись к Нетти, но она молчала.

Хардести вытер лоб.

— Без толку. Она что-то видела, но кто ее поймет? Я ухожу, а вы как хотите.

Дон вышел вслед за шерифом и подождал, пока тот говорил с доктором. Вскоре из палаты показался и Роулс; его мальчишеское лицо было печальным.

— Ну что? — Хардести повернулся к нему. — Вы видите в этом какой-нибудь смысл?

— Нет.

— А вы?

— Никакого, — ответил Дон.

— Скоро я сам начну верить в пришельцев, или в вампиров, или еще в какую-нибудь дрянь, — бросил шериф и пошел прочь по коридору.

Нед Роулс и Дон направились за ним. Он уехал в лифте без них, и им пришлось дожидаться следующего.

— Я думал о том, что могла сказать Нетти, — сказал Роулс. — Это невозможно.

— Все возможно.

— Это ведь вы написали “Ночного сторожа”?

Дон только кивнул.

Когда они сели в машину редактора, тот потер лоб. Внутри он казался старше и выглядел уже далеко не мальчишкой.

— “Глунгр”?

Она ведь так сказала, верно? Знаете, я сам этого не застал, но когда-то у сестер Дедэм был брат, и они вспоминали его очень долго после того, как он умер…

Дон ехал назад в Милберн по шоссе, окруженному заснеженными полями под бледным свинцово-серым небом. Ехал, унося с собой историю Стрингера Дедэма, ехал к занесенному снегом городу мрачных тайн и слухов, где умер его дядя и где дядины друзья просыпались по ночам от страшных снов.

Крушение, часть первая

Глава 6

— Мой отец сказал, что мне с тобой нельзя часто видеться.

— Ну и что? Тебе что, пять лет?

— Он беспокоится. У него не очень-то довольный вид.

— А с чего ему быть довольным? — пожал плечами Джим. — Он уже старый. Сколько ему, пятьдесят пять? У него работа, от которой он устает, и старая тачка, и он толстый, а его любимый малыш скоро улетит из гнездышка. Погляди на весь этот город, дружище. Много ты видишь улыбок на толстых рожах его обитателей. Они все просто несчастные мудаки. Неужели ты хочешь провести с ними всю жизнь? — Джим откинулся на стуле и улыбнулся, довольный неопровержимостью этого старого аргумента.