Энн Райс - История Похитителя Тел

Я откинулся назад, снова сделав собаке знак успокоиться. Потом приказал себе подняться и почувствовал, как внезапно все мое тело завибрировало. Тут наступило чудесное осознание того, что я и в самом деле поднимаюсь – как дух, невесомый и свободный; в поле моего зрения все еще оставалось мое мужское тело, руки и ноги, распростертые прямо под белым потолком, а когда я глянул вниз, моим глазам предстало поразительное зрелище: мое собственное тело неподвижно сидело в кресле. О, что за чудесное чувство – словно я мгновенно могу попасть туда, куда захочу! Как будто тело мне было вообще не нужно, как будто моя с ним связь с самого рождения была большим заблуждением.

Физическое тело Джеймса чуть-чуть качнулось вперед, его пальцы принялись шарить по белой столешнице. Только не отвлекаться! Главное – обмен.

– Вниз, вниз, вот в то тело! – произнес я вслух, но никаких звуков не было слышно, и тогда я без слов заставил себя устремиться вниз и влиться в новую плоть, в физическую оболочку.

В ушах зашумело, началось сжатие, словно меня всего пропихивали в узкую скользкую трубку. Вот мучение! Мне захотелось на свободу. Но я чувствовал, как заполняю пустые руки и ноги, как тяжелеет и натягивается, смыкаясь вокруг меня, плоть, как на лицо, словно маска, опускаются те же ощущения.

Еще не понимая, что делаю, я попытался открыть глаза – но я управлял веками этого тела, по-настоящему моргал, уставился смертными глазами на тускло освещенную комнату, на собственное тело, сидевшее напротив, на мои собственные синие глаза, впивающиеся в меня сквозь фиолетовые очки, на мою прежнюю загорелую кожу.

Я почувствовал, что задыхаюсь, – необходимо с этим кончать, но тут меня осенило: я внутри! Я попал в тело! Обмен завершен. Я не смог не сделать грубого глубокого вдоха, благодаря чему задвигалась эта броня плоти, потом я хлопнул рукой по груди, придя в ужас от ее толщины, и услышал тяжелый влажный плеск крови в сердце.

– Господи Боже, получилось! – вскрикнул я, пытаясь вырваться из окружившей меня темноты, из тенистой завесы, застилавшей сияющее тело напротив, которое теперь возвращалось к жизни.

Мое бывшее тело конвульсивно дернулось вверх, воздев руки, словно от ужаса, попав одной рукой в люстру, отчего лампочка в ней разорвалась; стул с грохотом рухнул на пол. Собака подпрыгнула и разразилась громким угрожающим лаем.

– Нет, Моджо, сидеть, собака! – услышал я собственный голос, исходящий из этого плотного, тесного смертного горла, тщетно пытаясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь, и осознал, что это моя рука ухватила пса за ошейник и отшвырнула его назад прежде, чем он успел атаковать мое бывшее вампирское тело, которое глазело на собаку в полном изумлении, яростно поблескивая голубыми глазами, расширившимися и пустыми.

– Давай, убей его, – раздался голос Джеймса, оглушительный рев, вырвавшийся из моего прежнего сверхъестественного рта.

Мои руки поднялись к ушам, чтобы отгородиться от этого звука. Собака снова рванулась вперед, и я снова схватил ее за ошейник, до боли сжав пальцами цепочку, устрашенный ее силой, насколько превышавшей силу моих рук. О боги, придется заставить это тело работать! Это всего лишь собака, а я – сильный смертный мужчина!

– Прекрати, Моджо! – взмолился я, когда он сдернул меня со стула и повалил на колени, что оказалось весьма болезненно. – А ты убирайся отсюда! – взревел я. Колени ужасно болели. Голос был слабым и глухим. – Убирайся!

Существо, что раньше было мной, проплясало мимо, взмахивая руками, и врезалось в дверь черного хода, разбив окно и впустив в комнату порыв холодного ветра. Собака обезумела и не желала слушаться.

– Вон отсюда! – снова выкрикнул я и, оцепенев от ужаса, увидел, как это существо попятилось и вывалилось прямиком в открытую дверь, круша дерево и оставшееся стекло, а потом поднялось с крыльца в заснеженную ночь.

В последний момент я увидел, как в вихре кружащегося снега он отвратительным видением застыл в воздухе над ступеньками. Потом его конечности задвигались более слаженно, словно он плыл по невидимому морю. Он все еще таращил бессмысленные голубые глаза, словно не мог придать выражение их сверхъестественной плоти, и они сверкали, словно два пламенеющих драгоценных камня. Его рот – бывший мой рот – растянулся в бессмысленной улыбке.

И он исчез.

Я перевел дух. Комната заледенела, зимний ветер пробрался в каждый уголок, свалив медные горшки с витиеватой подставки и отметя их к входу в столовую. Внезапно пес затих.

Я осознал, что сижу рядом с ним на полу, обнимая его правой рукой за шею и положив левую на мохнатую грудь. Каждый вдох причинял мне боль, я щурился, потому что снег мело прямо мне в глаза; я был загнан в это тело, набитое изнутри свинцовыми гирями и клопами, а холодный воздух щипал мне лицо и руки…

– Господи, Моджо! – прошептал я в мягкое розовое ухо. – Господи Боже, получилось. Я – смертный человек.

Глава 11

– Ладно, – тупо сказал я и снова изумился слабому и глухому звучанию этого тихого голоса, – началось, теперь возьми себя в руки. – При этой мысли мне стало смешно.

Хуже всего был холодный ветер. У меня стучали зубы. Кусачая боль, распространяющаяся по коже, не имела ничего общего с болью, которую я ощущал вампиром. Надо починить дверь, но я понятия не имел, как это делается.

От двери вообще хоть что-нибудь осталось? Непонятно. Я словно пытался разглядеть ее через облако ядовитого дыма. Я медленно поднялся на ноги, мгновенно отметив увеличение роста, и почувствовал себя ужасно грузным и неустойчивым.

В комнате не осталось и воспоминания о тепле. Я слышал, как ворвавшийся ветер воет во всем доме. Медленно и осторожно я шагнул на крыльцо. Лед. Нога моя поехала вправо, отбросив меня назад, к косяку двери. Меня охватила паника, но я ухитрился вцепиться крупными дрожащими пальцами во влажное дерево и не свалиться со ступенек. Я снова попытался увидеть хоть что-нибудь в темноте, но не разобрал никаких отчетливых очертаний.

– Да успокойся ты, – вслух сказал я себе, понимая, что пальцы у меня одновременно потеют и немеют, да и ноги тоже охватывает болезненное онемение. – Здесь нет искусственного освещения, вот и все, а ты смотришь глазами смертного! Теперь сделай же хоть что-нибудь умное! – И осторожными шагами, едва не поскользнувшись еще раз, я вернулся в дом.

Я видел смутный силуэт сидящего Моджо, который наблюдал за мной с громким сопением, и в одном из его больших глаз заискрился огонек. Я ласково обратился к нему:

– Это же я, Моджо, собака, понятно? Это я! – И я нежно погладил мягкую шерсть между ушами. Я направился к столу, очень неуклюже уселся в кресло, снова поразившись толщине и тяжести своей новой плоти, и зажал рукой рот.