Марьяна Романова - Приворот

– Ну и чудеса, – сказал кто-то из его друзей. – Неужели на этот раз нашему Мишане и правда повезло?..

– Да прекрати издеваться, – прервал его другой. – Повезло и хорошо. Может, они привели эту страшилку в бордовом, чтобы снять ей мужика. А тут и Мишка наш очень кстати пришелся.

Довольно скоро все об инциденте забыли – разговор перепрыгнул куда-то в иные плоскости, пиво лилось рекой, и официантка едва успевала подносить к их столику тарелки с луковыми кольцами в кляре и чесночными гренками.

Наконец настало время расходиться, и только тогда друзья заметили, что раскрасневшийся от сидра Миша, дешевый галстук которого съехал на пол, а несколько произраставших на ранней лысине волосин были смешно взъерошены, все еще сидит в компании девушек. И те будто бы не замечают его комичности, всерьез слушают, что он им рассказывает. Встретившись взглядом с кем-то из своих друзей, Миша постучал указательным пальцем по наручным часам: мол, пора идти уже.

На улице он догнал остальных, и те, разумеется, накинулись на него с расспросами: что это было, кто эти девушки, понравился ли ему кто-нибудь из них, дала ли ему телефон девица в бордовом…

– Ребята, спасибо вам большое, вовек не забуду! – радовался подвыпивший Миша. – Я же близорукий, ни за что бы на них сам внимания не обратил. А вы заметили! Мне очень эта девушка понравилась, очень. Ее зовут Ариадна.

– Как? – расхохотался тот, кто и посоветовал ему подойти к дурнушке. «И где были мозги у ее родителей, – подумал он, – наверняка же с самого начала было ясно, что младенец в королеву красоты не распустится, зачем же усугублять ее социальные трудности таким громким и странным именем».

– Ариадна… – мечтательно повторил Миша. – Мы еще не попрощались, она предложила меня до дома отвезти.

– Ого! – присвистнул его товарищ. – Значит, и правда понравился ты ей. Ты уж, друг, не теряйся – когда припаркуется, поцелуй ее…

Не успел он договорить, как мимо них, даже не подняв глаз, прошла та самая дурнушка в бордовом – Ариадна. На ее некрасивом лице застыло выражение усталости и безысходной тоски. Как будто бы она проклинала саму себя за бесцельно потраченный вечер, за то, что поддалась на уговоры подруг и позволила затащить себя в этот никчемный бар, за то, что ей было неловко уйти первой и пришлось сидеть, считая минуты и воспринимая происходящее вариантом китайской пытки. Меньше всего она была похожа на человека, окрыленного внезапной симпатией и связанной с ней надеждами.

Бросалась в глаза ее странная походка – семенящие мелкие шаги вкупе с угловатой резкостью движений. Как у заводной куклы, причем сломанной. Девушка удалялась в сторону метро, и на мгновенье всем, кто обычно над Мишей подтрунивал, стало обидно за его несостоявшееся чувство. Кто-то положил руку ему на плечо:

– Ты не расстраивайся, друг…

А Миша удивленно на него уставился, мелко моргая белесыми ресницами:

– А почему я должен расстраиваться?

И в этот момент у бара припарковался красный «ниссан» с наклейкой-туфелькой на заднем стекле. Тонированное стекло плавно отъехало вниз, и они увидели водителя. Эта блондинка – блестящие, уложенные толстой косой вокруг головы волосы, лицо сердечком, оленьи глаза и пухлый рот, – кажется, тоже была в той компании, с которой так безрезультатно скоротал вечер вечный неудачник Миша.

Мужчины приосанились и вопросительно переглянулись, пытаясь понять, кто же из них привлек внимание такой красотки. Ее глаза смеялись, простая белая футболка плотно обтягивала полную грудь.

– Миш, ну ты долго стоять будешь?! – весело воскликнула она. – Поехали уже!

– Да-да…

Даже не замечая вытянувшихся лиц товарищей, Миша махнул им рукой и уселся в машину красавицы, в последний момент наступив все-таки на развязавшийся шнурок и чуть не растянувшись на влажном асфальте. С потрясенным молчанием друзья смотрели им вслед.

На следующее утро они, конечно, вызвали его в курительную комнату, где, кашляя и смахивая слезы с глаз (у Миши с детства была аллергия на все на свете, и плотный табачный дым он переносил безропотно, но с трудом), он подтвердил, что красивая блондинка – и есть та Ариадна, с которой они так друг другу понравились. И похоже, это что-то серьезное. Потому что они просидели в машине до половины шестого утра, все наговориться не могли, а когда лучи рассветного солнца коснулись грязных крыш, Миша набрался смелости и поцеловал ее – причем смешно получилось, потому что в тот же момент и она подалась вперед, и в итоге они пребольно стукнулись лбами. А сегодня Ариадна заедет после рабочего дня, потому что они идут на театральную премьеру.

Миша даже как-то похорошел – безвольные черты его лица будто бы заострились, в глазах появился блеск, а на небритых щеках – румянец. И щетина, которую он, маменькин сын, никогда не позволял себе отрастить раньше, оказалась ему к лицу.

Это, конечно, была новость дня, которую горячим шепотом передавали из уст в уста, на ходу додумывая подробности. Кто-то за неудачника Мишу радовался, кто-то более циничный решил, что Ариадна – проститутка, которой тот заплатил за небольшой спектакль.

Однако вечером все видели, как довольный Миша, раздобывший где-то букет хризантем (кто надоумил этого олуха дарить такой девушке хризантемы? Хризантемы дарят разве что нелюбимой учительнице в честь начала очередного унылого учебного года; это же такие грустные цветы, такие горькие, сдержанные, транслирующие тоску), вприпрыжку устремился к ожидавшей его красной машине, с той же блондинкой за рулем.

Миша был похож на мультипликационного человечка – даже его чистое счастье со стороны выглядело довольно комично. Блондинка же, казалось, похорошела еще больше – ее волосы золотым водопадом были разбросаны по узкой загорелой спине, которую открывало нарядное изумрудно-болотное платье, королевскую тонкость щиколоток подчеркивали замшевые туфли на высоких каблуках.

Такие девушки порхают над грязным асфальтом этого хмурого города разве что затем, чтобы найти кого-нибудь, кто отвезет их в Ниццу или Рио. Такие девушки надменно смотрят с глянцевых страниц и снимаются в кино в роли подружки Джеймса Бонда. Ариадна же со счастливой улыбкой приняла вялые хризантемы из не менее вялых Мишиных рук, затем поцеловала его в раскрасневшуюся проплешину на макушке.

– Бросит, – сказал кто-то, глядя вслед удаляющемуся красному авто. – Через пару дней и бросит.

Но все получилось не так: неделя бежала за неделей, к Мишиному лицу приросла рассеянная мечтательная улыбка, он все чаще смотрел не на цифры и графики в мониторе, а на клочок неба за окном, и пыльнокрылые городские голуби казались ему эдемскими птицами.