Фёдор Леонов - Секретный пианист

           - Государь никого не принимает! – Сурово осаживает меня унтер-офицер.

           - Я знаю. Я хочу говорить с императрицей.

           - Господин фон Тиссен, вы сошли с ума?

           Вплотную приближаю лицо к простому и бесхитростному лицу русского военного. В ночной тьме я очень хорошо могу видеть лишь его глаза - чуть выпуклые, удивленные донельзя, возмущенные, но не тупые и не злобные.

           - Вы хотите жить? – Тихо спрашиваю я и сам удивляюсь огромной убеждающей силе, прозвучавшей в моем голосе, - хотите вернуться домой, обнять свою мать, если она жива,  жену и детей, если они у вас есть? Вы хотите снова увидеть свой дом?

 Унтер-офицер теряется и не знает, что сказать в ответ.

           - Позовите императрицу, скажете, что есть секретные сведения исключительно для ушей одного государя, но так как он запретил беспокоить его до атаки…

           - Понял, - кивает унтер-офицер и скрывается в палатке.

           Я остаюсь ждать в нелепой уверенности, что поступаю правильно. Или я и в самом деле слышал духа моей многомудрой супруги? Или же все проще, и я сошел с ума от усталости и голода? Пусть так. Если безумие может помочь в безнадежной ситуации, я готов сойти с ума сию же секунду.

            Вскоре и в самом деле появляется женщина. Я узнаю ее сразу, хотя до этого видел лишь издали. Крупная,  красивая, но простоватая, внешне она ничуть не подходит на роль императрицы. И, однако же, Петр Алексеевич повелел называть ее государыней, хотя венчания еще не было.

          - Кто вы? Вы имеете что-то сказать до моего супруга? – спрашивает она, с трудом управляясь с непривычной русской речью.

           - Барон фон Тиссен, - отрекомендовываюсь я на немецком.

           - О! – ее взгляд становится внимательным. Что она обо мне слышала?

           - Государыня императрица, -  учтиво склоняю голову, - есть лишь один выход, и этот выход – мир. Переговоры.

 Она качает головой. Простая и необразованная женщина, подруга государя явно не понимает, почему, если есть такой простой выход, Петр не нашел его сам.

          - У меня есть секретные сведения. Их доставил лазутчик из турецкого лагеря. К сожалению, четверть часа назад он умер у меня на руках, - с отчаянием обреченного лгу я, - если просить мира сейчас, визирь примет условия.

          - Но почему? – удивляется Екатерина.

          - Потому, что генерал Ренне взял Браилов.

          Никогда еще я не рисковал так отчаянно. На кону не просто жизнь, а честь  моя и моей семьи. Трудно представить, что произойдет, если выясниться, что никакого лазутчика не было и в помине!

          Но утопающий и «за змею ухватится!» Через час меня снова вызывают к палатке совета. Я вижу Петра - бледного, осунувшегося, но словно сбросившего с себя невидимые путы отчаяния. В его умных глазах светится надежда.

          - Тиссен, - он мерит меня долгим  внимательным взглядом и вдруг усмехается, - Катю государыней назвал? Молодец. А многие кривятся… Ладно, прибудем домой, ужо они у меня покривятся в крепости, вояки аховы!

           Неожиданно он делает один шаг ко мне и оказывается рядом. Я сам немаленького роста, но рядом с Петром чувствую себя пигмеем. А он, вдруг, берет меня за плечи огромными ладонями и разворачивает в угол, где одиноко горит лампадка и взирают на меня скорбные лики Христа и Богородицы.

          - Перекрестись, что не соврал.

          Ни секунды не раздумывая,  осеняю себя крестом по православному обычаю:

          - Клянусь, Государь, что желаю лишь победы вам и величия России. Визирь примет посольство. Особенно, если его чем-нибудь «сдобрить».

          Государь с полминуты смотрит на меня… и вдруг начитает смеяться.

          - Ступай с богом, советник царский. Ужо  и сами догадаемся, чай не дети неразумные. Кто же к туркам, да без побрякушек! Это все равно, что пушки без пороху заряжать.

            Я выхожу из палатки, стараясь ступать твердо, но ноги подрагивают. Большего я сделать ничего не могу. Просто ухожу к себе и ложусь, думая, что  промаюсь до утра. Ничего подобного. Усталость берет свое, и я засыпаю, как убитый.

           Как выясняется значительно позже, посольство к визирю и впрямь было послано, и вскоре  заключили не слишком почетный, но такой необходимый нам Прусский мир.

 Но что меня больше всего изумляет в данной ситуации, так это то, что на принятие решения визиря  подвигли два обстоятельства. Первое: генерал Ренне действительно успешно взял Браилов, атаковав с помощью своих драгун укрепленные мосты.  Второе: узнав об этом, господарь Валахии Бранкован начал партизанскую войну в тылу у турок  и, кусая не больно, но часто, сумел нанести им значительный урон.

           Вышеописанное странное  происшествие я не могу утаить от Эльзы и рассказываю ей обо всем в первый же день нашей долгожданной встречи. Выслушав меня внимательно, супруга качает головой.

          - Милый друг, я всего лишь женщина и ваша жена. Мне ли давать советы в делах государственных, и женского ли ума дело решать - быть войне или миру? Вам все привиделось от усталости. А решение вы нашли сами, и я бы удивилась, если бы вы с вашей светлой головой его не нашли.

          - И все? – изумляюсь я, - Эльза, вы не лукавите?

          - Во всяком случае, никаким призраком я к вам не являлась, - смеется жена, - чтобы стать призраком,  надобно вначале умереть, а я еще вполне жива и здорова…

            Прошло восемнадцать лет. Мудрая Эльза выполнила  обещание и родила восьмерых детей. В семье подрастает новое поколение - четыре мальчика и четыре девочки. Родня  довольна. Эльза оказалась единственной женщиной, которая смогла дать жизнь такому количеству малышей. Горжусь супругой еще более прежнего. Несмотря на присутствующих в доме гувернанток и гувернеров, Эльза давно забросила светскую жизнь и занимается детьми. 

 Я старею. У меня начинается странная болезнь - на сухожилиях ладоней рук  появляются наросты, которые быстро разрастаются и пальцы не могут сгибаться до конца. Как не старается Эльза, ничего не помогает. У меня все валится из рук.

 В звании генерал-майора от инфантерии ухожу в отставку и становлюсь просто помещиком. Вскоре меня выбирают предводителем местного Гдовского дворянства.

             Хорошо, что моему личному усердию еще находится  и применение в жизни.  Все  заслуги уже в прошлом.  Надежда остается только на сыновей.

             Супруга постоянно успокаивает меня:

             - Дорогой, вам больше не нужна эта должность. Петра нет, в России грядет несколько переворотов. Все, что не делается, делается к лучшему. У нас дети, надо жить ради них.