Александр Юрин - В лапах страха

Именно в этот, ключевой для себя момент, Глеб и услышал ту фразу, которую помнил и по сей день. Но смысл сказанного дошёл до него значительно позже.

«Кто попробовал однажды и выиграл — тот не остановится и дальше», — сказали за спиной, отчего Глеб невольно обернулся.

Этого парня он не знал: видел, естественно, но не общался. Поймав на себе взгляд Глеба, тот расплылся в широчайшей улыбке и пожал плечами: «А чего?.. Понимаешь, мужику так попёрло, что не остановиться уже!»

Глеб поржал вместе весёлым соседом, но на душе отчего-то уже тогда остался неприятный осадок.

Смысл фразы пришёл на Воробьёвых горах, возле одноимённой станции метро, совсем недалеко от МГУ, где Сергей притормозил у ларька, чтобы купить сигарет. Это был тот самый вечер, когда он подкатил навестить Глеба в «общаге», а затем предложил прокатиться по вечерней Москве на «Мерседесе» престижной серии SL. Среди сокурсников разгорелся небывалый ажиотаж, однако кроме брата, Сергей никого не взял, да это было и лишним — они и вдвоём практически не разговаривали, будто стесняясь выдать собственных чувств.

Сергей выскочил из машины и направился к ларьку «Роспечати». Глеб остался в машине и непонятно зачем открыл бардачок. Естественно, внутри лежали колоды карт. Новенькие, запечатанные в прозрачный полиэтилен; от цветных коробочек разило типографской краской. «Совсем как от «зелёненьких» в детстве», — подумал Глеб, понимая, что брата уже не остановить. Не потому, что тот так переусердствовал в детстве. Не потому, что считал игру смыслом всей своей жизни. Не потому, что закрыл глаза на родных и близких. А потому что так рано начал выигрывать.

Ведь тот же Александр Македонский вряд ли видел в войне какой бы то ни было смысл, или что-то возвышенное и единственно верное для достижения любых целей — скорее всего, он ненавидел ее, как и все нормальные люди, однако не мог ничего поделать. Точнее изменить.

Профессор оказался прав: Македонскому было отведено место. Место в безумном мире, окутанном сетями страха, со злобными властителями, предателями и завистниками, способными пойти на что угодно, ради свершения своих мерзких замыслов. Но в тоже время, был прав и тот парень на заднем ряду: «Кто попробовал однажды и выиграл, тот не остановится и дальше!»

Глеб понял, что и он сам, и его брат, да и все люди — ни кто иные, как заложники времени. Неважно когда ты живёшь и какое место занимаешь в обществе — влияние мирских констант от этого не меняется, меняется лишь время, а человек остаётся жить и творить в своём крохотном мирке за нарисованным холстом.

Сергей не мог остановиться, и теперь уже Глеб был в этом всецело уверен. Однако когда брат вернулся, он ничего ему не сказал.

Затем они поехали кататься, и Глеб встретил Марину.

Всё произошло, как в песне Жака Бреля: она любила конфеты, а её подруга — стричься!

Сначала «Мерседес» престижной серии SL неслышно скользил по внешнему кольцу МКАД, затем свернул на Ярославское шоссе и понёсся по прямому шраму федеральной трассы М-8.

Глеб не знал, куда направляется Сергей, да и тот сам, скорее всего, не был окончательно уверен, где именно в тот вечер располагался пункт их назначения. Он, по обыкновению, выжимал всё из пулеобразного «купе», а тот, наподобие игривого тигрёнка, только лишний раз раззадоривался, изредка порыкивая «прикормленным» V-8, чем приводил братьев в состояние крайнего восторга. Машина была точно живой. Такое впечатление, что господин Даймлер в своё время продал душу дьяволу в обмен на секрет одушевления своих бесподобных творений!

Авто жило на ровном шоссе, и Глеб невольно стал осознавать, что возрождается и он сам. Скорость пленила, выделяя в кровь всё новые порции адреналина, заставляя сердце бешено уноситься за планку 140-ка ударов в минуту! Когда и скорость превысила данную отметку, Сергей резко убрал ногу с педали газа, отчего SL недовольно промурлыкал, будто не желая останавливаться на достигнутом, а продолжать разгоняться в спёртом вечернем воздухе и дальше… Дальше, пока не взлетит!

Глеб тогда поёжился и слегка расслабил мышцы ног — до того момента они, такое ощущение, задервенели, — чувствуя, как с груди соскальзывает щекотливая лапа ускорения. Сергей поиграл декоративным рычажком коробки передач, словил «нейтралку» и пустил «Мерседес» по инерции. Он горделиво посмотрел на брата, а Глеб, в свою очередь, согласился, что машина действительно, что надо! Он хотел было добавить: мол, жаль не твоя, но решил, что не стоит, и просто ещё раз показал большой палец, на что Сергей лишний раз усмехнулся, решительно сбив скорость до девяноста километров в час. Машина клюнула носом и тут же остепенилась, не желая перечить хозяину.

«Мерседес» престижной серии SL был для Сергея верхом свершений… и он стал последним приятным моментом в его жизни. О том, что случилось дальше, не хочется думать и поныне.

Братья и не заметили, как на полном ходу влетели в Мытищи. Они долго петляли по узким улочкам города-спутника, а когда всё же поняли, что окончательно заблудились, Сергей притормозил у одной из автобусных остановок и предложил Глебу спросить у сидевшей на лавочке девушки, как снова вырулить на федеральную трассу М-8.

Естественно, рано или поздно, они и сами бы преодолели преграду в облике настырного городка, так упорно не желавшего отпускать братьев из своих вечерних объятий, но так уж, наверное, было суждено… Оказаться именно там, у этой самой остановки общественного транспорта.

Глеб мог бы обратиться к девушке не выходя из машины, по крутому сыграв стеклоподъёмником, однако он не стал форсить и вышел.

Марина оторвалась от конфет и хмыкнула.

До сих пор Глеб был уверен, что не произнеси та сластёна этот, на первый взгляд пренебрежительный возглас, она бы никогда не стала его женой, и у них не было бы сейчас ни Светки, ни Юрки… ни, вообще, жизни.

Григорий Викторович сидел за столом в своём крохотном кабинете на Дзержинского, 58 и упорно корпел над бумагами. Потёртая поверхность скрипела под локтями следователя, особенно неистовствуя в те моменты, когда тот о чём-нибудь задумывался и начинал машинально раскачиваться, взад-вперёд, опираясь лишь на сложенные перед собой руки. Внутреннее пространство кабинета наполнял тусклый свет от настольной лампы. Последняя, в клубах сигаретного дыма, больше походила на угасающее светило, что излучает нездоровый багрянец, озаряя надвигающийся конец времён.

На улице было ещё светло, однако поздней осенью Григорий Викторович даже не прикасался к шторкам, трудолюбиво задёрнутым кем-то из уборщиков ночной смены.

(или они были задёрнуты всегда?..)