Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни

Лидиард мало рассказал Таллентайру о своих бедах и невзгодах. Этому закоренелому реалисту и прагматику человек, который не может твердо противостоять кошарам, казался истеричным глупцом, а у Дэвида имелись все основания желать, чтобы опекун продолжал придерживаться о нем хорошего мнения. По этой причине всякий раз, когда Таллентайр замечал, что с ним что-то неладно он бодрился и делал вид, что эти досадные следствия укуса — пустяки, не заслуживающие внимания. Порой он рассказывал содержание своих видений, иногда жаловался на странную готовность своего грезящего я отождествлять себя со страдающим и невинным Сатаной, но всегда делал это с демонстративным презрением, предполагающим, что все это глупости, недостойные серьезного внимания. Правда, наедине с собой он рассматривал свой опыт совсем иначе, пытаясь понять, возможно ли, чтобы человек оказался одержим злым демоном, который терзает его дикими фантазиями. Эти мысли приходили все чаще, как ни пытался он отмахнуться от них.

Лидиард действительно чувствовал себя так, будто у него отворилось некое удивительное внутреннее око, взгляду которого теперь безжалостно были открыты все его мысли, чувства и воспоминания. Хуже того, он порой ощущал, что этот странный внутренний взгляд устремлялся наружу. Дэвид не мог объяснить, что происходит с ним, какие процессы заставляют его смотреть на мир иначе, чем прежде. Это чуждое сверхчувственное восприятие замутняло сознание Лидиарда. Дэвид подозревал, что если бы он только потрудился сосредоточить свои усилия, этот магический внутренний взгляд, тайные мысли других людей могли бы открыться для наблюдения так же, как и его собственные мысли. Лидиард с ужасом ожидал, что скоро действительно настанет срок, когда он начинает видеть скрытое от человеческого глаза. Страх вызывало не то неведомое, что могло бы обнаружиться в сознании других людей, больше всего его беспокоило, как отразятся на нем эти открытия. И все-таки, он не верил, что лишился ума, но боялся, что безумие подстерегает его и может одолеть, если твердость его воли будет и впредь размягчаться или сотрясаться от жуткого груза нежеланных откровений.

И поэтому, когда Пол Шепард поглядел с искренним сочувствием и ясным пониманием его беды, Лидиард испытал глубокое потрясение, в котором слились в тесных объятиях страх и надежда. Сорок дней он думал о загадке Таллентайра, как о чем-то увлекательном, но второстепенном. Это был способ отвлечься от личных горестей и мрачных размышлений. Но ему и в голову не приходило, что это — другой побег того же страшного и загадочного посева. Теперь ему внезапно стало очевидно, какого дурака он свалял. Он проклял себя за то, что был так беспечен, и прозрел, лишь уткнувшись носом в лужу. Только сейчас стало ясно видно то, что с самого начала лежало на поверхности: его состояние едва ли не самая суть тайны, и выздоровление зависит от разрешения всей головоломки.

Однако, несмотря на все это, Лидиард ничего не сказал в ответ на замечание Пола Шеппарда. Таллентайр все еще сидел рядом, и Лидиард не допускал мысли о том, чтобы признаться во всей глубине своего отчаяния при человеке, дочь которого он любил. Таллентайр тоже не счел необходимым уточнять, что имел в виду Шепард. Он просто пропустил мимо ушей упоминание об отравленной душе Лидиарда, сочтя это пустой риторикой. Вместо этого баронет перешел к новым вопросам, волновавшим его: «Если вы не разделяете тревоги отца Мэллорна насчет пришествия Зверя из Откровения, что вам понадобилось в долине? И как вы оба узнали о том, что там происходит что-то достойное внимания?»

Словно сквозь сон, Лидиард слушал ответы Пола, но мог только отложить их в своей памяти для дальнейшего отклика.

— Тот, кто создал меня, не оставил мне иного выбора, кроме заботы о других его творениях, — сказал Шепард слегка насмешливым тоном, свидетельствующим о том, что он прекрасно знает, как странно звучит это заявление. — Его вдруг стала весьма тревожить участь рода человеческого. Он повелел мне, да так, что неповиновение исключалось, быть другом и защитником людей, какие бы силы им ни угрожали. То ли существо, пришествие которого предсказывает Апокалипсис, возникло из гробницы, или иное, его прибытие в мир надлежит считать недобрым знаком. А как я узнал о пробуждении творца… Могу только сказать, что у меня есть свои способы, вы, пожалуй, вряд ли готовы признать их действенность. Несмотря на то, что мир так основательно изменился с тех пор, как был сотворен, еще может вершиться магия, даже людьми с холодной душой. И есть те, кто нынче имеет человеческий облик, но отличен от людей, чьим грезам порой следует доверять. Они видят будущее.

— Это все темные речи, — пожаловался Таллентайр, — вроде тех, что я слишком часто слышал от людей, претендующих на эзотерическую мудрость. Англия полна шарлатанов, которые на всех углах твердят, будто могут беседовать с мертвыми и получать сведения о будущем, но думаю, они все мошенники и фантазеры.

— Мертвые, увы, мертвы, — признал его собеседник. — А те, кто так усердно пытается расслышать их голоса, обмануты ложной надеждой. Так же, как и многие из тех, кто страстно желал бы оказаться наследником древней мудрости, готовы наивно верить в то, что уже нашли ее. И все же путь боли не закрыт полностью, даже для людей. А ведь еще есть Другие, чей внутренний взор не ясен и тверд. Если я скажу, что не вправе говорить о них более прямо, вы подумаете, это просто очередная мистификация, но тем не менее, так оно и есть. Кое-кто счел бы, что я и так уже сказал слишком много, но у меня есть причины поведать вам ту часть правды, которую я решился открыть.

— И каковы же причины, не скажете? — Едко спросил Таллентайр.

— Чем бы ни была в действительности тварь, которая на вас напала, и каковы бы ни были намерения ее творца, она сейчас разгуливает на свободе. Если она опасна, то вы в большей беде, чем другие люди, и воля Махалалеля не позволит мне оставить вас без защиты. Если вы намерены и дальше разбираться в этом деле, а я не могу поверить, что человек, вроде вас, вдруг взял бы и бросил его, то вы заслуживаете той информации, какую сможете переварить. Если пробуждение этого творца — дело рук какого-то человека, преуспевшего в тайных науках, то это действительно весьма опасно. И я прошу вас отныне быть очень осторожным и остерегаться его. Если этот человек лишь орудие, то тот неведомый, кто им руководит, еще опасней. У вас, сэр Эдвард, нет никакой силы, кроме силы разума, и единственный способ, каким я могу попытаться защитить вас от вероятных последствий вашего любопытства, это поделиться с вами своими знаниями. Это-то я и сделал, а верить мне или нет, решать вам одному.