Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане

— Разойдитесь, будьте добры! — подошли солдаты вплотную. — Положение, сами знаете, какое. На свободе до сих пор остаётся группа преступников, появиться они могут в любом месте. Поберегите свои жизни, оставайтесь дома.

Тётки послушно разбежались в разные стороны. Я тоже перешла на другую сторону дороги от греха подальше. Но неудовлетворённое нетерпение бурлило.

— Да причём здесь Катя? — издала я в пустоту недоумевающий возглас.

— Это она Куркина застрелила, — раздался позади меня спокойный и отчаянно знакомый голос.

Я лихорадочно обернулась. Алёша! Милый, чудный Алёша, но какой-то поникший и печальный, стоял у столба электропередач.

— Она! — воскликнула я. — А я думала…

— Нет, твои вилы вреда ему не принесли. Рана была пустяковой. Люди Куркина уговаривали его заявить на тебя, но он наотрез отказался. А вечером в Ольховку на мотоцикле приехала Катя, с собой у неё оказалось ружьё. Она пробралась к Куркину в дом и хладнокровно его застрелила. Стреляла пять раз, спокойно перезаряжая оружие. Когда она выходила из дома, по ней открыли огонь два куркинских помощника — они где-то в пристрое обитали. До мотоцикла она не добралась, упала замертво. Сейчас этих людей разыскивают, но безуспешно. Почти сутки миновали, а никаких результатов нет. Так и не найдут, скорее всего.

— Алёша! — я приблизилась к нему и несколько боязливо припала к груди. — Как я рада тебе!

Он приобнял меня и рассеянно погладил по плечу.

— Ночевать мне негде, — произнёс задумчиво. — Пустишь к себе?

ПОЛНЫМ-ПОЛНО ЛЮБВИ

Кто сказал, что мужчины полигамны, а женщины нет? Я, дочь своей матери, торжественно заявляю обратное и живым своим примером опровергаю эти нелепые домыслы!

Женщина — вместилище любви. Обитель нежности. Кокон страсти. Ей по силам принять у себя десятки пилигримов и каждого любить. Неужели вы не видите, что мир соткан из любви? Её полным-полно, любовь можно черпать горстями прямо из воздуха — хватит на всех. В этом искусство, в этом мудрость — направить жизнь свою в единственно правильное русло, где одной лишь любовью дышать и питаться можно. Несчастные… Просто вы захлопнули перед ней ворота, скуксились и скурвились, вот и оставила она вас, горемычных, без своего покровительства. Мне вам не помочь, вам никак уже не помочь…

Чёрт, да настоящая женщина любит всех мужчин без исключения! Идеальная женщина. Женщина мира. Я уверена, такие есть. Могучие и прекрасные самки, в чьём сознании не гнилая ветошь морали и практической целесообразности, а древние коды жизненного тока. Это они, великие женщины, не позволяют миру скатиться в тартарары и сохраняют в нём очертания привлекательности.

Я не идеальна. Я слаба. Я готова любить всего двух. Пока.

Но искренне! Слышите: искренне!

В ОКРУЖЕНИИ ЗАБОТЛИВЫХ ПИЛИГРИМОВ

А Сергей вроде как и не удивился, когда вслед за мной в дверях появился Алёша. И бровью не повёл, словно так оно всё и планировалось. То ли самообладание на уровне, то ли гораздо умнее, чем кажется. И в том, и в другом случае это придаёт ему полтора килограмма дополнительного очарования. Ты вырос в моих глазах, цыганёнок!

Вот так всегда бы, всю жизнь: ты впадаешь в безумства, ошибки и пороки (я абстрактно, это не тот случай) — а тебя всё равно понимают, всё равно ценят, всё равно любят. Женщина мира в окружении заботливых пилигримов.

— Картошка готова! — объявил находчивый Серёжа, не позволяя ситуации свалиться в вязкие топи недопонимания и странного молчания. — На троих, конечно, маловато выйдет, но ещё есть салат из огурцов и редиски. Хватит, я думаю.

— Само собой! — отозвалась я так же бодро. — Не проглоты небось. Насытимся.

Алёша лишь кивнул.

И мы чудно пообедали. Прямо как в первой трети среднестатистической французской кинодрамы, когда ещё не ясно, что за каждым из героев притаились разочарование от жизни, неврастеничные выплески на ближних и окончательный драматургический диагноз, близкий к короткому и хлёсткому определению «подлец».

Мы беседовали. Точнее я и Серёжа. Алёша тоже вставил пару негромких фраз.

— И представить себе не мог, — говорил Серёжа, он более открыт и искренен, — что всё так сложится. Денег бы раздобыть — и в Ростовскую область двину. Там родственники у меня. Поедешь со мной, Свет?

— Нашу хозяйку благодари, — ответил Алёша, опережая меня. Он насупившийся и отчаянно сдерживает в груди непонятную мне злость. — Она наколдовала.

Как ты холоден, Алёшенька! Как несправедлив!

Ладно, ладно, я пропускаю выпады мимо ушей. Я в поисках древнего кода, меня не зацепишь мелкими крючками.

— Ну-ка! — отодвинув вдруг тарелку в сторону, поставил Алёша локоть на стол, приглашая цыгана к поединку в армрестлинг. В глазах его блуждал озорной и нехороший огонёк.

Тот поначалу вызов не принял. И взглядом дал понять, что не согласен с таким развитием событий. Но Алёша вопросительно, с вызывающей подначкой эгекнул, и Сергей сдался. Вытянул руку, сцепился с крепкой и жаждущей действий алёшиной ладонью — и через несколько секунд проиграл.

Ночью я легла спать с Алёшей. Почти бесцеремонно он стянул с меня трусы, торопливо облапал и несколько непродолжительных, но удивительно ёмких минут бороздил просторы моей чувственности своим удивительно крепким и злым отростком. Я негромко стонала. Мне было хорошо и горько. Меня пугала и пьянила эта порочная смесь эмоций.

Серёжа лежал в соседней комнате и всё слышал.

ШВЕДСКАЯ СЕМЬЯ

Короткий предсонный фантазм. Точнее, сонный — потому что я сплю.

— Ещё справку о составе семьи, Светлана Марковна. Без неё льготную путёвку в санаторий не получите, — председатель профкома. Пусть мужчина. Пусть в усах, в очках и с плешью. Но отзывчивый и добрый.

— Да-да, пожалуйста! Разве я не дала вам сразу?

— Нет, не дали… Ага, вот она! Чудненько. Так, муж номер один — Васильев Сергей Игнатьевич такого-то года рождения, паспортные данные такие-то… Муж номер два — Пахомов Алексей Егорович, такого-то и такого-то… Дети: Тамара Сергеевна, Пётр Сергеевич, Егор Алексеевич и Анна Алексеевна. Ну вот, всё в порядке!

— Это в справке они номер один и два. А для меня все первые.

— Ну конечно, Светлана Марковна! Никого нельзя обижать.

Лето. В комнате работает настольный вентилятор. Две сотрудницы профсоюзного комитета сидят за столами вдоль стены и вроде бы завидуют. Нет, определённо завидуют! Не исключено, что у них и по одному нет.

— От каждого по двое детей, правильно я понимаю? — интересуется как бы походя председатель, заполняя что-то в открытом журнале.