Питер Хэйнинг - Они появляются в полночь

А здесь, внизу, где бушевало пламя, было тепло, как в пекарне. Коридоры были устланы резиновыми покрытиями, так что даже если бы вы и пожелали, вам бы не удалось нарушить мир и покой, предусмотренные распорядком работы этого заведения. Единственным нарушителем тишины была тихая музыка, которая раздавалась из спрятанных в стенах динамиков. Она вовсе не была какой-то особенно похоронной — нет, это была музыка жизни и солнца, горевшего в недрах Крематория, или по крайней мере родственника солнца, если уж не его самого. Дыхание этого светила вы могли слышать через толстую кирпичную стену, отделявшую его от посетителей.

Уильям Лэнтри начал спускаться вниз по аппарели,[7] когда за его спиной послышалось шуршание шин «таракана», основного средства наземного транспорта. «Таракан» остановился перед входом. Прозвучал звонок, надо отдать должное, довольно благозвучно, и как по сигналу музыка заиграла слышнее, достигая страстного накала. Она будто предвещала некий момент экстаза.

Из «таракана», открывшегося с задней стороны, вышли несколько работников похоронной службы и извлекли золотистый ящик, футов пяти длиной, украшенный по бокам эмблемой солнца. Из другого «таракана» ступили на землю родственники усопшего и проследовали за служащими вниз по аппарели к своего рода алтарю, рядом с которым виднелась величественная надпись: «РОЖДЕННЫЕ СОЛНЦЕМ, МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ К СОЛНЦУ». Золотистого цвета ящик установили на алтарь, и музыка тотчас взмыла до эмоциональных высот. Смотритель Крематория произнес весьма краткую прочувственную речь, служащие подняли золотистый ящик и отнесли его к прозрачной стене, с прозрачным же замком в ней. Стена раздвинулась, ящик положили на стеклянный по виду желоб. Через мгновение, когда присутствующие покинули помещение за прозрачной стеной, открылись внутренние двери, и гроб, скользнув в них, исчез в неистовом пламени искусственного солнца.

Служащие ушли прочь. Родственники кремированного без единого слова повернулись и пошли к своему «таракану», музыка продолжала тихо играть.

Уильям Лэнтри приблизился к прозрачным дверям и загляделся сквозь их прозрачные стены на бушующее огромное сердце Крематория. Пламя ровно и неумолчно пульсировало, не давая и намека на какие бы то ни было перебои и остановки, из недр земли будто лилась к небу ровная и могучая золотая река огня. И все, что ни попадало в эту реку, неотвратимо сгорало и уносилось вверх, исчезая высоко над землей.

Рядом с Лэнтри остановился человек.

— Чем могу быть вам полезен, сэр?

— Что? — резко повернулся к нему Лэнтри. — Что вы сказали?

— Могу ли я чем-нибудь быть полезен вам, сэр?

— Я… это… то есть… Лэнтри кинул быстрый взгляд на вход и на аппарель — никого не видно. — Видите ли, я здесь никогда еще не бывал, вот интересуюсь.

— Никогда не бывали, сэр? — Служитель явно был озадачен.

Лэнтри сразу сообразил, что сморозил глупость. Но что сказано, то сказано, обратно не вернешь.

— Я хочу сказать, — попытался он исправить положение, — всерьез, по-настоящему не бывал. Знаете, в детском возрасте частенько воспринимаешь все не так, понарошку. И вот сегодня вечером я неожиданно вдруг понял, что не знаю Крематорий по-настоящему, как полагается знать каждому человеку.

Служащий вежливо улыбнулся:

— Ну да, разве кто-нибудь из нас может поручиться за то, что знает все досконально. Я буду рад показать вам, как он функционирует.

— Ну что вы. Не стоит беспокоиться. Это… это замечательное место, как мне кажется.

— О да, — засиял от гордости за своего монстра служитель. — Самое лучшее на Земле — я в этом уверен.

— Я… — Лэнтри чувствовал, что придется продолжать этот фарс. — Видите ли, у меня не так уж много было родственников, точнее, их не было вовсе, начиная с раннего детства. И соответственно не было удобного случая посетить Крематорий уже много лет подряд.

— Понятно. — Но лицо служителя свидетельствовало об обратном: что-то явно недопонял в объяснении Лэнтри.

Господи, да что же я такого сказал, недоумевал тот. Ну что здесь такого? Ну не был человек в Крематории много лет, так что же? Нет, надо быть осторожней, следить за своими словами. Иначе возьмут и кинут в эту огненную ловушку. Да что это с парнем произошло? Он вроде как присматривается ко мне, изучает.

— Скажите, — обратился к нему служитель, — а вы случайно не из тех ли будете, что совсем недавно возвратились с Марса?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Да так, ничего. — Служитель собирался уже отойти от него. — Если вам понадобится что-нибудь узнать, вы спрашивайте, не стесняйтесь. Я вам все покажу и расскажу.

— Только один вопрос, можно? — спросил Лэнтри.

— Разумеется. Что вы желали узнать?

— Вот что.

Лэнтри оглушил его сильным ударом по шее, поперек горла.

Он ведь не зря так пристально наблюдал за действиями служащего, управлявшего стеклянными дверьми. И теперь, с обмякшим у него на руках телом этого слишком наблюдательного энтузиаста, Лэнтри дотронулся до кнопки, открывавшей внешние прозрачные двери, услышал, как громче заиграла музыка, и положил тело в стеклянный желоб. Потом вышел и увидел, как распахнулись внутренние дверцы печи. Тело служащего скользнуло в огненную реку. Музыка заиграла тише.

— Отлично, Лэнтри, молодцом, — похвалил он себя.

Не прошло и секунды, как в помещение заглянул другой служитель. Лэнтри даже не успел стереть со своего лица выражения самодовольства и возбуждения, которыми был охвачен. Служитель растерянно огляделся, словно ожидал увидеть кого-то еще кроме Лэнтри. Затем подошел к нему.

— Чем могу быть-полезен вам, сэр?

— Да нет, я просто так смотрю, — ответил Лэнтри.

— Довольно поздно для визита, — заметил служитель.

— Не мог заснуть.

Еще один неправильный ответ. Оказывается, в этом чертовом мире все по ночам обязаны спать. Ни у кого не может быть бессонницы. А если такое с вами вдруг случится, вы просто-напросто включаете аппарат с гипнотическим излучателем — и готово: через шестьдесят секунд, секунда в секунду, вы уже храпите во всю носоглотку. Ох, он определенно был человеком, способным только на неправильные ответы. Сначала он попал впросак, заявив, что никогда раньше не бывал в Крематории, а ведь ему было давно известно, что дети, начиная с четырехлетнего возраста, ежегодно ходят сюда на экскурсии, — чтобы привить им правильные мысли о чистой смерти в огне и приучить к самому Крематорию. Смерть в их понимании должна непременно ассоциироваться с ярким огнем, смерть — это тепло и солнце, а не какая-то темная непонятная штука. Для образования подрастающего поколения совершенно непреложный фактор. И он, безмозглый бледнолицый идиот, взял и сразу купился, выболтал при первой же предоставившейся возможности о своем невежестве.