Хидеюки Кикути - Ди, охотник на вампиров

Но когда паренек останавливался, погоня прекращалась. Стоило ему побежать снова — и оборотень бросался следом. Как ни старался Дэн, расстояние между ними не росло и не сокращалось.

Тогда мальчик понял, что враг играет с ним, — и тут же чувство превосходства покинуло его сердце, уступив место чистейшему черному ужасу. Он бежал, бежал не щадя ног, но преследователь, не отставая, держался в неизменных тридцати шагах за спиной добычи.

Сердце Дэна готово было взорваться, да и перетруженные легкие едва не лопались. Во рту было солоно от слез. И когда мальчик уже решил, что все, он больше не может, впереди забрезжил свет. Выход!

Надежда наполнила его новой энергией. Усталые ножки снова резво зашлепали по земле — но вдруг что-то вцепилось в детские щиколотки!

— А-а-ах! — Упав навзничь, Дэн попытался подняться, но держали его крепко. — Рука мертвеца!

Скудный свет луны, едва просачивающийся сквозь частое переплетение ветвей, все же показал ему, в чем дело. Высунувшаяся из земли синюшная рука трупа омерзительно шевелила пальцами. Или нет, не пальцами — цветками. Дэна схватило бледное соцветие, как две капли воды похожее на гниющую руку трупа. Аристократы сеяли разные ботанические страсти, а это растение было причудливым, но вполне безобидным. А ведь Дэн знал, где оно цветет, и все же умудрился угодить в самую середину поляны, — видно, ужас, гонящийся за ним, начисто стер из сознания любые мысли. Но кто станет винить за это восьмилетнего мальчика?

Собравшись с силами, Дэн все-таки поднялся. Вырванная с корнем рука мертвеца упрямо не желала отцепляться.

Он уже собрался помчаться снова…

— Уууу-а-уууу!

Жуткий вой ударил в спину, сковав ноги. Увидев выход из леса, Гару решил, что пора положить конец гонке. Оборотень преследовал Дэна, потому что граф впервые за несколько веков разрешил слуге перекусить живым человеком.

Вымотавшийся паренек уже сдался. «Прости, сестренка. Похоже, мне не спасти тебя». Слезы жалости покатились по детским щекам.

И вдруг вой оборвался. Дэну даже показалось, что вервольф испугался.

В этот момент мальчик что-то услышал. Цокот копыт, далекий, но неуклонно приближающийся. Ни голоса, ни фигуры различить было невозможно, однако Дэн мгновенно понял, кто это.

— Ди! — восторженный крик расколол тьму.

И снова взвыл оборотень, и черный вихрь пронесся мимо несостоявшейся жертвы.

— Ди, берегись!

Паренек кинулся вперед, пинками отбрасывая на ходу соцветия «рук мертвеца». Немыслимый звериный рев взмыл к небесам — и оборвался.

Буквально вывалившись из леса на степной простор, Дэн увидел на холме купающегося в лунном свете всадника. У ног его лежал павший вервольф. Лошадь переступила через труп и галопом понеслась вниз по склону, к мальчику.

— Что ты здесь делаешь? Где твоя сестра?

Дэна переполняли эмоции.

— Ой, Ди, ты жив! Я знал, что ты не умрешь, знал… — мальчик не находил слов. Когда же он наконец немного успокоился и объяснил ситуацию, Ди молча подхватил его и посадил на коня. Он не велел Дэну отправляться домой и не предложил довезти его до фермы.

Кинув стальной взгляд поверх прерии на графский замок, Ди спросил:

— Ты со мной?

Тот же самый вопрос он задал мальчику прошлой ночью в развалинах.

— Конечно!

Иного ответа и не ожидалось.

Все замки аристократов имели одну характерную особенность, вполне отвечающую требованиям их хозяев-вампиров. Роскошные покои всегда ожидали гостей и прочих посетителей, но лорд и его семья не имели собственных спален.

Они почивали в месте, более приличествующем их рангу, в месте, вошедшем в легенду: в гробах под землей.

Здесь, в подземных покоях, наполненных крошечными организмами, где запах сырости смешивался со сладким ароматом древнего перегноя и давным-давно не зажигавшихся факелов, здесь спало настоящее прошлое, избавленное от компьютерного контроля. Стену тридцатифутовой высоты полностью закрывал гигантский портрет бога-предтечи. На алом помосте перед полотном стояли граф, в черном облачении, и Дорис, в платье белее снега Глаза девушки были безжизненны. Гипноз полностью сковал ее волю.

Слева от помоста застыла Лармика; ее полубессознательный взгляд блуждал в пространстве, избегая останавливаться на отце и его будущей супруге. Но виновато тут было не внушение, сделанное ей отцом за попытку поспособствовать бегству Дорис, а потеря, опустошившая сердце прекрасной вампирши.

Сейчас, сейчас начнется мрачная свадьба…

— Смотри. С этой ночи ты будешь спать здесь.

Граф показал на пару лакированных гробов, чернеющих на каменной плите перед возвышением и украшенных резным гербовым узором: соколы и языки пламени. На боку правого гроба было выгравировано имя «Ли». Табличка на левом гласила: «Дорис».

— В них земля. Та самая гордая почва, на которой воздвигнут фамильный замок Ли. Уверен, она будет ночь за ночью дарить тебе сны о сладкой крови. А теперь приступим.

Граф коснулся подбородка Дорис и слегка запрокинул девушке голову, обнажив бледное горло.

— Прежде чем мы обменяемся клятвами мужа и жены, я должен избавить тебя от этой гнусной метки.

Из складок плаща он достал маленькую печатку с тем же гербом, что и на крышках гробов.

— Сперва справа. — Белый дымок поднялся от вдавившейся в мягкую плоть печатки, и Дорис вздрогнула. Переместив клеймо чуть ниже, аристократ произнес: — Теперь слева.

Процедура завершилась, и отвратительный рот вампира приблизился к хрупкому горлу невесты. Завитки дыма еще висели в воздухе, но на девственной шее больше не осталось никаких отметин, кроме пары ранок — следов первого укуса графа. Дыхание, воняющее кровью, жарко опалило кожу. Крест, защищавший девушку до сей поры, не проявился.

— Отлично. Теперь мне нечего бояться, и я награжу ее поцелуем.

Широко ухмыльнувшись, вампир опустил печатку в карман и повернулся к своей ненаглядной — окаменевшей рядом — дочери:

— Ты получишь новую мать. Не удостоишь ли нас несколькими поздравительными словами?

Пустой взгляд сфокусировался на отце. Губы Лармики вяло шевельнулись.

— Я… — начала она, — я, Лармика Ли, твоя три тысячи семисот двадцатисемилетняя дочь, поздравляю моего три тысячи семисот пятидесятисемилетнего отца Магнуса Ли и мою семнадцатилетнюю мать Дорис Лэнг по случаю их бракосочетания. — Голос ее был пресен, но граф кивнул — и навострил уши.

То, что сперва казалось эхом слов Лармики, мечущимся среди каменных стен, переросло в складный хор, от которого вибрировали подземные покои — точно мертвые, ворочаясь, поднимались из могил, чтобы пропеть: