Юлия Аксенова - Повелитель ветра

Он вернулся. Позвонил, как только самолет заглушил моторы. Был вечер. Он попросил: ты приедешь ко мне? Завтра он уезжал по делам в Германию – еще на пять дней. Она предупредила: сегодня такой момент, когда я способна только на платоническую любовь, не хочу тебя дразнить! Он сказал: все равно приезжай, такси оплачу. Был удивительно мягок и нежен с нею, открыт и доверчив. Платонической любовью дело, конечно, не ограничилось. Ярослав поаплодировал другу. Ксения ни до, ни после не замечала, чтобы любимый был таким близким и теплым с ней. Она поделилась с Григорием своими наблюдениями. Тот расплылся в улыбке: «Видишь, как полезно отпускать мужика одного?» И замкнулся. Утром ее встретили холод и отстраненность – более сильные, чем прежде.

А дальше во встречах мужчины и женщины начались большие перебои. Он уехал в командировку, вернувшись пораньше, даже не позвонил Ксении, потом долго не назначал день встречи. У них вышла размолвка на пустом месте – Ярослав так и не нашел предмета конфликта. Похоже, что в тот раз Гриша «покусал» Ксению, поскольку она была разгневана. Не подала виду, постаралась все сгладить, но после телефонной беседы порвала все его фотографии, разломала диск и сожгла пленку. Но Матвеев сам позвонил – мириться. Они снова ездили на ее дачу – по меткому выражению закончивших строительство рабочих – «обкатать» новый дом.

Гриша непрерывно восхищался ею: как она умеет понимать и прощать, какая хорошая хозяйка, как чудесна в близости. Смешил Ксению до слез своими безуспешными попытками запомнить названия ее любимых растений. Он два дня повторял, как заведенный: «Ирис – физалис». Выкатывал при этом глаза, строил самые забавные физиономии и нежно целовал пальцы Ксении, приговаривая: «Красивые ручки! Ручки, способные вырастить ирис… И физалис». Ксения ломалась пополам от смеха. Потом он забывал названия снова. Настал момент, когда она поверила: Гриша не шутит, он правда не может вспомнить имя цветка. Тогда лукаво спросила: «Ты же хочешь однажды подарить мне букет моих любимых цветов?» Григорий неожиданно стал серьезным. «Хочу! Ирис, правильно?» Ксения с веселым криком «Ура, сработало!» бросилась его целовать, а про себя подумала, что сейчас он точно не шутил.

Периодически – едва ли не с начала их близких отношений – он очень серьезно повторял: «Я – плохой, ты просто еще мало меня знаешь!» Ксению эти слова страшно расстраивали, и она всякий раз терпеливо возражала. На даче тенденция к самобичеванию обострилась. Вдруг, после некоторой дозы алкоголя, Григорий мягко посмотрел на нее и заявил без предисловий: «Я все-таки хороший!» Ксения, вытирая слезы, пошла его обнимать: «Наконец-то поверил!»

В суете сборов она что-то сделала не так, как надо, и посетовала: «Я – плохая хозяйка!» – «Ты – прекрасная хозяйка», – ответил любимый. Ксению поразило, что сказал он это с глубокой печалью.

Когда она, приподнявшись на цыпочки, запирала калитку, удивилась, что Григорий не подойдет ей помочь. Оглянулась и встретилась с объективом его фотоаппарата. Он объяснил: «Это такой трогательный момент – закрытие дачного сезона! У меня всегда так получалось – и в детском возрасте, и в женатом, что с дачи съезжали осенью и больше не возвращались до весны. Я мечтал бывать на даче и зимой!» Мечта осуществилась, когда стал снимать домик на генеральском гектаре. «И в этом мы так точно и тонко похожи! – отметила Ксения про себя. – Я тоже всю жизнь мечтаю о регулярной дачной жизни зимой! Теперь, с ним, и моя мечта осуществится!»

Потом провели выходные в коттедже его родителей, когда те находились в отъезде. Противоречивость отношения Матвеева к Ксении обострилась и стала особенно заметной: он был то нежен, как никогда, то кричал на нее, грубил. Ее теперь обижало, что он старается предотвратить появление ребенка еще более тщательно и подчеркнуто, чем прежде. Она тоже позволила себе парочку жестких выпадов. Но внезапно, во время прогулки по первому снегу, воскликнула: «Гриша, я знаю, как ты на самом деле ко мне относишься! Помнишь, когда уезжали с моей дачи, я попросила тебя наломать сиреневых хризантем? Так вот, они потом две недели стояли как новенькие! А те, что я нарвала сама, когда без тебя ездила, продержались всего неделю!» Григорий понял намек, живо возразил: «Это не чистый эксперимент: я же тебе еще не дарил цветов!» Позже, когда общались по телефону, Матвеев вновь извинялся – в завуалированной форме – перед Ксенией за несправедливые резкости в ее адрес.

Ксении казалось, что Григорий намеренно не пускает ее в свою квартиру, где они проводили прежде так много времени. Это наблюдение заинтересовало Ярослава. Ксения объясняла поведение друга чисто психологическими причинами. Некоторые ее вещи лежали в квартире Григория. С каждым ее приходом что-нибудь прибавлялось и просто аккуратно пристраивалось под подушку или на один стул. Однажды Григорий сказал: «У тебя на стуле уже образовался небольшой скла-дик». Ксения попросила выделить для ее вещей кусочек полочки в каком-нибудь шкафу. Матвеев посерьезнел, пообещал как бы с усилием: «Хорошо! Да-да, конечно, это не сложно!» Царева полагала: для него предоставить ей место в шкафу – все равно что поселить в своей квартире. Шаг, на который нужно еще решиться. Ярослав отказался верить, что все так заковыристо. Тот факт, что она месяц не была у Матвеева дома – либо простое совпадение, либо на то была конкретная причина. Может, зацепка? Ярослав чувствовал: есть тут какая-то тайна!

Григорий отдалялся. Ксения реагировала тихой паникой. Ярослав не мог толком понять: что ей мешало лишний раз самой позвонить, сказать: скучаю, видеть тебя хочу!.. Впрочем, он прочитал, что, когда Ксения сделала это в первый и последний раз, нарвалась на жесткий отпор.

Вместе с тем, Григорий, оформляя новую страховку на автомобиль вписывает туда Ксению. Они могли бы вместе поехать на машине в дальнее путешествие – например, в Финляндию. Это так удобно, когда два водителя и они могут сменять друг друга за рулем! Григорий уверен, что Ксении можно доверить свой автомобиль! Ксения восприняла оформление страховки как весьма серьезную заявку на совместное будущее, да еще Гриша пообещал именно тот вид путешествия, который она особенно любит!

Интересное наблюдение. Дважды так выходило, что Ксения болела, когда Матвеев находился далеко. Подхватила жестокую простуду во время его египетского вояжа, в другой раз он уезжал в командировку. Ксения, которую бил озноб, надевала теплую, уютную кофтюшку, им подаренную, и мысленно просила: «Любимый, побудь со мной! Мне так плохо!» Очень скоро ей легчало: уходили жар и боль, она быстро шла на поправку. Самовнушение? Легко поверить, если бы Ярослав не помнил, как однажды, когда Настена слегла на даче с тяжелейшим отравлением, дядя Гриша помогал ее выхаживать. Он приходил посидеть с ребенком, пока брат мотался за лекарствами на станцию и по своим неотложным делам. Едва он клал руку Насте на лоб, та с улыбкой вздыхала и переставала содрогаться от приступов озноба и тошноты. Сам же Ярослав так переживал за сестру, что ничего подобного не мог сотворить, да и не умел еще.