Сергей Пономаренко - Кассандра

Люк с открытой крышкой меня порадовал, но и заставил задуматься: неужели все это было предусмотрено Судьбой и, что бы я ни делал, все равно должен был вернуться сюда?

Уже в канализационном тоннеле потерял сознание, пришел в себя от писка. Я обрадовался, вообразив, что это девчонка догнала меня и принесла провизии, а открыв глаза, увидел крысу, осторожно подбирающуюся к моему лицу. Отогнал ее и, держась за стенку, кое-как добрел до своей пещеры. На мое счастье, крысы почему-то обходили это подземелье стороной. «Кассандра! — вспомнил название, которое сообщил мне Кузьма. — Какая ты Кассандра, если не могла меня предупредить за время моего нахождения здесь о том, что меня ожидает?» Повязку девчонка затянула плохо, и кровь продолжает сочиться, а в голове слышится колокольный перезвон.

Вновь пришел Кузьма, присел на корточки, вглядываясь в мое лицо.

— Торжествуешь? — спросил я, не открывая глаз, — так можно было лучше его рассмотреть. Он страшно похудел, зарос щетиной.

— Нет, смотрю на прощанье — больше не увидимся.

— Ты хочешь сказать, что я здесь не окочурюсь и не отправлюсь на небеса составить вам компанию? Петр до сих пор дуется на меня за тот выстрел? — хихикнул я.

— Мертвые не умеют обижаться, но об этом ты скоро узнаешь — ведь ты умираешь. Смотри, у тебя и рана воспалилась: антонов огонь[11] тебя доконает или истечешь кровью, самое большее, протянешь день-два.

— Раз я умру, значит, увидимся. Или в компанию не возьмете?

— Я тебе уже сказал: мы тебя исключили из братства, поэтому ты останешься здесь. Прощай.

Он быстро поднялся и растворился в темноте. В прошлый раз я хоть услышал его удаляющиеся шаги.

Я лежал, и картины прошлого пробегали перед моими глазами: детство, юность, первая любовь, которая о моем чувстве так и не узнала, студенческие годы, наше братство, война, революция, товарищ атаман. Снова иду с Петром, размышляя, что будет, если оставлю его живым. Как на это посмотрит товарищ атаман, будет ли он после этого мне доверять? Решаю: будь что будет — пусть живет Петруха. Он поворачивается ко мне лицом, подмигивает левым глазом и говорит: «Но ты же все равно выстрелил!» Тут глаз выпадает из глазницы, повиснув на тонкой ниточке. Мне становится душно: так и было, я тогда Петра перевернул и увидел, что пуля, попав в затылок, вышла через левый глаз.

Внезапно боль оставляет меня, и я взлетаю вверх, только свод подземелья не пускает дальше. Вижу внизу свое безжизненное тело и двух крыс, осторожно подбирающихся к нему. Хочу их отогнать, но не могу: они не реагируют на мои движения, голос. Когда самая смелая начинает грызть нос, я отворачиваюсь, но еще долго слышу чавкающие звуки.

Придя в себя после вновь посетившего кошмара, Леонид почувствовал раздражение, которое мы порой чувствуем, когда заканчивается любимый сериал, особенно если не так, как ожидали. Судя по этому сновидению, история, которую Леонид смотрел на протяжении ряда ночей, закончилась, но он так и не получил ответов на тревожившие его вопросы. События последних дней и эти странные сновидения сплелись в один клубок, и он не видел ни малейших логических связей между ними, лишь чувствовал: нечто угрожает ему.

Почему за картинками сна ему видится угроза, он пока не мог сказать, и дело здесь было не только в словах женщины-экстрасенса. Его еще раньше тревожили предчувствия грядущих неприятностей, что проявлялось в повышенной нервозности, раздражительности. Это было как духота перед грозой, как начинающееся волнение перед штормом. Он был уверен в том, что, найдя разгадку увиденных картин прошлого, сможет справиться с грядущими неприятностями в настоящем.

Два объекта, увиденные в сновидениях, повествующих о давних событиях, существовали и в его настоящем: жилище Кузьмы, которое очень напоминало полуподвал- мастерскую Стаса, и пещера, где прятался Степан, — это была та самая Кассандра, куда его водила прошлой ночью Ксана. И эти два места между собой очень тесно связаны, если верить сну: в своем полуподвале Кузьма спрятал записи о тайне пещеры Кассандра, которые стремился раскрыть, но так и не раскрыл Степан.

Теперь наступил черед Леонида постараться добыть записи Кузьмы — у него имеется ключ от мастерской Стаса, и если сон не обманывает, то на месте умывальника должна находиться металлическая коробка с записями Кузьмы, замурованная в стену.

Долго не раздумывая, Леонид поспешно встал, несмотря на ворчание Богданы, — дескать, путается под ногами, не дает нормально собраться на работу, к тому же ей сегодня надо выйти пораньше, а теперь еще придется готовить ему завтрак. Леонид, вспомнив о требовании Эльвиры вернуть картины и ее угрозах, включил мобильный, но звук звонка убрал. Насчитал двенадцать пропущенных звонков от Эльвиры, последний был в два часа ночи. Также пришло от нее три эсэмэски одинакового содержания: «Верни картины, не то пожалеешь!»

Решил все же начать день с посещения мастерской покойного приятеля, а уже после пойти поговорить с Эльвирой, хотя от этого разговора ничего хорошего не ожидал. Не сомневался, что требования вдова сформулировала не без участия Никодима Павловича, который сумел выйти на нее.

«Ох уж эти старые коллекционеры, которые за копейку готовы перерезать друг другу горло».

Когда он добрался до дома, где жил Стас, то увидел, что с одной стороны подъезда свалены в кучу вещи Стаса: мебель, картины. Вокруг них вороньем вились несколько грузных женщин, отбирая наиболее ценное. Чуть поодаль стояли, ожидая своей очереди, три бомжа, готовые принять участие в дележе пожитков покойника. С другой стороны подъезда высилась аккуратная стопка кирпичей, мешки с цементом и гипсом. Четверо рабочих в синих спецовках перетаскивали их в подъезд.

— Что здесь происходит?! Кто разрешил?! — строго спросил Леонид у проходившего мимо него рабочего, одновременно пытаясь выхватить какой-то натюрморт из рук женщины.

Та неожиданно проявила недюжинную силу, картину не отдала и бросилась прочь, огласив двор гневными выкриками.

— Прораб внизу — все вопросы к нему, — лениво бросил рабочий на ходу, даже не удостоив его взглядом.

Леонид послушался его совета, не стал ругаться с женщинами, принявшими грозно-воинственный вид и собиравшимися выступить против него единым фронтом. Он молча спустился вниз, в полуподвал.

Там он увидел широко открытые двери бывшего жилища Стаса. Рабочие сновали, словно муравьи, — покряхтывая и исходя потом, они носили мешки с цементом.

Помещение, потеряв свое содержимое, сразу стало каким-то чужим, словно женщина, встреченная бывшим возлюбленным после замужества. Прораба он сразу узнал по озабоченному виду и рулетке в руке. Измерив ею часть стены комнаты, он, что-то бормоча себе под нос, потянулся сделать запись в блокноте.