Джеймс Доусон - Произнеси её имя (ЛП)

— Мэри! — закричал Кентон Миллар.

Но это не пол наклонился вверх, а стена упала на нее. Нет, не стена, зеркало. Оно полностью отвалилось со стены. Больше ничего нельзя было сделать.

Зеркало рухнуло на нее сверху, и последнее, что увидела Бобби, было окровавленное обезображенное лицо Мэри Уортингтон.

Глава 26

Эллен Прайс

Бобби падала. Защищая лицо руками, она свалилась на рабочий стол доктора Прайс, от чего ручки, документы и пустые кружки кофе разлетелись в разные стороны. Она больно ударилась бедрами, локтями и коленями, край стола попал ей прямо по животу, полностью выбив из нее воздух. Бобби сползла на пол, глаза постепенно привыкали к мраку пустого кабинета.

Небо за окном было черным, как смоль — как долго она пробыла в царстве Мэри? Казалось, прошло несколько минут, но темнота на небе утверждала другое.

Раздающееся эхом капанье было громче, чем когда-либо. Отодвигая рабочее кресло Прайс в сторону, Бобби вскарабкалась на ноги — после падения все болело.

— Ох, — простонала она, отряхивая свою мятую пижаму. Значит, вот что произошло с Мэри Уортингтон. Последний кусочек головоломки встал на свое место. Она умерла на этом самом месте шестьдесят лет назад. Несчастный случай, но несчастный случай, виновником которого был Кентон Миллар.

В боковом зрении что-то промелькнуло, и Бобби точно знала, что это было. Так сглупить, словно какой-то новичок…

Она стояла спиной к зеркалу. Ничего еще не закончилось.

Ох — как — медленно, Бобби обернулась. Никаких… резких… движений. Она была там, в отражении, медленно продвигаясь через комнату в сторону зеркального образа Бобби. Наконец-то Бобби разглядела Мэри как следует. Джуди была права, в какой-то степени Мэри была красива — четко очерченные полные губы, высокие скулы и ледяные голубые глаза. Выразительный римский нос делал ее не просто симпатичной, а почти привлекательной.

Однако, чтобы прийти к такому выводу, Бобби пришлось разглядеть все это за кровью. Упавшее зеркало и разбитое стекло оставили десятки порезов по всему лицу и телу Мэри, и, в отличие от призрачных порезов Бобби, порезы Мэри кровоточили. Яркая алая кровь стекала по ее лицу густыми змееобразными струйками, одежда была пропитана ею, а длинные черные волосы спутались на голове.

Глаза Мэри, горящие сквозь кровь, неотрывно смотрели на нее. С каждым шагом она все ближе подходила к Бобби, руки тянулись к девушке. Бобби знала, что ее время пришло. Действуя инстинктивно, Бобби сделала единственное, что пришло ей в голову. Схватив небольшой стул, стоявший возле рабочего стола, Бобби замахнулось им по стеклу в ту самую секунду, когда красные пальцы Мэри протянулись через поверхность зеркала.

Пронзительно закричав, Бобби ударила по зеркалу. Последовал оглушительный грохот, и Бобби почувствовала напряжение в руках, когда стул отскочил назад. Но этого было достаточно. Зазубренные треугольники посыпались на пол из витиеватой рамы, со звоном разбиваясь вдребезги. Не оставляя ничего на волю случая, Бобби размахнулась еще раз, добивая то, что осталось по краям. Вскоре стекло лежало грудой у ее ног, и она сделала осторожный шаг назад.

— Желаю тебе удачно пробраться через это.

Трясущиеся руки выронили стул на пол. Если бы только комната прекратила вращаться, она, возможно, сообразила бы, что делать дальше. Бобби вцепилась в стол для поддержки. Все, что она чувствовала — это печаль и отчаяние, кружившие вокруг нее, но она не могла позволить им взять верх, когда ей все еще нужно было во всем разобраться. Кейн и Ная. Она потеряла их. Она их подвела. Та пустота, которую она ощутила в темноте за зеркалом, — это и есть смерть? Просто небытие? Вечное небытие, но такое небытие было слишком ужасно, чтобы постичь. Мысль о Нае и Кейне, бесконечно падающих сквозь этот вакуум…

Чувствуют ли они это? Бодрствуют ли? Ради их же блага, она надеялась, что нет; она предпочитала думать, что они спали, видя сны о чем-нибудь приятном.

Позади нее раздался пронзительный скрип, и она обернулась, наполовину ожидая, что Мэри вот-вот выскочит из зеркала в дальней стороне комнаты. Бобби схватилась за грудь. Но это была всего лишь дверца шкафа, покачивающаяся на петле, давно не видавшей смазки. На одно ужасное мгновение, Бобби подумала, а нет ли на внутренней стороне двери зеркала, как в спальнях, но вспомнила, что его там не было, когда она помогла доктору Прайс собрать бумаги.

Секунду. Бобби больше не верила в совпадения.

— Снова тот же шкафчик, — сказала она сама себе, включив настольную лампу для лучшего обзора. Прежде чем выйти из-за стола, Бобби еще раз внимательно осмотрела груду разбитого стекла. Она вспомнила, как Мэри задержалась у того шкафчика в последний раз, когда она была здесь, и что он в тот же момент распахнулся. Сейчас она задумалась над этим — в самый первый раз, когда Бобби последовала за Мэри (когда та взяла ее очки), ее привели в эту комнату. По причине, известной лишь ей, Мэри хотела, чтобы Бобби заглянула внутрь.

Бобби решила, что даже если она каким-то образом и переживет следующие несколько часов, то ее все равно исключат из школы, следовательно, небольшое вторжение в шкафчик уже не может навредить. Убрав волосы за уши, она принялась за работу. В шкафу хранилось множество файлов, в названиях большинства из которых было слово «политика» — Политика питания, Религиозная политика, Нормативная политика. На двух верхних полках хранились данные учеников — самая верхняя полка содержала файлы, называемые «Бывшие ученики». Бобби точно знала, что искать: 1954. Примерно для каждых пяти лет была своя папка (Бобби подсчитала как раз то время, когда девушка училась в школе). Не заботясь о создаваемом беспорядке, она швыряла ненужные документы на пол, в поисках требуемого. Вскоре она стояла посреди белого моря разбросанных бумаг.

Не вышло — все они были слишком недавними и начинались только с 1990–х. В школе, на последнем этаже, был архив, где, как предполагала Бобби, хранилось большинство старых документов. Но если бы это было так, то Мэри не направила бы ее сюда.

— Где же оно? — сквозь зубы прошипела Бобби. Она остановилась и сдвинула все оставшиеся файлы на одну сторону. Позади всех файлов она разглядела простую желто-коричневую папку, стянутую кожаным ремешком.

Бобби вытащила ее. Название на обложке гласило: «Конфиденциальные записи учеников — только для директора». Какого черта — Бобби сорвала ремешок и села на пол посреди кучи файлов.