Комната с призраками - Монтегю Родс Джеймс
– Да откуда? Кто бы мог сбежать отсюда, мы бы его заметили.
– Совершенно согласен. Надо послать за помощью, вызвать врача и полицию, и, скорее всего, лучше будет отдать эту книгу им.
Затем, разумеется, состоялось дознание, и Гаретту, разумеется, пришлось остаться в Бретфилде для дачи свидетельских показаний. Заключение врача показало, что, несмотря на черную пыль на лице и во рту покойного, смерть наступила в результате сердечного приступа, а не удушья.
Суду была предъявлена роковая книга – почтенного вида издание ин-кварто на древнееврейском языке, при виде которой даже чувствительные зрители в волнение не пришли.
– Мистер Гаретт, вы утверждаете, что увидели покойного в тот момент, когда он вырывал из книги лист, то есть как раз перед приступом?
– Именно, мне кажется, он вырывал форзац.
– Вот форзац, частично разорванный пополам. Он исписан древнееврейским языком. Будьте любезны, посмотрите.
– Здесь также три имени на английском языке, сэр, и дата. Только я, к сожалению, не знаю древнееврейский язык.
– Благодарю. Имена представляют собой подписи. Джон Рант, Уолтер Гибсон и Джеймс Фрост. Дата: 20 июля 1875 года. Кому-нибудь известны эти имена?
Священник, присутствующий на дознании, выказал желание заявить, что дядю покойного, от которого он все и унаследовал, звали Рант.
Книгу протянули ему, он изумленно покачал головой:
– Но это совсем не похоже на тот древнееврейский, который я изучал.
– Вы уверены, что это – древнееврейский?
– Что? Да… я думаю… Нет… достопочтенный сэр, вы совершенно правы… то есть ваше предположение абсолютно верно. Ну, конечно… это никакой не древнееврейский. Это английский, и это завещание.
И действительно, через несколько минут стало очевидно, что это завещание доктора Джона Ранта, по которому вся его собственность, до недавнего времени принадлежавшая Джону Элдреду, отходила миссис Мери Симпсон.
Подобный документ полностью объяснял волнение мистера Элдреда.
Что же касается частичного обрыва листа, коронер высказал мнение, что ни одно объяснение причины этому не может быть признано как верное.
«Трактат Миддот», естественно, был взят на хранение коронером для дальнейшего расследования, и мистер Гаретт в частной беседе рассказал ему всю предысторию и все, что он знал или о чем догадывался.
На следующий день он возвращался домой, и по пути к станции ему пришлось миновать место гибели мистера Элдреда. Он не удержался и решил еще раз взглянуть на это место, хотя при воспоминании о том, чему оказался свидетелем, несмотря на солнечное утро, он начинал дрожать. С опаской он обошел поваленное дерево. На земле лежало что-то черное – он замер, но оно не шевелилось. Подойдя поближе, он обнаружил, что это – черная паутина; а когда он осторожно поворочал ее палкой, из нее выбежали несколько пауков и скрылись в траве.
Я думаю, не составит труда представить, каким образом Уилльям Гаретт из сотрудника библиотеки превратился в будущего хозяина Бретфидд Мэнор, которым в настоящее время владеет его теща миссис Мэри Симпсон.
Хор барчестерского собора
Вся эта история началась с того, что я читал «Джентльмен’з Мегезин» начала девятнадцатого века. И в отделе некрологов я обратил внимание на следующее сообщение:
26 февраля в своей резиденции на территории Барчестерского собора в возрасте 57 лет почил Преподобный Джон Бенуэлл Хэйнс, доктор богословия, архидьякон Суоэрбриджа и пастор Пикхилла и Кэндли.
Выпускник … колледжа в Кембридже, своим талантом и усердием он снискал уважение старших коллег, когда, получив первую степень, добился того, что имя его оказалось в первой строке списка студентов, особо отличившихся по математике.
Сданные с отличием экзамены обеспечили ему в дальнейшем звание члена Совета его Колледжа.
В 1783 году он был возведен в духовный сан и вскоре рекомендован своим другом и патроном, ныне покойным, его светлостью епископом Личфилда, на место приходского священника в Рэнкстоне-на-Эше. (…)
Он быстро продвигался по службе, сначала получил право на кафедру, а впоследствии сан регента Барчестерского собора, что, как и его выдающиеся способности, является убедительным свидетельством того огромного уважения, которым он пользовался. После неожиданной кончины архидьякона Пултни в 1819 году он стал его преемником. Его проповеди, все соответствующие принципам религии и почитавшейся им Церкви, отличались неординарностью, отсутствием религиозного исступления, утонченной эрудицией и христианской добродетелью. Лишенные неистового фанатизма и преисполненные духом истинного милосердия, они надолго останутся в памяти его слушателей. (Еще пропуск.)
Перу его, помимо прочего, принадлежит явно свидетельствующее о литературном таланте слово в защиту епископальной системы управления, которое – несколько раз внимательно прочитанное автором данного знака почитания его памяти – являет собой не в первый раз высказанный настоятельный призыв к свободе от предрассудков и к самостоятельности – именно в таких трудах нуждаются издатели нашего времени. К его опубликованным произведениям относятся написанная ярким и утонченным языком версия «Аргонавтики» Валерия Флакка, «Лекции о некоторых событиях из жизни Иешуа», прочитанные в его соборе, и несколько обвинительных слов, произнесенных им во время разного рода посещений духовенства его епархии. Они отличаются etc.[57]
Его учтивость и гостеприимство никогда не забудут те, кто имел счастье быть с ним знакомым. Его интерес к старинному и находящемуся в ужасном состоянии зданию, под чьим древним сводом он так тщательно выполнял свои обязанности, и особенно к музыкальному сопровождению обрядов, можно определить как сыновний, что является сильным и поразительным контрастом вежливому равнодушию, проявляемому большим числом прелатов собора в наше время.
В последнем абзаце, после оповещения, что доктор Хэйнс умер холостяком, приводятся следующие факты:
Можно было бы предсказать, что столь мирное и благодетельное существование завершится в глубокой старости кончиной, как плавной, так и спокойной. Но неисповедимы пути Господни! Мирное и уединенное затворничество, когда последний день жизни преподобного доктора Хэйнса уже был на исходе, было нарушено – так предназначила судьба, – нет, уничтожено трагедией, как ужасающей, так и неожиданной. Утром 26 февраля…
Но, может быть, мне лучше не приводить оставшуюся часть некролога, а сначала поведать о тех обстоятельствах, которые и привели к трагедии. Они теперь мне известны, хотя сведения о них я получил из других источников.
Некролог, выдержки из которого приведены выше, я прочитал давно, знакомясь с подобными статьями того же времени. Он меня слегка заинтересовал, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что, если мне не представится возможность заняться изучением местных архивов вышеуказанного периода, вряд ли стоит заниматься изучением личности доктора Хэйнса, и я отказался от расследования его истории.
Но недавно я составлял каталог манускриптов библиотеки
