Страхослов (сборник) - Коллектив авторов
– Весьма вероятно, сэр, что вы наткнетесь не на тот труп, учитывая, что это Уайтчепл, – ответил, не удержавшись, Кит, и тут же прикусил язык. Эбберлайн и Сам одобрительно загоготали, и Кит решил, что его спасению немало поспособствовал виски.
– Хэнбери-стрит, сэры, дом номер двадцать пять. По дороге сюда я попытался разыскать доктора Багстера Филипса, но в «Десяти колоколах» его не было.
– Сходи к нему домой. Если его и там нет, то ума не приложу, какую из своих любовниц он почтил сегодня своим вниманием, так что придется искать других костоправов, – вздохнул Мейкпис. – Но лучше бы это был он.
– Да, сэр. Приложу все усилия, сэр.
– Беги, Кит, тебе придется еще полгорода оббегать, прежде чем эта ночь закончится.
II
Визит в схрон в Лаймхаузе добавил еще двадцать минут к дороге до дома, но тут уж ничего не поделаешь. Обветшалый сарай был скрыт от посторонних глаз во дворе дома 14-а на Сэмуэль-стрит, и Кит был не единственным, кто мог пользоваться хранилищем, но он знал, что его визиты распланированы так, чтобы он ни с кем не пересекся. Китайцы понимали важность приватности лучше, чем кто-либо из знакомых Кита. С неменьшим вниманием они относились к уплате долгов, и Кит был рад, что это они должны ему, а не наоборот.
Он открыл ключом дверь сарая, когда сентябрьское небо уже слабо освещали лучи рассветного солнца, и, предусмотрительно заперев за собой дверь, вошел. В углу всегда горел фонарь, и в его свете Кит разглядел грязные следы ботинок на светлом березовом полу – признак того, что сюда приходят и другие люди. Интерьер схрона удивил бы любого, у кого нет ключа: не принимая во внимание грязные отпечатки обуви, это была чистая комнатка, вдоль стен которой располагались обитые кожей деревянные пароходные кофры. Даже самые отъявленные негодяи, использовавшие это место, не рисковали лезть в чужие ящики и предавать доверие соседей или китайцев, которые владели этим местом, – оно просто-напросто не стоило того. В одном из углов был люк, который тоже был заперт. От него у Кита ключа не было.
Его кофр находился рядом с этим люком, так что у Кита было много времени, чтобы рассмотреть его за прошедшие три месяца – не было случайностью, что именно столько времени он на данный момент служил в столичной полиции. Сняв замок, Кит поднял тяжелую крышку и вынул из кофра синее, почти такое же темное, как его форма, платье с турнюром и до нелепости узкими рукавами. Он встряхнул его, чтобы складки на бомбазине разгладились.
«Преимущество этого цвета, – подумала она, – в том, что никто не сможет сказать, что платье почти весь день пролежало на дне сундука». Девушка не могла припомнить момента – если таковой вообще был, – когда ей было бы удобно сидеть в юбке с турнюром. Кит – Кэтрин – Касвелл сняла с головы полицейскую каску и длинными пальцами почесала макушку. Ее волосы, рыжевато-каштановые, как у отца, были коротко подстрижены. В определенном смысле она была даже благодарна за то, что свои локоны ей пришлось продать изготовителю париков, чтобы купить лекарство Луцию – у нее были длинные, до талии, волосы, густые, мечта любой молодой девушки. И она получила за них неплохую цену. С тех пор Кэтрин то и дело исподтишка подстригала волосы, так, чтобы мать не заметила, – та лишь время от времени сетовала на то, что ее локоны не отрастают. Благодаря этому – и квадратной челюсти – Кит удавалось сойти за мальчика. Конечно, за несколько женственного мальчика, но все же мальчика, с голосом, достаточно низким для девушки, довольно высоким для парня, но не вызывающим подозрений, пока она говорила тихо.
Под платьем в сундуке лежали мириады нижних юбок и предметов белья, которые она ненавидела с каждым днем все сильнее и сильнее, особенно корсет. Даже лента вокруг груди, которая сжимала ее, чтобы та не была видна под формой, была менее неудобной и меньше давила. Перед тем как переодеться, Кит вынула все свои вещи из ящика и перетряхнула их на случай, если какие-нибудь насекомые решили, что им будет уютно тут жить. Но схрон содержали в чистоте, и Кит знала, что на самом деле переживать по этому поводу не стоит. А от туфель с бантами и застежками сбоку все время болели ноги. Кэтрин осмотрела себя в испещренном трещинами и крапинками зеркале, которое разместили хозяева этого места (Кит не тешила себя иллюзиями, что была единственным человеком, менявшим здесь личность), надела дурацкий капор кофейного цвета, украшенный лентами и шелковыми бабочками, и набросила на плечи короткую накидку от холода. Она выглядела респектабельно – лучшее, на что можно было надеяться.
Пробравшись сквозь колючие кусты и пройдя по влажной тропинке, Кит наконец вышла на аллею, предварительно тщательно осмотревшись, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает. Но поблизости был лишь китайский мальчик, дремлющий на табурете у задних ворот, – впрочем, когда Кэтрин проходила мимо, он кивнул ей. Это был лишь один из мальчишек в округе, державших нос по ветру, собирая информацию, которая может помочь общине, изучая, как идут дела, учась хранить секреты, обучаясь дюжинам разнообразных незаконных вещей, которые Кит однажды придется старательно не замечать. Но об этом нужно будет беспокоиться позже. Пока что терпимость и избирательная слепота были в общих интересах – за последние несколько месяцев Кит поняла, что порой в интересах закона следует не обращать внимания на кое-какие вещи, и вполне была готова применить этот принцип к собственной ситуации.
Путь до дома номер 3 на Ледиз-Мантл-корт занял десять минут. На улицы начала возвращаться жизнь, так что сейчас звук ее шагов был не единственным: булочники разносили заказы, мясники развозили туши по ресторанам и большим домам, грохотали телеги с углем, цветочницы подзывали прохожих – какофония, которая будет лишь усиливаться и не стихнет до самых сумерек. Хотя с тех пор как нашли тело Мэри Энн Никлоз, на улицах стало тише. Кит подумала, что теперь, когда к первой жертве присоединилась Энни Чэпмен, станет еще тише. Затем ей подумалось, сколько пройдет времени до того, как мужчины города или, по крайней мере, сутенеры и головорезы, заправляющие шлюхами, возьмут в руки оружие. Люди, жившие за счет этих женщин, ничего не имели против того, чтобы бить своих «работниц», но помоги боже тому, кто поднял руку на чужую шлюху, не заплатив за это. Дойдя до знакомой голубой двери, Кит отбросила эти мысли, придала лицу бессмысленно-почтительное выражение, вынула из потрепанной вельветовой сумочки маленький черный ключ – в сумочке лежал еще изящный носовой платок с вышивкой по краям и пара кастетов – и вставила его в замок.
– Ты все сделала? Кэтрин?
Боже милосердный, неужели мать ждала ее всю ночь? Кит глубоко вздохнула и вошла в крошечную гостиную квартиры, которую ее семья снимала в стареньком, но изящном доме миссис Киттридж. Да, Луиза Касвелл была там, сидела у затухающего камина, укрыв колени изношенным пледом. Ее вязание лежало на полу. Траурный чепец, который спустя три года после смерти мужа она все еще носила, криво сидел на тронутых сединой черных волосах, ниспадавших на худые плечи. Блестящие от лихорадки глаза смотрели на Кит, будто пытаясь заглянуть внутрь ее головы и выведать все секреты.
Девушка улыбнулась.
– Да, матушка. Доброго утра.
– Ты все сделала? – повторила Луиза, будто дочь только что не дала ей ответа.
Кит кивнула, пересекла комнату и погладила худую руку матери с цепкими пальцами.
– Да, матушка. Весь заказ. Госпожа Хэзлтон очень довольна.
– Так ты теперь побудешь дома? Она заплатила тебе? Луцию нужно еще лекарство. Она заплатила тебе?
Луиза уже долгое время считала, что Кит служит подмастерьем у модистки на другой стороне Темзы и что ее дочь задерживается на целую ночь, чтобы шить шляпы, – она верила, что изделия госпожи Хэзлтон из перьев и шелка, с бантами и бисером, вуалями и жемчугом были весьма востребованы. Луиза понятия не имела, что денег, которые Кит зарабатывала на той работе, было недостаточно, чтобы прокормить трех человек, один из которых был очень болен. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как Кит воплотила свой план, едва выяснила, насколько больше было бы ее жалование, если бы она была мужчиной.
