Татьяна Форш - Цыганское проклятье

Я слушал его и не слышал. В висках стучала мысль: уберечь. Уберечь Марьюшку от дьявольского семени, от богомерзкого союза! Моя дочь не станет приживалкой этого хлыща! Пусть я не смог отомстить Антону – тот умер как пес, но доченьку от крови их поганой я уберегу! А она умница – поймет! Простит… Забудет и станет счастлива вновь, без этого… прохвоста! Интересно, что он ей наговорил? Чем увлек? Какие клятвы, обещания давал?

– Ясно. – Я сделал над собой усилие и посмотрел ему в глаза. – Расскажите о семье вашей, Алексей. Кем был ваш отец?

– Военный. Он почти не бывал дома, считал своим долгом служить царю. Матушка часто расстраивалась по этому поводу. – Алексей улыбнулся уголком губ и коротко закончил: – Он погиб на службе. Героем.

Я до боли сжал кулаки. Твой отец никогда не был героем. Он отсиживался в казармах, когда другие подставляли под штыки грудь. Предавал своих товарищей, трусливо бежал с полей сражений. Только связи родителей спасли Антона от трибунала. К сожалению, я понял это слишком поздно, а именно в ту самую ночь, когда Антон и еще несколько солдат напали на беззащитных цыган.

Воспоминания нахлынули волной.

Вспомнилось, как за день до этого мы с Антоном разговаривали о нашей жизни. Мы тогда пили пиво и обсуждали, как будем жить дальше, когда вернемся домой. А на следующий день он сотворил то, что навсегда перечеркнуло нашу дружбу.

Сейчас я вдруг понял, что то, что произошло тогда, не было случайностью! Антон явно знал о моей встрече с Дариной. Не знаю как, но знал! И о нашем свидании знал! Вот почему он тогда исчез, когда я искал его по всей деревне. И Дарина не пришла не потому, что не захотела, он просто не позволил ей этого сделать. А потом вырезал, выжег табор и убил девушку у меня на глазах, якобы защищая меня…

Почему? Зачем? Я никогда не узнаю ответы на эти вопросы…

Глаза защипало от подступивших слез. Злясь на эту слабость, на себя, на этого щенка, уже решившего все за меня и за Марью, я что было сил ударил по столу. Чашка подпрыгнула и, выплеснув остатки чая на белоснежную скатерть, упала на пол и разлетелась на сотни осколков. Алексей вскочил на ноги, глядя на меня исподлобья. Такой же волчий взгляд, как и у его отца! Как заставить его раскрыть свою сущность в полной мере, чтобы Марьюшка сама отказалась от такого знакомства?

В гостиную вбежала Марья. Остановилась, глядя то на меня, то на Алексея, и сделала свой выбор, шагнув к нему. Не к своему отцу, а к подонку, который ее использует и выбросит после, как ненужную вещь! Нежно прильнув щекой к его груди, она вопросительно заглянула ему в глаза.

– Алешенька, что случилось?

– Ничего, Марьюшка. Силантий Матвеевич просто уронил чашку. Я обеспокоился, что он обжегся, и поднялся, чтобы узнать его самочувствие.

– Папенька! – Марья наконец-то бросилась ко мне. – Я услышала такой грохот, что подумала, будто люстра с потолка упала!

– Все хорошо, доченька. Я случайно. – Как же тяжело делать вид, что я спокоен. Я словно играл чужую роль. Отвратительную для меня роль. Но на кону стоит жизнь моей дочери, и я должен сделать все, чтобы она была счастлива. – Что с обедом?

– Скоро будет готов. Я приказала Катерине накрыть в столовой.

Обед прошел в напряженном молчании. Марья улыбалась и даже пыталась нас разговорить, словно чувствовала – что-то идет не так. Алексей не сводил с нее взгляда и отвечал невпопад, а я снова боролся с соблазном выгнать его прочь немедленно.

– Марья, мне нужно поговорить с твоим батюшкой с глазу на глаз, – вдруг попросил Алексей, когда трапеза подошла к концу.

– Хорошо. Я буду ждать тебя в саду, – улыбнулась она и выскользнула из-за стола, даже не посмотрев в мою сторону.

Горькая обида кольнула сердце, оставшись в нем больной занозой. Марья шла к двери, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с коими она любила играть в детстве, и в тот момент мне показалось, что она уходит от меня навсегда.

– Силантий Матвеевич, – начал молодой человек, как только мы остались с ним наедине. – Я не понимаю столь странного вашего поведения в отношении моей персоны, но готов выслушать все ваши претензии и исправить положение по мере своих сил и возможностей.

– Красиво говоришь. Это тебе от отца досталось, – усмехнулся я. – Только я не молодая дурочка, падкая на сладкие речи. Марья для меня дороже всего на свете, и я голыми руками глотку порву любому, кто посмеет ее обидеть!

Алексей вспыхнул и поднялся. Может, заготовил убедительную речь, но что мне от его слов?

– Ты немедленно уберешься из моего дома и больше никогда не вспомнишь о существовании Марьюшки. Сколько ты хочешь, чтобы оставить нашу семью в покое? Я могу привести в твою конюшню новых жеребцов, хоть целый табун.

– Вы впервые меня видите. Почему вы не верите в искренность моих намерений? Я жениться на вашей дочери хочу. Я люблю ее не меньше вашего!

– Я слишком хорошо знал твоего отца, чтобы верить тебе. – Я и сам не ожидал, что откроюсь ему, но молчать смысла больше не было. – Считал его другом, почти братом. В итоге он попытался увести мою супругу и убил мою любимую женщину.

Алексей замер с открытым ртом. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами и не знал, что ответить. Да и что он мог сейчас сказать? Что он вообще мог знать? Но его ответ меня обескуражил.

– Я знаю. Когда маменька меня сюда провожала, видел, как изменилось ее лицо при упоминании фамилии Русаловых.

– Что ты несешь, щенок? Откуда ты это можешь знать?

– Однажды я случайно услышал разговор матушки с ее сестрой. – Алексей присел на краешек дивана, явно готовясь к длинному рассказу. – Она говорила о том, что в юности мой отец не обращал на нее никакого внимания, а грезил лишь Софьей Соломатиной. Уже на балу, что устроила в честь внучки Евдокия Соломатина, я заподозрил неладное, но решил, что это лишь совпадение. Однофамильцы. Но, как оказалось потом, ошибки не было. Моя бедная матушка всю жизнь страдала по отцу, потому как любила, а он рассказывал ей, как под окнами Софьи пропадал, какие цветы ей носил и какие читал стихи. Однажды маменька в его сюртуке обнаружила медальон. Он хранил внутри маленький портрет, на котором была изображена юная Софья Соломатина. Еще до замужества с вами, Силантий Матвеевич. Отец всю жизнь хранил этот медальон.